Судьба этой женщины меня интересовала давно. Я читала о ней в районной газете, слышала от друзей, мечтала познакомиться с ней лично. И вот мы сидим в ее чистенькой уютной квартирке и говорим о жизни, а еще о том, сколь равнодушны бывают чиновники по отношению к простому человеку, сколь формальны наши законы и сколь несовершенно их исполнение.
Судьба этой женщины меня интересовала давно. Я читала о ней в районной газете, слышала от друзей, мечтала познакомиться с ней лично. И вот мы сидим в ее чистенькой уютной квартирке и говорим о жизни, а еще о том, сколь равнодушны бывают чиновники по отношению к простому человеку, сколь формальны наши законы и сколь несовершенно их исполнение.
КЛЕЕМ МЛАДЕНЦА
НЕ НАКОРМИШЬ
Чтобы я поняла, что за обида терзает ее душу, Людмила Константиновна Пивоварова рассказывает мне о страданиях, которые ей довелось пережить в раннем детстве.
Ей было три годика, когда началась Великая Отечественная война. Отца почти сразу взяли на фронт, а мать, Анастасия Дмитриевна, с детьми осталась в Ленинграде, отказавшись от эвакуации и еще не представляя, что им всем придется пережить. Она побоялась ехать по «дороге жизни», зная, что дорогу часто бомбят и грузовики с эвакуированными жителями осажденного города то и дело уходят под лед. Это ей представлялось адом. Но настоящий ад начался в самом городе. В дом, где они жили, попал снаряд, от жилища остались одни развалины. Вместе с детьми Анастасия Дмитриевна перебралась в общежитие. Когда объявляли воздушную тревогу, она отправляла пятилетнего Витю с младшенькой Людой в бомбоубежище, давала им в руки бутылочку с соленой водой, а сама с десятимесячной Тамарой оставалась дома, потому что сил, чтобы нести ребенка, не было. Молилась за старших детей, чтобы вернулись живыми и не покалеченными, а уж если беда настигнет, то чтоб на раз, без мук.
Город умирал от голода. Вместе с городом умирала и их семья. Поддерживало то, что до войны отец столярничал и у него остались довоенные запасы столярного клея. Мать заваривала его и давала детям. Они ели и даже хвалили, но чаще едой была простая вода, в которой плавало несколько зерен какой-то крупы. Иногда доведенная до отчаяния мать варила детям немножко мяса. Только потом, после войны, они узнали, что это было мясо замерзших людей. И все-таки Тамару уберечь не удалось, грудь отощавшей матери была пуста, а клеем младенца не накормишь. Она осталась лежать в одной из многочисленных могил Пискаревского кладбища. Людмила Константиновна, бывая в городе своего детства, всегда посещает это кладбище. А также еще при жизни отца она побывала на том месте, где стоял их дом и где она родилась.
А тогда, в сорок третьем, черный ангел смерти уже витал и над их головами, поэтому, когда матери снова предложили эвакуацию, она, уже не думая об опасностях, которые могут подстерегать на «дороге жизни», согласилась. Вспоминая потом эту поездку, она рассказывала детям, что все время молилась и машину, в которой они ехали, будто на крыльях, вынесло на берег. Было предложено эвакуироваться во Владимир, но Анастасия Дмитриевна приняла решение ехать на родину, в Пошехонье.
Все, что пришлось испытать ей и детям, мыкаясь с квартиры на квартиру, сколько добрых и не очень добрых людей встретилось на ее жизненном пути, я пересказывать не берусь, у меня сегодня другая задача.
ВОТ ПРИЕДЕТ БАРИН
Узнав о том, что вышел закон, предусматривающий право на улучшение жилищных условий не только ветеранам Великой Отечественной войны и их вдовам, но и людям, пережившим блокаду Ленинграда, Людмила Константиновна очень обрадовалась. Хотелось хотя бы в конце жизни жить и не экономить воду. Нет, конечно, у нее есть социальный работник, хорошая женщина, которая каждый день несет издалека и поднимает к ней на второй этаж два ведра воды. Больше попросить Людмила Константиновна просто стесняется. А что такое два ведра для пожилого человека? Да и для любого другого, ведь надо и посуду помыть, и полы, и постирать, я уже не говорю о том, что надо элементарно помыться, а осуществлять походы в баню год от года становится все более проблематично. Поэтому снова, как в блокадном Ленинграде, воду приходится экономить.
Но, очевидно, представляя, какое количество граждан нашей неблагоустроенной страны попадет в число нуждающихся, законодатели, к сожалению, не сочли отсутствие водопровода важной причиной, которая явилась бы определяющей для улучшения жилищных условий. Поэтому слушать послание президента Федеральному собранию, где он опять говорит об улучшении жилищных условий ветеранов, у нее просто нет сил.
