Страна с влюбленными берегами

В Литву я ехал с давним предубеждением, что литовцы плохо относятся к русским и даже отказываются говорить по-русски. Вернулся я из Литвы очарованный красотой ее природы и городов и приятно пораженный добросердечием людей.

СТАВШИЙ ГОРОДОМ ВЕЩИЙ СОН

Национальный флаг, развевающийся над Вильнюсом на башне Гедиминаса, в начале октября великолепно гармонировал с одетыми в багрец и золото деревьями и кустами на изумрудно-зеленых склонах Замковой горы. На вершину горы можно подняться по серпантину мощеной дороги. Следуя этим путем, никак не миновать памятник основателю Вильнюса — великому князю литовскому Гедиминасу. Согласно древнему преданию, он охотился в здешних местах, устал и выбрал место для ночлега возле высокого холма. И приснился ему огромный волк в стальных латах, который, стоя на холме, выл так, словно целая стая волков.

Пробудившись, князь стал допытываться у языческих волхвов, что бы это значило. Они ему растолковали вещий сон: «Боги повелевают тебе заложить на этом месте город. И будет этот город очень сильным и будет процветать. Его будут знать по всему миру».

Гедиминас внял пророчеству и на холме возле слияния речки Вильни с рекой Вилией заложил замок, вокруг которого вырос город. Возраст города точно не известен. Но в письме Тевтонскому ордену от 2 октября 1323 года великий князь литовский Гедиминас называет Вильну «стольным градом». Что написано на бумаге пером — резцом вырезано на огромном валуне, памятном знаке, установленном в центре города в 1973 году в честь 650-летия основания Вильнюса.

После смерти Гедиминаса на протяжении второй половины XIV века и в начале XV века замок неоднократно осаждали войска Тевтонского ордена. Но всякий раз они получали по рогам на шлемах-ведрах от Гедиминовичей — его сыновей и внуков, правителей литовских. Внуки Гедиминаса — великий князь литовский Витовт и польский король Ягайло — при поддержке бравых смоленских дружинников и славного чешского вояки Яна Жижки вовсе поотшибали рога крестоносцам в ходе Грюнвальдской битвы в 1410 году.

После такой взбучки тевтонцы присмирели — воевать с Литвой не смели. Витовт же перестроил и укрепил пострадавший от пожара в 1419 году Верхний замок и вместе с Нижним замком превратил Замковую гору и подступы к ней в единый укрепрайон с мощными башнями и прочными стенами. Свою мощь крепость продемонстрировала в XVII веке во время войны Речи Посполитой с Московским государством.

Русский воевода Даниил Ефимович Мышецкий «сидел в замке от польских людей в осаде без пяти недель полтора года, принимал от неприятелей всякие утеснения и отстоялся от пяти приступов». Вместе с воеводой сели в осаду летом 1660 года от 700 до 1300 человек, а королевских солдат было числом многократно больше. Но, к досаде польского короля и великого князя литовского Яна II Казимира, все штурмы были отбиты русскими с великим уроном для атакующих. Осада Виленского замка затянулась до ноября 1661 года.

Слыша ропот среди уцелевших воинов, а вместе с воеводой «осталось от осадной болезни только 78 человек», Мышецкий затеял переговоры с польским королем, замышляя при этом взорвать полуразрушенный замок. Измученные и израненные солдаты, у которых появился шанс сохранить жизнь, увидев, что воевода готовит бочки с порохом для подрыва, схватили Мышецкого, заковали в железо и открыли ворота польским людям. Комендант крепости, показавший отвагу, вопреки рыцарскому кодексу чести того времени, был осужден королевским судом на смертную казнь.

Да простит меня Даниил Ефимович, но я рад, что его замысел не удался. В огне смертельном, в пороховом дыму, когда под ядрами и пулями надвигавшихся, словно грозовые тучи, врагов гибли его боевые товарищи, бесстрашному воеводе было не до красот Вильны. После 16-месячной осады замок обратился в руины. От былого величия твердыни остались западная башня, которую как раз и называют башней Гедиминаса, фундамент южной башни и фрагмент каменной оборонительной стены. Но и то, что сохранилось спустя три с половиной столетия, впечатляет.

