Солнечным апрельским днем я сделала фотографию памятника В.И. Ленину. Мощная мраморная фигура вождя пролетариата украшает центр Пошехонья. А как хорошо он смотрится на фоне Троицкой церкви! Символ веры и символ безверия в одном флаконе, как и вся наша жизнь.

Старичок — еще тот хитрован

  Произошли эти события ровно тридцать лет назад. Задумали пошехонцы новый памятник Ленину поставить, старый-то, почти как у Пушкина в «Сказке о рыбаке и рыбке», совсем развалился. Сняли его тайно ночью с пьедестала и, благословясь, похоронили. Никто даже не говорит где. Когда спрашиваю тех, кто не может не знать, отвечают невнятно и почему-то шепотом. Ну и пусть себе лежит гипсовый Ильич в земле-матушке сюрпризом для археологов грядущих дней.

  А новый памятник решили непременно изваять в мраморе. Сначала скульптор и архитектор выехали на место, все осмотрели, местом остались довольны — центр города, площадь, улицы веером во все стороны разбегаются. А больше всего остались довольны приемом, который устроили им хлебосольные пошехонцы.

  Потом пригласили архитекторы пошехонскую делегацию к себе в мастерскую на прием. И тоже в грязь лицом не ударили, накрыли стол, как смогли. В общем, дело шло как по маслу.

  И вот шло оно, шло и дошло до Мытищинского завода. На просьбу пошехонцев — сделать всю фигуру Ильича полированною — завод долго не соглашался. Но в конце концов поладили и получили от завода согласие.

Время пошло еще быстрее, только дело с памятником застопорилось и с мертвой точки никак не сдвигалось. Пришлось Владимиру Михайловичу Соломину, который в то время работал заместителем председателя райисполкома, лично отправиться на завод. По тем впечатлениям, которые сохранились в памяти Владимира Михайловича, принял его на заводе богообразного вида старичок, ручки на столе сложены и больше ничего — ни бумажки, ни карандашика, однако заверил он Владимира Михайловича:

  — Будем стараться…

  С чувством выполненного долга вернулся Владимир Михайлович в Пошехонье. Но старичок-то еще тот хитрован оказался, заверить-то заверил, но дальше заверения дело опять не пошло, вернее, совсем дело с памятником забуксовало. Пришлось Владимиру Михайловичу опять ехать на завод. Тот же старичок, выслушав гостя, произнес:

  — В план ваш памятник включен, но нет фондов на камень. Поезжайте на Украину, чтобы дали фонды…

 Представляете? Шутка какая — «поезжайте на Украину…»

 Но делать нечего, поехали, хоть и не ближний свет.

 Прибыли в карьер, а там отвечают:

  — Все фонды Москве уже выдали.

Ну все, хоть совсем отступайся от мечты о памятнике. Только как? Не может же такой город, как Пошехонье, настолько не уважать себя, чтобы памятника Ильичу не иметь. Кто будет горожанам верный путь в жизнь показывать? В каком месте пионеры будут в верности делу партии клясться?

Три куба мрамора с Украины

  И, видя такое отчаянное положение, сжалился кто-то, не знаю даже кто, Бог или дьявол, над пошехонцами и занес этот неведомый кто-то к нам в гости знаменитую землячку Валентину Владимировну Терешкову. Она тогда по Рыбинскому морю на кораблике прогулку совершала вместе с первым секретарем обкома Лощенковым, он-то и решил ей чудную землю, именуемую Пошехоньем, показать.

  Изловчилась секретарь по идеологии Антонина Петровна Мочалова и за праздничным столом, накрытым в честь высоких гостей, попросила слова. Сначала тост сказала, а потом, как бы между делом, и слезный крик о помощи огласила. Все так и ахнули!

  На такую горячую просьбу земляков Валентина Владимировна охотно откликнулась и аж через президиум Верховного Совета Украины добилась, чтобы три куба мрамора на Мытищинский завод были незамедлительно отгружены. Затем она телеграфировала в Пошехонье, чтобы встречали, сообщив номер груза и время прибытия.

  Опять поехал Владимир Михайлович в Мытищи. Опять тот же самый старичок с лукавой улыбкой отвечает ему:

  — А ничего нет!

