Трагедия в Ярославле с семьей Миролюбовых уже стала забываться, только не для тех, кто хорошо знал Николая и Валентину. Их друзей по-прежнему продолжает мучить вопрос: как такое могло случиться? Кто же убийца? ПОМНЮ темный вечер четырнадцатилетней давности. Я лежала в тяжелейшем гриппе в маленькой комнате своей квартиры. Муж, по обыкновению, писал что-то. Зазвонил телефон, и приятельница из Ярославля каким-то не своим, низким голосом произнесла страшную весть: «Убили Миролюбовых.
Трагедия в Ярославле с семьей Миролюбовых уже стала забываться, только не для тех, кто хорошо знал Николая и Валентину. Их друзей по-прежнему продолжает мучить вопрос: как такое могло случиться? Кто же убийца?
ПОМНЮ темный вечер четырнадцатилетней давности. Я лежала в тяжелейшем гриппе в маленькой комнате своей квартиры. Муж, по обыкновению, писал что-то. Зазвонил телефон, и приятельница из Ярославля каким-то не своим, низким голосом произнесла страшную весть: «Убили Миролюбовых. Приезжай на похороны». И сообщила подробности: предполагают, что случилось это среди бела дня, между тремя и пятью часами. Тела нашли в квартире.
С Валей Миролюбовой я работала в редакции газеты «Юность» в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов прошлого века. Я отдала этой молодежке лет пять, потом перешла собкором в «Северный рабочий», уехала в Мышкин. А Валентина с ранней молодости и почти до пенсии работала в «Юности», сначала учетчицей в отделе писем, потом в секретариате. Времена были некомпьютерные, макеты делали от руки. Она могла за каких-нибудь полчаса накидать несколько вариантов одной полосы. Но главное, она была у нас хранительницей традиций и живого духа редакции.
А дух такой, что в молодежке человек должен чувствовать себя бодрым и окрыленным, не унывать, что бы ни случилось. Она всегда брала под свою опеку новичков, тех, кто нуждался в этом. Когда в редакцию пришла работать секретарем-машинисткой девушка с роскошными, до пояса волосами, красивая, но несколько скованная, молчаливая, Валя сразу же ее спросила задорно: «Тебя как звать лучше — Зема или Фира?» Земфира засмеялась. И правда смешно, нигде ее так не называли, да и здесь, в редакции, не прижилось. Так и звали ее полным именем, длинно и красиво: Земфира.
В редакции «Юности» тех лет, как мне помнится, не было конфликтов. Конечно, на летучках спорили о качестве материалов, но никогда не переходили на личности. Относились друг к другу доброжелательно, и тон этому часто задавала Валентина. Когда в редакцию пришла работать Лена Соколова, талантливая журналистка, но с хрупким здоровьем, Валя первая с ней подружилась. В больницах навещала и в коммуналку к Лене на проспект Ленина забегала. Но чаще к себе домой приглашала. Лена по темпераменту полная противоположность Валентине: медлительная, неторопливая. Валя необидно поддразнивала: «Ну что, опять носовые платки замочила, не сможешь прийти?»
Когда я по ошибке врачей угодила в инфекционное отделение с подозрением на гепатит, уже на второй день меня навестила в моем унылом заточении Валя. Стояла во дворе на горке битого красного кирпича и кричала что-то сочувственное и жизнерадостное. На следующий день меня выпустили, а подруга как ни в чем не бывало сказала: «Я так и знала, что ты здорова. Чтобы не было врачебных ошибок, надо реже ходить в больницу».
Валентина Миролюбова редко говорила о себе, никогда — о своих проблемах. Как-то летом захожу в умывальную комнату к зеркалу — Валя расстроенная, такой я ее не видела никогда.
И замкнутая — не подступиться. Я в отдел к Лене Соколовой: «Пойди поговори с Валей, у нее что-то случилось».
Пробыли они вдвоем долго. Валя не выдержала, расплакалась, рассказала, что после туристической поездки за рубеж муж Николай простудился, попал в больницу. Что-то с легкими. Они любили друг друга, представить одного без другого было трудно. Потом, когда Коля поправился, Валя стала такой же, как всегда: бодрой, похожей на озорного подростка.