ДУХ ОСТРОВНОГО ЗАМКА

Над водами живописного озера Гальве возвышаются величественные башни Тракайского замка, опоясанного мощной крепостной стеной, — единственного островного замка в Восточной Европе, неприступной резиденции великого князя литовского Витовта.

К Тракайскому замку ведет длинный и узкий деревянный мост. По нему бок о бок пройдут три-четыре человека. Пока враги муравьиной вереницей движутся, их обстреливают со стен и башен из луков и арбалетов. А еще замок был оснащен 15 пушками. Для пущей безопасности защитники могут разобрать часть моста, а в экстренном случае поджечь его.

Но если бы враги проникли за подъемные ворота и стальную решетку, то внутри главной башни они бы оказались в мышеловке, поскольку впереди — еще одни ворота, закрывающие доступ во двор княжеского дворца, а сверху, из укрытий, летят стрелы, камни, льются кипящая смола и крутой кипяток.

Ладно, ворвались-таки враги во двор. И опять засада. Двор — это прямоугольник размером примерно 100 х 50 метров. Сверху, над головой, такой же прямоугольник неба. А еще над головой нависают деревянные галереи-переходы, откуда с четырех сторон врагов разят защитники княжеского замка под командованием самого великого князя литовского. Ясное дело, он сам будет командовать, поскольку это последний рубеж обороны.

Напоследок, когда врагам все-таки удалось бы подняться по крутым лестницам на галереи, можно затвориться за дверями дворца, за которыми находятся зал приемов, княжеские покои, сокровищница, хозяйские и служебные помещения. Между спальней князя и казначейской палатой был тайный ход, который вел во внутренний двор. Так что у князя и его домочадцев при наихудшем варианте развития событий оставался шанс скрыться от врагов. Но такого шанса не представилось ни одному великому князю литовскому, поскольку Тракайский островной замок ни разу не взяли приступом враги…

Замок на острове после трехсот лет пребывания в летаргическом сне был восстановлен советскими реставраторами в первозданном виде, и вот уже полвека там располагается музей. Если в средневековых замках и впрямь водятся привидения, то в Тракайском замке это дух Витовта Великого. Наверное, в полночь он выходит из картины, на которой могущественный правитель Литвы изображен в ореоле славы, или из бронзовой скульптуры. Невидимый человеческому взору и чуткой сигнализации хозяин замка бесшумно обходит залы, сокровищницу, оружейную, прогуливается по просторному двору крепости и, постояв возле своего деревянного изображения на островке перед длинным мостом, с первым криком петуха возвращается на свое место…

ЗАСТЫЛА ГОТИКА

В РАЗБЕГЕ

Красавица Клайпеда, третий по величине город Литвы, ее морской порт, янтарная и пивоваренная столица,  больше похожа на немецкий город, чем на литовский.

Первое впечатление не обманывает. Клайпедой этот город назывался с 1923 по 1939 год и бесповоротно стал носить это имя с 1945 года. На протяжении без малого семи столетий это был немецкий Мемель.

В древнем документе, описывающем первый поход немецких рыцарей в языческие земли куршей, сказано, что отряд братьев-рыцарей долгое время шел по правому берегу реки Мемеле (так немцы на свой лад исковеркали название Немана), намереваясь выйти к ее устью. Первопроходцы, видя по левую руку Куршскую косу, которую они приняли за левый берег Немана, прошагали еще 40 километров по берегу Куршского залива и вышли к тому месту, где он сливается с Балтийским морем. Решив, что это и есть устье реки, они воткнули в песок крест, отслужили католическую мессу и основанную ими в 1252 году деревянную крепость назвали Мемельбург — город на Немане.

