— Мальков, ты в какой ресторан ходил? — пристает Витька Бойцов.
— «Победа», — с важным видом отвечаю я.
— Что там ждал?
— Обеда.
Ушедшие с головой в стенгазету Володька Виноградов и Катя Борисова невольно прислушиваются к нашему диалогу. А мы с Витькой, заметив их навострившиеся уши, и рады стараться. Наверняка они не слышали этого прикола:
— А что случилось?
— Беда.
— Что-нибудь пропало?
— Еда!
— Ты плакал?
— Да.
— Как?
— А-а-а!..

— Мальков, ты в какой ресторан ходил? — пристает Витька Бойцов.

— «Победа», — с важным видом отвечаю я.

— Что там ждал?

— Обеда.

Ушедшие с головой в стенгазету Володька Виноградов и Катя Борисова невольно прислушиваются к нашему диалогу. А мы с Витькой, заметив их навострившиеся уши, и рады стараться. Наверняка они не слышали этого прикола:

— А что случилось?

— Беда.

— Что-нибудь пропало?

— Еда!

— Ты плакал?

— Да.

— Как?

— А-а-а!.. — хнычу я, закрывая лицо руками, чтобы не рассмеяться.

— Мальков, хватит дурачиться! — сквозь зубы цедит Катя с интонацией нашей классной. Я подмечаю, что они чем-то похожи. Только Валентина Петровна – учительница, а Катька — шестиклассница. Но обе — что Валентина Петровна, что Катька — привыкли, чтобы все было по-ихнему.  

— Уж и пошутить нельзя, — уступаю я, зная, что Борисову не переспорить. Круглая отличница все равно настоит на своем. Но попавшая в рот смешинка сделала свое дело: чем больше я стараюсь подавить смех, тем сильнее хочется смеяться.

— Кто сочинил Марш юных пионеров? — развернув сложенный пополам тетрадный листок, зачитывает Володя Виноградов.

Большелобый, с россыпью веснушек на щеках семиклассник выразительно смотрит в нашу сторону:

— Кто сочинил Марш юных пионеров?

— В смысле? — деловито переспрашивает Катя, поправляя пионерский галстук. Как и подобает прилежной ученице и председателю совета пионерского отряда, она даже в библиотеку ходит в коричневой школьной форме с белым фартуком и алом галстуке. — Кто написал музыку или текст?

— Это вы про песню «Взвейтесь кострами, синие ночи»? — подает голос Генка Мальгин, второй после Виноградова всезнайка. — Ее написал поэт Александр Жаров.

Витька, кажется, знает все на свете. О чем бы ни заходил разговор, он тут как тут — маленький, удаленький, сквозь землю прошел, красну шапочку нашел. Это о нем, Генке Мальгине: школьный вундеркинд, к сожалению, не вышел ростом.   

— Точно? — переспрашивает Катя.

— Сейчас проверим, — Виноградов в начищенных до блеска ботинках сорок второго размера лихо топает к книжным стеллажам и, как кирпич из кладки, вытаскивает увесистый том Большой советской энциклопедии.

Пока он ходит туда-сюда, меня и Витьку Бойцова снова раздирает смех. Мы строим друг другу рожи. И под занавес нашего маски-шоу, пользуясь воцарившейся тишиной, я выдаю:

— Кошка сдохла — хвост облез. Кто слово скажет — кошку съест!

Витька в приступе смеха складывается пополам.

— Мальков! — Катя Борисова готова меня убить.

— Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы — пионеры, дети рабочих… — запеваю я. — Близится эра светлых годов, клич пионеров — всегда будь готов!

— Леша, прекрати дурачиться! — Виноградов тупо листает энциклопедию. Какой-то он заторможенный. Я бы уже давно все нашел. Наконец-то Володя подает голос:

— Жаров Александр Алексеевич. Год рождения — 1904-й. Русский советский поэт… Катя, пиши!

— Почему опять Катя? Пусть Мальков пишет, вместо того чтобы рожи строить!

— Леша, бери ручку! — тоном, не терпящим возражений, командует Виноградов.  

