Эти воспоминания своего дедушки Михаила Васильевича Артемьева прислала нам Нина Владимировна Полякова. Думаем. что они интересны не только жителям Рыбинского района, его землякам, но и всем ярославцам.

Мы с женой сошли с вечернего поезда и, нагруженные тяжелыми рюкзаками с продуктами, в толпе других пассажиров пошли по тропе к деревне Кабатово.Но вот позади остались Кабатово и Глебово, глубокий Глебовский овраг, миновали село Ивановское и едва вышли на берег Волги, как впереди на мысу, вдающемся в Волгу, над далекими и темными сосновыми лесами засиял в лучах солнечного заката золотой крест Копринской церкви.

Но перед нами еще дальняя дорога до Коприна: вот Гороховский овраг с крутыми берегами. Пересекаем его по тропе; а дальше снова овраги и деревни – Мостово и Василево. На поляне среди леса несколько домиков – деревня Текунино. Тропа огибает ее и выводит на край еще одного оврага. В военные годы 1941 года этот овраг был превращен в противотанковый ров и, заросший лесом, сохранился до наших дней.В уже потемневшем воздухе чудесными звездочками мелькают светлячки. Пахнет сосной и пряно — папоротником. Идем дальше к деревням Селехово, Поткино.Тропа выводит на площадку, на самую кромку прибрежного сосняка. Здесь стояла дача Погорельского учителя Николая Арсентьевича. Фамилия учителя до нас не дошла, но место это продолжает называться «Дача Николая Арсентьевича». Каковон – Николай Арсентьевич, что он преподавал, уже стерлось в народной памяти.А тропа из леса выходит к самым огородам деревни Подольское, которая в 1937 году серьезно погорела.

1937 год был жаркий и сухой. Начались лесные пожары; загорелся и сосняк, окружавший Подольское. Лес тлел, дымил помаленьку и никого это не тревожило. Но однажды ночью разыгрался юго-западный ветер, раздул лесной пожар, и с треском загорелась сосновая хвоя. Полетели по ветру горящие сосновые лапы, загорелись сухие драночные крыши и жарким пламенем занялись дома. Спешили на пожар деревенские пожарные команды из Погорелки и Коприна, но они смогли лишь отстоять несколько домов – слишком широким фронтом обрушился пожар на деревню. Долго потом стоял мертвый, обгорелый сосняк и зарастала лебедой, лопухом и крапивой деревня.

На своем пути тропа пересекла еще один заросший овраг – ручей Петраковский.Дальше дорога пролегает полем и вот перед нами последний овраг – речка Треновка. Треновка в овраге еле заметна. Это небольшой ручеек. Видны сваи – остаток стоявшей здесь когда-то водяной мельницы. Берега оврага песчаные и трудны для ходьбы.

Но вот мы поднялись на берег этого последнего оврага и сразу очутились в молодом сосновом леске «Балово». Вокруг рассыпаны спелые, сочные ягоды земляники, плохо заметные в сгущающихся сумерках. В молодых сосновых побегах гудят рои майских жуков, а сквозь сосновые ветви просвечивают первые огни в окнах домов села Коприно. Мы почти дома. Уже не так оттягивают плечи груженые продуктами рюкзаки за плечами.

Слева на самой кромке обрывистого берега Волги стоит рубленная из добротных бревен будка бакенщика, а около будки – полосатый столб с развешанными на нем знаками – показателями глубины фарватера на перекате. Перед будкой утоптанная площадка и две деревянные скамьи. На этой площадке по вечерам собиралась копринская молодежь на «Росенку» и под гармошку «гуляла» «шестихинскую» кадриль и пела песни, далеко разносящиеся по вечерней Волге.

Вот и сельское кладбище за белокаменной оградой. Справа, среди рослых тополей встало здание копринского музея. Его организатором был священник копринской церкви отец Федор Виноградов и учитель копринской школы Александр Федорович Акифьев. Об этих персонах следует рассказать особо.

Дорога селом пролегает мимо кладбища, прибрежной сосновой рощи и церковной ограды. На углу ограды располагалось одноэтажное кирпичное здание. В этом здании располагалась «богадельня» — пристанище нескольких престарелых женщин-бобылок. Далее дорога выходит на церковную площадь. Вдоль церковной ограды протянулись добротные, сделанные из толстых бревен коновязи. К ним ставили свои подводы приезжавшие в церковь богомольцы из окрестных деревень.