Между прочим, нынешнее название города вовсе не литовское. Это прощальный привет от исчезнувших куршей — покоренного рыцарями Ливонского ордена балтийского племени. Завоеватели безжалостно истребляли свободолюбивых аборигенов, поселившихся здесь за тысячу лет до них. К 1267 году курши были покорены. Последние упоминания об этом народе относятся к концу XVI века, когда курши окончательно растворились в массе пришель-

цев — литовцев, земгалов, немцев. Но память о них сохранилась в топонимике Куршский залив, Куршская коса и Клайпеда.

По легенде, в здешних краях оказались два брата-курша Волк и Олень. Так случилось, что их пути разошлись. Олень вышел на побережье и стал дожидаться брата. Не дождался, стал обходить окрестности и обнаружил след Волка в топком болотистом месте. Отсюда и название места — «калой педе», что означает «топкий след». Такое название — Калойпеде — носила куршская деревушка около Мемеля. Литовцы видоизмененное название «Клайпеда» употребляли для обозначения Мемеля и прилегающей к нему территории с первой половины XV века…

Старый город, расположенный на левом берегу реки Дане, сохранил средневековый дух немецкого Мемеля. В облике зданий на его площадях и узких средневековых улочках застыла в разбеге готика. Гулять по ним можно целый день — и не надоест. Можно подолгу стоять, раскрыв рот от удивления и восторга, разглядывая каменные дома с деревянным брусчатым каркасом. В таких домах когда-то жили ганзейские купцы и бюргеры. Они запечатлели историю своей жизни на четырехгранном монументе на рыночной площади.

Здесь же, в старом городе, можно увидеть причудливую бронзовую скульпту-ру — ушастого мышонка. Нужно нагнуться к нему, тихо прошептать желание и потереть ему ушко или носик. А еще популярностью пользуется бронзовый кот с гордо поднятым, как жезл гаишника, хвостом. Ему тоже можно загадать желание и потереть нос, ушко и хвост. Также принесут удачу бронзовый доберман, выглядывающий из дома возле старого рынка, и трубочист, сидящий на крыше дома на улице Курпиу.

Вдоль набережной реки Дане, как на параде, выстроились старинные дома из красного кирпича. На одном из них было выведено готическими буквами: Alaus Darykla Restoranas Memelis. Незнание литовского языка компенсировалось висящей перед входом пивной бочкой, которая точно указывала на истинное предназначение заведения — перед  вами пивоварня-ресторан в старинном здании эпохи бюргеров. Там я успел выпить на посошок пинту замечательного светлого пива «Швитурис Экстра».

На бокале обозначена дата — 1784 год. Это год основания в Мемеле пивоваренного завода «Швитурис», где на протяжении без малого 230 лет варят прекраснейшее пиво, которое прославило Клайпеду, сделав ее пивоваренной столицей Литвы.

КУРШСКАЯ КОСА — БАЛТИКИ КРАСА

Полукилометровая полоса воды, которую паром преодолевает за десять минут, отделяет Клайпеду от Куршской косы, где желтизна песчаных пляжей и дюн сочетается с вечной зеленью сосновых боров. Словно нитка, через всю Куршскую косу тянется одна-единственная дорога. По этой дороге, любуясь на сосны, дюны, пляжи, Куршский залив слева и Балтийское море справа, можно с песнями доехать до Зеленоградска и далее до Калининграда. Раньше, при Советском Союзе, так и ездили советские граждане. Они ехали от Калининграда до паромной переправы, далее переправлялись в Клайпеду и оттуда на три стороны: прямо — до Вильнюса, налево — до курорта Паланга, направо — до Немана, а за Неманом — опять Калининградская область.  

Еще двадцать два года назад граница, делившая Куршскую косу пополам, была символической. Хотя и при Советском Союзе туда–сюда по Куршской косе вот так запросто не катались. Здесь издавна был природный национальный парк, совмещенный с приграничной зоной, отделявшей от СССР хоть и дружественную, но суверенную Польшу, а через Балтийское море — капиталистическую Швецию. Поэтому для транзита по Куршской косе нужны были специальные пропуска.