Раз в неделю — по воскресеньям —

мы собираемся в библиотеке на занятия кружка «почемучек». Хотя то, чем мы занимаемся в плотно заставленном столами читальном зале, вряд ли попадает под определение кружка. Мы ничего не выпиливаем, не танцуем и не поем, а всего лишь роемся в разных книгах, справочниках и журналах, чтобы ответить на вопросы своих ровесников.

Записки с вопросами юные читатели бросают в картонную коробку с надписью «Для почемучек». А мы, те самые почемучки, раз в неделю их оттуда выуживаем и вместе с ответами помещаем в стенгазету. За время существования кружка вышло шесть газет. Сегодня мы сделаем седьмую. А завтра она будет красоваться на стене под портретами Пушкина и Горького.  

— Какие же вы у меня молодцы! —

с придыханием произносит  библиотекарша Генриетта Николаевна, молодая, умная и красивая женщина. — Ничего подобного у нас в городе еще не было! Вы первые! Представляете, мы этот опыт распространим на весь район, да что там район — на всю область!.. А к октябрьским праздникам самые активные кружковцы  будут отмечены почетными грамотами.

Читать я научился задолго до школы. По вывескам магазинов. Зная, чем в них торгуют, я находил знакомые буквы и складывал их в слоги: «Мо-ло-ко», «Про-дук-ты», «Тка-ни». Это казалось мне игрой. Разобравшись с самыми трудными — «Галантереей» и «Парикмахерской», я взялся за лозунги. По гигантским буквам на крыше госбанка узнал, что есть «Слава КПСС». Над проходной швейной фабрики прочитал, что «Народ и партия — едины!» Но при всей любви к Владимиру Ильичу Ленину, тело которого покоилось в Мавзолее, не мог понять, почему «Ленин и теперь живее всех живых!»

С четвертого класса, пока соседские мальчишки еще палили друг в друга из пластмассовых пистолетов, я уже играл дома в библиотеку. На сложенных пополам тетрадных листочках красиво выводил цветными карандашами фамилии писателей: Роберт Стивенсон, Александр Дюма, Даниэль Дефо, Джек Лондон… Все мои «книжки» помешались в одной коробке, время от времени я устраивал в ней инвентаризацию и добавлял новых авторов.

А в пятом нашел в куче школьной макулатуры старенькую, но еще вполне сносную книжку рассказов Ивана Сергеевича Тургенева. Сунул под пиджак и унес домой. С тех пор я, как партизан, постоянно забирался в школьный сарай, где хранилась макулатура. И вскоре к Тургеневу добавились зачитанная до дыр «Хижина Дяди Тома», «Басни»  Ивана Андреевича Крылова и второй том из собрания сочинений Виктора Гюго. Я тащил домой все. И на деревянной полке для головных уборов, где пылились отцовская фетровая шляпа, клетчатая кепка и мамин берет, корешок к корешку выставлял настоящую, а не сделанную из тетрадных листов библиотеку. Я взялся за дело настолько серьезно, что на каждую книгу завел карточку, запасся читательскими формулярами и стал ждать посетителей.

Первым в мои библиотечные сети попал дядя Боря — высокий неопрятный пятидесятилетний сосед с розовой проплешиной на затылке. Он частенько наведывался к бабушке за деньгами. На пиво. Но одним пивом дело не ограничивалось. На следующий день Борис Петрович с осунувшимся небритым лицом и мешками под глазами наведывался снова. И просил очередную трешку до первого числа. Первого числа дядя Боря получал зарплату. Тут я его и подловил.

— Борис Петрович, почитать на досуге ничего не желаете?

— Ик! — икнул тот.

— Есть в наличии Виктор Гюго, Гарриет Бичер-Стоу, Тургенев, Крылов…

— Крылов — это тот, что блинами объелся? Давай, если не жалко… Почитаю своей про Мартышку, — взяв книгу, ухмыльнулся сосед.

Следующей читательницей стала Настасья Ивановна — восьмидесятилетняя бабушкина подружка с темным, словно обожженным, морщинистым лицом, несуразно большими руками с уродливыми ногтями. Она приходила к нам каждый вечер на посиделки. В синей курточке-болонье, черном платье и черном платке она усаживалась возле дверей на табуретку, убирала под себя ноги в резиновых сапогах и, прикрыв глаза, слушала с бабушкой по репродуктору передачу «Встреча с песней». Пользуясь моментом, я, как завзятый агитатор, стал уговаривать бабушку Настю записаться в библиотеку.