Помнится, когда ее друзья по несчастью, бывшие блокадники, стали получать сертификаты на приобретение благоустроенного жилья, она заволновалась. Сначала ждала комиссию, которая придет и увидит не только уют, созданный ее руками, не только пластиковое окно, которое она поставила на деньги, сэкономленные с пенсии, но и трещины на потолке и, самое главное, отсутствие воды, а следовательно, и ванной. Стала обращаться за помощью сама, написала даже письмо в приемную Медведева, наивно надеясь, что вот приедет барин и все рассудит. Но никто не приехал, а письмо ее, совершив круг по начальственным кабинетам, снова вернулось к ней. Чиновники посчитали, что под действие закона она не подходит, что у нее и метража излишек, и жилье вполне благоустроенное, так что о лучшем и мечтать не стоит. А она все равно мечтает, мечтает и недоумевает: за что к ней такое отношение? Потому и меня пригласила, надеясь, что газета — это последняя инстанция.
Я пытаюсь разубедить в этом Людмилу Константиновну, делюсь своей обидой, которую пережила в прошлом году и с которой не могу смириться до сих пор. Бабушка, которая жила с дочкой, моей ровесницей, в точно такой же, как у меня, квартире, получила сертификат на приобретение жилья, а моя мама, которая живет со мной, — нет. Разница между ними лишь в том, что я свою маму к себе прописала, забрав ее из умирающей деревни, а та, другая, нет. Разве это не формальное исполнение закона? Кто поинтересовался, сколько бабушек, получив сертификаты и приобретя жилье внукам, остались жить в своих домах-развалюхах? Вот и получается, что наши законодатели поощряют не тех, кто реально заботится о стариках, а тех, кто об их существовании порой имеет отдаленное представление. Но это так, реплика по ходу разговора, а вернее, намек Людмиле Константиновне на то, что никто в ее проблему вникать не будет и реально помочь вряд ли захочет.
ГРАМОТЫ И МЕДАЛИ
Волнуясь, она показывает мне бережно собранную подшивку газетных вырезок. Показывает целый пакет грамот и медалей, к каждому юбилейному событию правительство не забывало напомнить ей об ужасах, пережитых в детстве. Да только что это все меняет в ее сегодняшней жизни? Разве делают все эти публикации и награды ее жизнь чуть-чуть легче, разве помогают излечить в душе раны, нанесенные войной?
Она всю жизнь после эвакуации из Ленинграда прожила в Пошехонье. Здесь помогала маме поднимать сестренок-двойняшек, родившихся после войны, с десяти лет стирала руками, потому и школу оканчивала уже вечернюю. Но, имея сильный характер и твердый жизненный стержень, она сумела и среднее образование получить, и кооперативный техникум в Москве закончить. Вышла на пенсию с тридцатью семью годами трудового стажа и почетным званием «Ветеран потребкооперации». Только отдыхать, когда были еще силы, она не смогла, устроилась вахтером в музыкальную школу и проработала еще семь лет.
Здесь, в этом городе, она пережила предательство мужа: после пятнадцати лет совместной жизни он оставил ее с двумя дочками и ушел к другой. Восемь лет ее душа болела и не могла смириться с этой потерей. Создать новую семью она даже не пыталась. Сегодня с благодарностью вспоминает своих подруг, которые ей тогда помогли все пережить, особенно Валентину Александровну Даниленко: она и разговаривала с ней, и навещала, и вытаскивала на лыжные прогулки, и брала с собой на всевозможные вечеринки, помогая отвлечься.
Людмила Константиновна вырастила и поставила на ноги дочерей, кроме профессии обеим дала музыкальное образование. Теперь они уже взрослые, одна живет в Ярославле, другая в Санкт-Петербурге, есть внук и внучка.
На протяжении одиннадцати лет Людмила Константиновна возглавляла в пошехонском совете ветеранов секцию блокадников. Сняла с себя эти полномочия лишь тогда, когда услышала от человека, призванного помогать ветеранам и успокаивать их, самые обидные слова: «А Пивоваровой благоустроенной квартиры не будет никогда…» Что ж, Бог ей судья…
Когда я спрашиваю Людмилу Константиновну, какая у нее любимая телевизионная программа, она отвечает: «Понять. Простить». Думаю, к этому добавить больше нечего.
На снимках: Людмила Константиновна Пивоварова; послевоенные годы в Пошехонье.
Фото автора и из архива
Людмилы Константиновны.
