За этой парой голубей стал наблюдать с того момента, когда голубка села неожиданно на карниз моего кухонного окна. Насыпал ей горсть перловки. Она клюнула два раза и улетела. «Заелись», — подумал я про себя.
ОНО и понятно, с недавних пор пернатых во дворе рядом с детской площадкой на заасфальтированном пятачке стала подкармливать пенсионерка из соседнего подъезда Нина Леонидовна. То булочку раздробит, то какие-нибудь крупы пожертвует. Кто-то из жильцов одобрял ее благородный порыв — тяжело птицам и животным в зимнее время добывать пропитание. Кто-то осуждал — мол, самим жрать нечего, а она этих бесполезных тварей подкармливает.
Но вернусь к своему карнизу, на который я сыпанул птичий деликатес. Буквально через минуту голубка снова приземлилась на него, и не одна. По всему было видно, что это ее друг, говоря человеческим языком — «муж». Они стали быстро клевать перловку, заглядывать в мое окно и как бы в благодарность кивали маленькими головками. Эта пара отличалась от остальных окрасом оперения. Выделялись три: темно-серый с синевато-белесым отливом, который коротко называется сизым, коричневый и белый. После трапезы голубь принялся заботливо, где-то даже любя, клювом чистить перышки своей подруги. Потом они еще несколько раз появлялись на моем карнизе. Удивительное дело: едва я появлялся на кухне, они тут же приземлялись на карниз. Всякий раз сыпал им то перловку, то пшено, то кусочки булки. До тех пор, пока жена и теща не стали на меня «наезжать»: мол, голуби весь карниз загадили. И если мне нравится их подкармливать, чтоб шел на улицу и там это делал.
Я стал просто наблюдать в старенький дедовский бинокль, как голуби, в частности моя пара, которым я уже дал имена — Софа и Софокл, ведут себя во время поедания того, что выносила им Нина Леонидовна. По всему было видно, что Софокл в стае непререкаемый лидер и авторитет. Голуби кружились вокруг Нины Леонидовны, едва она появлялась из подъезда. В компании с голубями легко уживались воробьи и синички — их не трогали. Иногда подлетали сороки, но не лезли в гущу, довольствовались тем, что было по краям.
И все бы так и продолжалось мирно и чинно, если бы однажды, словно ястребы-стервятники, на кормежку не пожаловали вороны. Было их пятеро. Они сначала разогнали воробьев с сороками, а потом и голубей. И вдруг на одну из них, самую задиристую и наглую, защищая честь и кормовую базу стаи, налетел Софокл, смело вызывая ту на битву один на один. Надо заметить, голубиный вожак был породистый и размерами мало уступал вороне. Единственное, у непрошеной налетчицы клюв был раза в два больше голубиного. Но это не остановило Софокла. Завязалась драка. Голубь был очень изворотлив, и ворона постоянно промахивалась, получая неслабые тычки от соперника. После одного из них она закачалась и рухнула на землю. Софокл брезгливо отвернулся от поверженной захватчицы и зашагал в сторону. И тут на него налетели те четыре вороны, вопреки всяким правилам джентльменства. Софоклу никто не пришел на помощь, лишь его Софа ринулась на недругов. Но силы были неравны, и вскоре неразлучная пара голубей замертво лежали друг возле друга. За битвой голубей с воронами наблюдала детвора. Они подняли поверженных голубей с земли и унесли в один из гаражей, стоявших во дворе. Там сколотили фанерную коробочку и похоронили птиц на пустыре.
Целый день настроение у меня было препаршивейшее: жалко было Софу и Софокла. Я к ним как-то привязался. Мне было непонятно, почему, кроме Софы, остальные голуби не осмелились вступиться за своего вожака. Очевидно, они были просто в шоке от увиденного.
Через день Нина Леонидовна, как всегда, вышла, чтобы покормить подопечных пернатых. Рассыпала крупу, но вместо привычных голубей и воробьев на трапезу по-хозяйски пожаловали вороны — было их уже не пять, как первый раз, а восемь. Но едва они принялись набивать зобы, как на них неожиданно тучей налетела стая голубей. По всему было видно, что здесь были не только живущие на нашем чердаке, но и из соседних домов. Объединенными усилиями непрошеные гости были проучены за свою наглость, произошло справедливое возмездие. Кто из ворон сопротивлялся, остался лежать на земле, а остальные пустились позорно наутек.
Больше наглых ворон в нашем дворе я не видел… А одним из мартовских дней, когда солнышко ласково припекало, на карниз ко мне снова приземлилась пара голубей. В самце по знакомому окрасу оперения можно было легко опознать, что это плод любви Софы и Софокла. Стало как-то легко на душе, и, несмотря на укоры жены и тещи, я насыпал им горсть перловки. Жизнь продолжается.