— Куды? — не понимала та, теребя неопрятный носовой платок. И только после того, как моя бабушка всем своим видом дала ей понять, что это игра и лучше согласиться, уступила: — Записывай!

Я выдал бабе Насте найденную в школьном сарае брошюру «Ветеринарная санитария на молочных фермах». Она все равно не умела читать, более интересные книжки я решил приберечь для других.

— Распишитесь!

Настасья Ивановна поставила в читательском формуляре крестик.

Потом была еще одна бабушкина знакомая — Ольга Александровна. Сосед Никитин с первого этажа. И мой закадычный дружок Витька Бойцов — его я тоже уговорил записаться. И даже выдал самую лучшую книгу — «Хижина дяди Тома». Но где-то через полгода мне надоело выдавать одни и те же книжки одним и тем же читателям. И моя «библиотека» на полке для шляп закрылась до лучших времен.  

Володя Виноградов с учительской интонацией зачитал очередной вопрос:

— Когда в нашей стране  была создана пионерская организация?

— 19 мая 1922 года на II Всероссийской конференции РКСМ, —

блеснул знаниями Генка Мальгин. — Изначально она называлась «Юные пионеры имени Спартака». А 21 января 1924 года, в день смерти Владимира Ильича Ленина, ей было присвоено его имя.

— Мальков, записывай! — на этот раз командует Борисова.

— Записываю, — пыхчу я. — 19 мая 1922 года… Ну и вопросики  сегодня, как на пионерском собрании! Вот в прошлый раз, помню, девочка задала вопрос: почему волка называют санитаром леса? А какой-то мальчик спрашивал, сколько лет живут слоны.

— Мальков, не отвлекайся! Смотри, чего пишешь: ВЛКСМ, а надо РКСМ!

Я понимаю, сейчас меня убьют, но выручает Витька Бойцов.

— А знаете, как СССР расшифровывается? — интригующе произносит он и тут же выдает: — «Старик Стирал Старухины Рейтузы»! А как США, знаете?

Мы молчим.  

— «Средняя Школа Алкоголиков».

Витька в запале. Если его не остановить, он всеми способами будет стараться всех рассмешить. И точно, припав к моему уху, он поет: «Один американец засунул в ж… палец и думает, что он заводит граммофон!»

Я прыскаю со смеху. Сзади подкрадывается Генриетта Николаевна. На библиотекарше длинная замшевая юбка с большими пуговицами вдоль разреза и ярко-голубой свитер. Светлые крашеные волосы зачесаны назад и схвачены пластмассовой заколкой.

— Ну что, мои золотые? — улыбается она ярко-красными напомаженными  губами. — Не слишком сложные вопросы?

— Ерунда! — по-деловому отвечает Виноградов, тайно влюбленный в библиотекаршу. — Но Мальков говорит, что как на пионерском собрании.   

— Леша, правда?

— Ага, — отвечаю я. — Лучше бы спросили, сколько лет живут обезьяны…

— А при чем тут обезьяны? — не понимает Генриетта Николаевна. — Хорошие вопросы. В библиотеке записаны сорок семь читателей школьного возраста. Им все интересно. Когда создана пионерская организация, каким законам подчиняются советские пионеры, как погибли Павлик Морозов и Володя Дубинин. Или ты думаешь, что это я специально такие вопросы подбираю?

Я молчу, потому что действительно так и думаю. Но не понимаю зачем. В подобных ситуациях мама мне говорит: промолчишь —

за умного сойдешь.

— Вопросы в нашей стенгазете должны быть серьезные, а не какие-нибудь примитивные, вроде — сколько ног у сороконожки? Конечно, и такие вопросы имеют право на существование, но на них мы ответим в следующем номере. А теперь вопрос на засыпку, дорогие мои пионеры. В чем заключается  торжественная клятва советского пионера? Помолчи, Володя. Пусть Мальков ответит.