На площадь выходило три улицы: одна – это та тропа, по которой мы вступили в Коприно, вторая улица выходила на площадь из молодого соснового леса (Сыроварского леса). На этой улице стояло всего 4 дома, и в конце ее было красивое деревянное здание копринской начальной школы (ранее земской школы).

Против здания школы ранее располагалась «сыроварня» и образцовый скотный двор знаменитого торговца молочными продуктами Чичкина, имевшего магазины в Москве, Петербурге и других городах. Впоследствии, после революции этот скотный двор был переоборудован в народный дом «Эхо революции»». В народном доме была сосредоточена основная культурная жизнь копринской молодежи. Зимой здесь собирались «беседы» с танцами, ставились спектакли силами копринского театрального коллектива, бывали и заезжие артисты.

С легкой руки предпринимателя Чичкина вся копринская округа, включая Погорелку и близлежащие заволжские деревни, освоила производство первоклассных сыров. Сыры выделывали во всех окрестных деревнях, как для собственного потребления, так и для продажи. Копринские сыры скупал и купец Чичкин.

Третья улица, выходящая на церковную площадь, тянулась вдоль села параллельно берегу Волги и, несколько отступив от церковной площади, делилась на две параллельные улицы. Это был основной жилой район Коприна. На этой улице располагалось и пожарное депо, укомплектованное ручным двухцилиндровым пожарным насосом, минимально необходимыми шлангами и простейшими пожарными инструментами: баграми, вилами, топорами, ведрами и т.п. Пожарное депо находилось в ведении общественной добровольной пожарной команды, которую возглавлял священник копринской церкви – отец Федор Виноградов.Большую организационную роль в работе пожарной команды выполнял и учитель копринской школы Александр Федорович Акифьев, руководивший также и копринским кружком краеведов. Это под его руководством была найдена стоянка первобытного человека на берегу Волги, при впадении в Волгу речки Треновки: кремневые стрелы и кремневые ножи, скребки, а также черепки глиняной посуды и остатки кострищ первобытных людей.

Под руководством этих инициативных людей – отца Федора и А.Ф. Акифьева было организовано мелиоративное товарищество, которое на общественных началах осушило значительную часть заболоченного заливного луга, прокопав глубокие канавы из обширной заболоченной территории, носящей название «Гусятник».Мне вспоминается тревожная ночь августа 1937 года. Тот год отличался особой сухостью, жарой и отсутствием дождей. По ночам в темном небе то и дело вспыхивали зарницы. И вот среди душной темной ночи вдруг на все село завыла ручная «сирена».

В первые минуты после тревожного сигнала все как будто притаилось. Потом за окном раздались тревожные голоса – «на пожар» вызывают», и население села пришло в движение: мужчины, в том числе и я, устремились к пожарному депо. Вездесущие женщины побежали по соседям узнавать, в чем дело. А у пожарного депо распоряжался отец Федор. Горела соседняя деревня Ясенево. Мужчины быстро выкатили телегу с насосом, погрузили на нее шланги, багры, вилы и т.п.

«Дежурных лошадей сюда!»- распорядился отец Федор. Но оказалось, что дежурных лошадей нет – колхозный бригадир распорядился всех лошадей выгнать «в ночное». Отец Федор на секунду задумался, но потом властно распорядился: «Обоз везти руками, а команде поспевать пешком!» Сразу несколько человек схватились за оглобли, уперлись в грядки телеги и обоз с грохотом устремился по дороге к школе, а там через мост и к деревне Ясенево.

В том направлении над сосновым лесом полыхало огромное зарево. Старик – отец Федор в длинной поповской рясе не мог поспеть за бегом катящими возок людьми. Он было стал отставать, но ему крикнули: «Лезь в телегу!». И отец Федор забрался на возок. Он являл собой эффектное зрелище: без шляпы, с развевающимися на ветру волосами, в черной рясе, он походил на «духа борьбы».