Конечный литовский пункт на Куршской косе — живописный городок Нида. С высокой дюны невооруженным взглядом виден «краешком, тонкой линией берег мой, берег ласковый». Теперь по обе стороны КПП на Куршской косе (это 49-й километр от российского Зеленоградска в Калининградской области) стоят настоящие пограничники. Литовские пограничники пропустили бы нас на российскую половину полуострова, но назад уже не впустили бы — Шенгенские визы у нас в паспортах кратковременные, на один въезд и выезд. Заехав в Калининградскую область, застряли бы мы в российском анклаве в окружении Польши и Литвы.

Нида. Это город Томаса Манна. На стене дома, где он жил и творил, укреплена мемориальная табличка в память о маститом немецком писателе — нобелевском лауреате. Великолепные пейзажи и чистейший воздух вдохновляли писателя на творчество. Именно здесь Манн написал роман «Иосиф и его братья». В здании дачи писателя теперь культурный центр, здесь организуются вечера классической музыки, поэзии, каждое лето проходят дни Томаса Манна с участием творчески одаренных людей.

«Добро пожаловать в Нерингу!» — приветствие на литовском и английском языках я прочитал возле аккуратного домика-поста в

Алкснине. За въезд на территорию Неринги, являющуюся национальным парком, нужно заплатить денежный взнос. Плата за жилой фургон — 100 литов, за микроавтобус — 20, за легковой автомобиль — 15, за мотоцикл — 7. За нашу тургруппу платили оптом, поэтому оплата меня, честно говоря, не интересовала. Меня интересовал объект Всемирного природного наследия ЮНЕСКО, коим с 2000 года является уникальная Куршская коса. Природное наследие мелькало за окнами автобуса в виде соснового бора, пляжей, блуждающих дюн, странного «мертвого леса». Живописные домики, этнографические усадьбы и малые скульптурные формы бывших рыбацких деревень, а ныне комфортабельные поселки меня тоже интересовали. Интересовала велодорожка, проложенная по литовской половине Куршской косы до города Нида. Длинная получилась велодорожка. Когда наш автобус вырулил с парома на единственную здесь автодорогу, я взглядом зацепился за дорожный указатель, на котором значилось: «Нида 43».

В Ниде мы посетили Музей-галерею янтаря Казимироса Мизгириса. Возле дома-мемориала Томаса Манна и музея истории Неринги побывали. По набережной Ниды прогулялись. Прямо за Нидой расположена подвижная дюна Эфа, которая является крупнейшей на европейской территории — ее высота составляет 64 метра. На эту дюну путешественникам подниматься не разрешается, так как из-за этого может нарушиться ее целостность: мельчайший песочек осыпается даже от малейшего прикосновения. Чтобы полюбоваться окрестностями, мы поднялись на соседнюю дюну Парнидже, где для путешественников создана отличная смотровая площадка. Там установлена шестиметровая стела — гигантские солнечные часы.

— Ну а где же Неринга? — спросил я экскурсовода Диану.

— Вот, — описала она рукой полукруг, показывая мне Ниду.

— Это Нида. А Неринга-то где?

Диана вновь описала рукой полукруг.

Во времена правления немцев Куршская коса носила название Курише-Нерунг (Куршская коса — по-немецки). Литовцы видоизменили немецкое название — и стало Куршю-Неринга.

ВСЕ ОТВЕЧАЛИ

ПО-РУССКИ

Берега реки Вилии в Вильнюсе на протяжении двенадцати лет признаются в любви друг другу.

— Позвольте спросить, кому посвящена вот эта скульптурная группа? — показал я рукой на стоявших на углу моста бронзовых солдат в бронзовых касках, с бронзовыми автоматами и бронзовым знаменем.