— Горячо любить свою Родину, — боясь что-то напутать, припоминаю я. — Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия…

— Молодец!

Как только мы выходим на улицу, Витька Бойцов отводит душу:

— Катька — дура, хвост надула и по речке поплыла! А Володька-дурачок съел опарышей бачок.

Из нашего 6«б» класса в библиотеку клуба имени Горького я записался в первой тройке. После Витьки Бойцова и Катьки Борисовой. И сразу стал не просто читателем, а еще членом кружка «почемучек». Больше всего в отличие от детской библиотеки мне здесь нравилось, что в читальный зал можно было приходить в любое время. Днем. Вечером.

И вот, пока я как-то вечером, сидя в углу за кадками с фикусами, разглядывал картинки в журнале «Советский воин», в библиотеку пришел круглолицый молодцеватый мужчина. На нем был темно-синий костюм, клетчатая рубашка и черный в белую горошину галстук. Судя по тому, что к библиотекарской стойке он прошел, слегка пританцовывая, у незнакомца было хорошее настроение.

— Здравствуй, радость моя! — пропел он, обнимая библиотекаршу. — Какие планы на вечер?

— Петр Аркадьевич! Петр Аркадьевич! — уворачиваясь от его объятий, зашептала Генриетта Николаевна. — Мы же не одни!  

— А кто тут еще? — воровато оглядываясь вокруг, насторожился Петр Аркадьевич. — Дремлющий пацан под фикусом не в счет! — мужчина перешел на шепот, но мне все равно было слышно, о чем он говорит. — А я сегодня опять один, представляешь? Супруга укатила в губернию на научно-практическую конференцию… На два дня… Приглашаю в гости…

— Петр Аркадьевич, что вы такое говорите! — рассмеялась библиотекарша. — Кот на крышу — мыши в пляс?

— Ты моя лучшая кошечка…

Как я ни старался не смотреть в их сторону, глаза все равно не слушались. Мне было видно, как, встав позади тети Геты, мужчина обнимает ее за шею.

— Я не слышу твоего «да»…

— А я твоего…

— В смысле?

— В смысле приема кандидатом в члены партии… Третий месяц обещаешь поставить на парткоме мой вопрос…

— Поставим, Геточка, обязательно поставим! И примем, как только будет возможность… Поверь, я от своих слов не отказываюсь. Пока познакомишься с программой и уставом КПСС, проявишь свои личные качества… Ты же не маленький ребенок, прекрасно понимаешь, что это не так-то просто.

— Вот и ты меня, Петя, пойми, мне тоже не так просто ходить к тебе ночевать…

— Геточка, послушай меня, для вступления нужны рекомендации…

— Так напиши! Или за полгода наших встреч ты во мне еще не разобрался?

— Не надо путать личное с общественным. Я все-таки секретарь парткома и не могу писать рекомендации. Это должны сделать коммунисты со стажем…

— А ты их попроси! Как секретарь парткома! Или я сама попрошу. Завтра подойду к Надежде Федоровне Гореловой, нашей прославленной ударнице коммунистического труда, кажется, она неплохо ко мне относится. Или к Борису Матвеевичу Воронько, тоже заслуженному человеку, кавалеру ордена Трудового Красного Знамени.

— Но он не член КПСС… Геточка, пойми, тут дело в общем-то не в рекомендациях…

— А в чем?

— Как бы тебе сказать…

— Как есть, так и скажи!

— Пойми меня правильно. В горкоме партии существует установка, что на одного вступающего ИТР нужно принять трех рабочих. А библиотекарь — это такой же ИТР, как, скажем, начальник транспортного цеха… У нас же полгода лежит заявление от главного инженера Петрова, вчера написала заявление заведующая  столовой Климова Мария Александровна…

— Вот и иди к своей заведующей столовой, из вас получится отличная пара!

Я сочувствовал тете Гете. Чем она хуже какой-то там заведующей столовой — толстой, отъевшейся на казенных харчах тетки под полтора центнера весом! Чего она такого сделала, чтобы ее в партию принимать?

Я хотел озвучить свое мнение библиотекарше, в воскресенье даже на час раньше других кружковцев пришел. Но, как нарочно, снова нарисовался Петр Аркадьевич.