 Тогда Владимир Михайлович не выдержал и взялся за телефон.

  — Куда это ты звонить собрался? — занервничал старичок.

  — Терешковой буду звонить, это она добилась, чтобы нам с Украины камень прислали.

  — Так ты подожди звонить, сейчас разберемся.

И представляете — тут же разобрались. Груз мигом нашелся. Дело не только с мертвой точки наконец-таки сдвинулось, а и закрутилось, и пошло, и даже логического конца достигло.

У Терешковой

и топора-то дома нет

 Принимать работу Владимир Михайлович поехал уже не один, а с Антониной Петровной Мочаловой, женщиной, способной обаять любого. Решили и к Валентине Владимировне заскочить, чтобы засвидетельствовать свое почтение и отблагодарить, так сказать, по-пошехонски. Антонина Петровна взяла с собой валенки, скатанные в Пошехонье, а Владимир Михайлович двух судаков, в пошехонских же водах выловленных.

Прибыли в Москву, позвонили Валентине Владимировне, и она пригласила их в Комитет советских женщин. Они прямо с валенками и судаками туда и прошествовали. У Терешковой в это время шло заседание, но землякам ждать за дверью его окончания она не позволила, пригласила в зал. Антонину Петровну она посадила в президиум, а Владимир Михайлович со своими судаками у двери остался. Потом пригласила обоих уже в свой кабинет, стала звонить дочери:

  — Ленка, сейчас я домой приеду. И не одна, а даже с молодым человеком.

Что там Лена ответила, гостям не слышно было, а Валентина Владимировна продолжила:

  — Тогда ты со мной в следующий раз в Пошехонье не поедешь.

 Поехали ночевать к Валентине Владимировне на квартиру. Пошехонцы, они такие, им терять нечего. Подъехали, главное — судаки на месте, из сумки высовываются, хвостами машут, столицу-матушку приветствуют.

Дом элитный, обнесен ажурным забором. Поднялись на второй этаж. Вошли в холл, сразу бросилось в глаза — в углу бурый медведь. Чучело, разумеется.

Потом прошли на большую кухню, где стоял гарнитур, похожий на картинку из сказки «Три медведя». Открыла Терешкова холодильник, а там деликатесы невиданные, только все больше просроченные, понятное дело, некогда ей домашним хозяйством было заниматься.

И все-таки сообща накрыли стол, стали ужинать:

  — Володя, ты пил когда-нибудь виски? А еще у меня есть водка «Терешкова». Вот паразиты, назвали, даже меня не спросили…

 Выпили по маленькой рюмочке, поговорили, Владимир Михайлович даже спел «Ярославна, тебя я славлю…».

Веселье весельем, а Владимир Михайлович все терзался по поводу привезенных судаков, чувствовал, уходит время, крякнет рыбка, как те деликатесы в холодильнике. Решил все-таки напроситься их почистить. Чистилки в доме не оказалось, да и зачем она Валентине Владимировне, рыбаков, похоже, в доме не водилось. Ну, нет так нет, пошехонца этим не испугаешь, взял да и почистил ножом. Потом попросил топор, чтобы разрубить рыбу на куски. Но Валентина Владимировна махнула рукой:

  — И топора у меня нет. Ладно, брось их вон туда, на балкон, завтра придет Быковский и все разделает…

Долго невозможно было заснуть в таких важных гостях, разговоры продолжались за полночь. Утром, естественно, гости проспали. Услышали только шум воды. Терешкова уже приняла душ, и с ней работал личный парикмахер.

  Она поехала на прием, а они с ней по пути. Когда вышла из машины, тут же набежали люди, окружили, стали просить каждый о своем, совать бумажки. Валентина Владимировна говорила потом, что самое трудное — это невозможность выполнить все, о чем ее просят люди.

Но землякам она помогла, тридцать лет стоит на площади памятник, но мало кто знает, какая эпопея предшествовала его появлению.

 Я уже не пишу о том, что во время одной из поездок Владимир Михайлович попал в Москве в серьезную аварию, потому не пишу, что это дело серьезное, даже трагическое, и с шутливым тоном моего рассказа не соотносится.

На снимке: памятник Ленину в Пошехонье.

Фото автора.