Она, всегда ко всем доброжелательная, умела отстаивать свое мнение. Был такой случай. Новый редактор молодежки решил сменить ответственного секретаря, сказал об этом на летучке. Драмы-то никакой нет, руководителю выбирать, кто будет у него помощником. Но дело происходило в отсутствие ответственного, и Валентина возразила — мол, сначала бы с человеком надо поговорить, а потом и коллективу объявлять. Спокойно сказала, без задора. А прозвучало!
Почти каждый отпуск Миролюбовы путешествовали. В молодости Валентина была членом какого-то туристического клуба и с многочисленными друзьями, накинув рюкзак на плечи, часто отправлялась в походы. Замужество внесло в жизнь свои коррективы. Мягкий, интеллигентный Николай любил, как он выражался, отдыхать цивилизованно. Из своих поездок они привозили много снимков, впечатлений. Дома, в скромной «хрущевке», был высоченный стеллаж с книгами. Николай много читал, занимался книжным переплетом.
Из Ярославля мы с мужем и маленькой дочкой уехали в 1984 году. Уходить из «Юности» не хотелось, уезжать из Ярославля тоже. Но дочка болела, рассчитывали на вольном воздухе подрастить ее и снова вернуться в областной центр. Тогда такой вариант был возможен. Провожать нас пришла почти вся редакция «Юности», помогали вещи грузить. И Валя Миролюбова, конечно же, была. Попрощались, как тогда казалось, ненадолго.
Первые годы я часто по рабочим делам бывала в Ярославле и почти всегда заходила к Миролюбовым. Коля был художником, и все в квартире говорило об этом. На кухонном потолке размещалась карта мира. Почему не звездного неба? Очень бы им подходило. Хотела спросить об этом, но так и не спросила. В восьмидесятых на циферблате настенных часов вместо цифр появились буквы. Из них складывалось слово «перестройка». У нас дома в Мышкине до сих пор хранится бумажная яркая коробочка в форме петушка — это Валя, добрая душа, всем малолетним детям своих многочисленных друзей и приятелей собирала подарки на Новый год и упаковывала в такие оригинальные коробочки, сделанные руками мужа.
Шли годы, а Миролюбовы будто не менялись. Моложавые, красивые, всегда жизнерадостные. Я не видела их в гробах и поэтому запомнила живыми. После случившейся в их квартире трагедии я следила за газетами. Они, конечно, не промолчали. Информировали. Но информация была скудная. Следствие с самого начала далеко не продвинулось. Все думаю: неужели не было свидетелей среди бела дня, от трех часов до пяти, кто бы видел убийцу? Как он звонил в квартиру, как Николай открывал ему дверь…
Кому нужна была эта смерть и кому нужен покров тайны над ней? Вряд ли узнаем. Тогда, 14 лет назад, я была более наивна. Считала, что найти убийц при желании ничего не стоит. И наказать. Теперь думаю, что ничего другого и быть не могло. Не понаслышке знаю, как ищут у нас преступников. Полтора года назад моему мужу Николаю Смирнову в темноте «помогли» упасть с волжского обрыва. И в Мышкине в больницу, и в Ярославле к нам приходил следователь. Он с упорством, достойным лучшего применения, выяснял, не было ли в тот вечер 12 ноября ссоры между мной и мужем. В последнем ответе на наш запрос написано, что «факт ссоры не подтвердился». Спасибо, родные, уважили! А мои показания о том, что я видела компанию вертлявых, возбужденных людей под березами у дома ремесел, когда шла следом за мужем, ни в какие протоколы не попали.
Если бы я находилась в те дни после драмы не в ярославской больнице, а в Мышкине, то, конечно, прошла бы по всем злачным местам и выяснила, какие компании гуляли на бульваре. Говорила об этом нашему Шерлоку Холмсу. Тот заносчиво отвечал: «Мы знаем, что надо делать».
Много раз мне и знакомые, и малознакомые люди задавали один вопрос: «За что? Ведь Смирнов никому плохого не сделал». Те, кто делает плохое, отгородились от людей и мира собаками, охранниками и высокими заборами с телекамерами.
Миролюбовы тоже ничего плохого никому не делали. Напротив, их очень любили и уважали все, кто знал. Журналисты бывают неугодны в одном — они называют вещи своими именами. Или же знают, в силу своей профессии, многое, чего лучше бы им не знать. И чем порядочнее, честней человек, тем больше шансов у него на трагедию. Количество зла в мире нарастает. И миру уже не нужны порядочные, честные, которые могут возразить, противодействовать. По этим же законам и уход из жизни таких людей остается тайной.