— Здравствуй, моя радость! — игнорируя мое присутствие, заговорил он. — А у меня сегодня инструктор горкома Кудряшов был. О делах поговорили, о членских взносах, о делегате на конференцию. Время  к обеду. Думаю, надо гостя чайком побаловать. Но Александр Иванович человек прямой. Чай не водка, говорит, много не выпьешь. Я намек понял и сбегал в магазин. Хорошо посидели, душевно… За водочкой я ему о тебе сказал. Есть, мол, у нас один хороший человечек на прием. Кудряшов, естественно, поинтересовался, кто такая, откуда, как в общественной жизни участвует. Я говорю, в добровольной народной дружине состоит, в художественной самодеятельности занимается. Про кружок твой при библиотеке сказал. Он-то, кстати, заинтересовал Кудряшова больше всего. «Это хорошо, — говорит. —  Коммунистическим воспитанием молодежи нужно заниматься со школы. Не помню, чьи слова, но кому принадлежит молодежь — тому принадлежит будущее!»

— И что дальше? — с показным равнодушием заметила тетя Гета.  

— Это ты зря так, моя радость! Кудряшов — очень полезный человек. Перед заседанием бюро горкома все кандидаты проходят партийную комиссию. А ее курирует Александр Иванович, и ветераны партии прислушиваются к его мнению. А как не прислушиваться, если он отвечает за обеспечение ветеранов партии и комсомола продовольственными пайками к праздникам! Ну что, ласточка, что у тебя с рекомендациями?

— Все нормально. Надежда Федоровна Горелова написала, Ильина Вера Борисовна, та, что заводской комитет народного контроля возглавляет, я ей частенько с нужной литературой помогаю. Горком комсомола, надо полагать, тоже в стороне не останется.

 

К октябрьским праздникам мы ждали обещанных тетей Гетой почетных грамот. Мы уже видели их —

красивые, с портретом Ленина, красными знаменами и лозунгом «Под знаменем марксизма-ленинизма, под руководством Коммунистической партии — вперед к победе коммунизма!».

На моей почетной грамоте было написано: «Награждается библиотекой клуба имени Горького ученик 6«б» класса средней школы N 3 Мальков Алексей за активное участие в кружке «почемучек». Зав. библиотекой Г. Н. Крючкова».

В первых числах ноября клуб празднично преобразился. Фасад украсил огромный портрет Владимира Ильича Ленина. На углах развевались красные флаги, а на крыше по вечерам светилась праздничная иллюминация: «Наша цель — коммунизм!» И слова эти были обращены не только к жителям нашего маленького городка, а, казалось, ко всему прогрессивному человечеству, космосу и звездам.

На торжественное вручение грамот должен был прийти секретарь парткома завода Петр Аркадьевич Баранов…

Но случилось ЧП. Все почемучки, нарядные, с пионерскими галстуками, а Володя Виноградов с комсомольским значком, уже собрались в читальном зале, но вместо Петра Аркадьевича явилась какая-то расфуфыренная тетка. Как потом мы узнали, супруга парторга. Они с Генриеттой Николаевной сразу уединились за книжными стеллажами. А потом мы услышали возню. И увидели, как расфуфыренная тетка попыталась ударить библиотекаршу дамской сумочкой, но Генриетта Николаевна оказалась проворнее: разбила непрошеной гостье нос и вырвала клок волос…

Почетных грамот после этого инцидента мы не увидели. Как не увидели больше и нашу библиотекаршу Генриетту Николаевну. Говорили, что она уволилась и переехала жить в другой город.

На ее место пришла пятидесятилетняя Вера Георгиевна, бывшая учительница. И «почемучки» сразу прекратили свое существование. Вера Георгиевна не готовилась вступать в партию, и общественные поручения ей были ни к чему. Да и мы после случившегося как-то сразу повзрослели. И уже не горели желанием выпускать какие-то стенгазеты. Нам с Витькой Бойцовым было куда интереснее забраться у него в сарае на полати и распевать: «По долинам и по взгорьям шли ребята в огород, чтоб оттуда взять морковку и отправить ее в рот…»

Публикуется в сокращении.