— Эх, мужчина… Очки надели, а будто не видите — это наши солдаты, — продавщица торговой палатки, где я купил слойки, усилила голосом слово «наши». Чистая, звучная речь, лишенная прибалтийского акцента, и крепко сбитая фигура выдавали в ней русскую женщину. Мой вопрос прозвучал для нее бестактно.

Но даже в очках я не рассмотрел таблички на пьедестале, на котором застыли наши солдаты «На страже мира» — так называется скульптурная композиция. Лишь ржавые обрубки остались от болтов, которыми крепилась раньше табличка.

Попарно по углам Зеленого моста установлены на гранитных постаментах восемь бронзовых скульптур: «Сельское хозяйство» и «Строительство и промышленность»  у левого берега реки, «Учащаяся молодежь» и «На страже мира» — у правого берега.

Символические скульп-турные композиции имеют несколько вильнюсских мостов. Но они в глаза не бросаются, поскольку расположены под мостами. Скульптуры начали устанавливать в 2010 году в рамках программы празднования 20-летия восстановления независимости Литвы. По задумке авторов проекта, аллегорические скульптуры должны стать символами Вильнюса, объединяющими прошлое, настоящее и будущее страны.  

После признания независимости Литвы звучали радикальные предложения убрать просоветские скульптуры с Зеленого моста. Однако общественность воспротивилась этому. Несколько лет назад мэр Вильнюса Вилюс Навицкас предложил демонтировать скульптуры и перевезти их в парк Грутас, где собраны памятники советской эпохи. Но в департаменте культурного наследия Литовской республики отклонили эту инициативу.

Тем не менее у некоторых литовских политиков по-прежнему зудит и свербит в одном месте при взгляде на бронзовых солдат — освободителей Вильнюса от фашистских оккупантов, поскольку советских воинов, наравне с гитлеровцами, они тоже считают  оккупантами…

В июне 2012 года в сейме Литвы депутат от правящей консервативной партии «Союз Отечества — Христианские демократы Литвы» Кястутис Масюлис предложил удалить с одной из скульптур, установленных на Зеленом мосту, советские символы — серп и молот. Как вы догадались, речь идет о скульптуре «На страже мира». С этим предложением парламентарий обратился в департамент культурного наследия Литвы и Вильнюсское самоуправление. По его мнению, это стало бы «компромиссом между стремлением сохранить скульптуру как историко-культурное наследие и уважением к людям, пострадавшим от советского террора». Депутат также сослался на то, что с 2008 года в Литве законодательно действует запрет на демонстрацию советской, а также нацистской символики. Хорошо ему ответил заместитель директора республиканского департамента культурного наследия Альгимантас Дегутис: «Это не Венера, чтобы убрать руки — и получилось искусство».

Бог с ней, с табличкой. И без нее все понятно. А еще мне понятны чаяния простых литовцев, которые не одурманены политикой. Во время прогулки по вечернему Вильнюсу ради интереса я по-русски спрашивал у молодых литовцев, тусовавшихся возле многочисленных кафе Старого города, как мне пройти к Зеленому мосту. Специально не считал, но полсотни двадцатилетних парней и девчат опросил. Все они   ровесники свободной Литвы. Но ни один из них не отказал мне в любезности, все отвечали по-русски. А ведь русский язык сейчас в школах Литвы не является обязательным, это иностранный язык, который учат по желанию.

… На протяжении двенадцати лет из года в год склоны обеих берегов Вилии возле Зеленого моста летом украшаются цветочными композициями — признаниями в любви. Простоявшие на Зеленом мосту на страже мира шестьдесят лет бронзовые солдаты читают ярко-красную цветочную надпись на зеленом фоне травы на правом берегу: «Aль  tave myliu. — Я тебя люблю». «Ir aль tave. — И я люблю», — отвечает взаимностью левый берег.

ПоделитесьShare on VKShare on FacebookTweet about this on TwitterShare on Google+Email this to someonePrint this page