Телега с грохотом влетела в Ясенево. Там пылало три дома. Жители деревни тщетно черпали ведрами воду из колодцев. Эта вода никакого воздействия на пожар не оказывала. Но другого водоема в деревне не было, лишь в метрах 200 протекала речушка Треновка. По распоряжению отца Федора насос быстро установили на берегу Треновки и протянули шланги к деревне, но их оказалось недостаточно. В это время в Ясенево приехала пожарная команда из Погорелки. Соединив две линии шлангов, пожарным удалось подать воду к горящим домам. Струя воды оказалась слабой. Эту воду использовали только для того, чтобы отстоять сарай с сеном, который располагался на дворике одного из горящих домов. Это было сделано для того, чтобы избежать возгорания всего села, т.к. горящее сено было бы сразу разнесено ветром по деревне.Пожарные команды принуждены были ограничиться мероприятиями, ограждавшими деревню от дальнейшего распространения огня: были разобраны три горевших дома и все вспомогательные постройки, находящиеся рядом. Имущество проживавших в домах людей было почти полностью потеряно.

Отец Федор Виноградов был заметной и авторитетной личностью в селе и окрестных деревнях. Он обладал большим влиянием на население. При закрытии копринской церкви он, как и остальные лица церковного причта остались не у дел.У отца Федора была большая дружная семья: сын Александр учился в Ленинградском географическом институте, но был отчислен по «социальному происхождению»- как сын священнослужителя. После отчисления он стал членом Рыбинского научного общества и был избран его секретарем. Однако, в 1930 году при разгоне научного общества, он, в числе наиболее активных членов общества, был арестован и осужден «тройкой» на 5 лет лишения свободы. Наказание отбывал в Соловецком монастыре. После отбытия наказания ему было разрешено жить в г. Архангельске, где он стал работать главным архитектором. Я был лично с ним знаком до ареста, в 1929 году вместе с ним участвовал в экспедиции, а также после возвращения его получил от него несколько писем.

Второй сын Арсений стал учителем сельской школы в селе Шипилово Мышкинского района. Дочь Мария окончила медицинский институт и стала врачом-хирургом. Судьбу остальных троих детей я не знаю.

Судьба хирурга Марии Федоровны оказалась трагичной. В 1939 году как врач-хирург она была мобилизована в действующую армию на финскую войну, где была назначена начальником полевого госпиталя. Госпиталь располагался в непосредственной близости к линии фронта. Одной финской диверсионной части удалось проскользнуть в тыл наших подразделений и захватить полевой госпиталь. На глазах у М.Ф. Виноградовой были расстреляны и переколоты все раненые бойцы, находившиеся на излечении в госпитале. Прислуга и охрана были также перебиты. М.Ф. Виноградова не смогла пережить это варварство и лишилась рассудка.

Копринский учитель Александр Федорович Акифьев был не менее заметной личностью. Это был исключительно энергичный и деятельный человек, обладающий редким даром красноречия и способностью убеждать. Он был руководителем Копринского кружка краеведов и состоял членом Рыбинского научного общества. Конечно, при разгоне РНО он был репрессирован и осужден «тройкой».А.Ф. Акифьев приехал в Коприно лишь в 1941 году, «убитый» нравственно и не заинтересованный ни в какой общественной деятельности.

Село Коприно никогда не было ни торговым, ни промышленным центром. Будучи окруженным строевыми казенными лесами, село испытывало недостаток сельскохозяйственных земель.

Около 200 лет назад, по свидетельству копринских старожилов, село располагалось на пойменной террасе Волги и часто подвергалось затоплению талыми водами. Вследствие этого село постепенно перебазировалось на коренной берег Волги, что сделало его незатопляемым волжскими разливами.

Копринские сельскохозяйственные земли располагались, в основном, на пойменном заливном лугу, который занимал большую территорию. Значительная часть этой поймы, примыкающая к коренному берегу, была сильно заболочена и вмещала в себя целую цепь озер. Желая увеличить площади сельскохозяйственных земель, часть этой заболоченной территории была осушена Копринским мелиоративным товариществом и превращена в сельскохозяйственные угодья.

Копринские земли на севере граничили с землями деревни Обухово. Эта граница в лесном массиве сохранилась до наших дней в виде древней канавы – «Переделки». На юге Копринские земли ограничивались речкой Треновкой, а с запада – рекой Волгой. Восточная граница примыкала к казенным сосновым лесам. С западной стороны села лишь небольшое «Горюшкино» поле определяло собой Копринские земли.Как населенный пункт административного значения (Копринская волость), Коприно стало развиваться лишь с постройкой церкви и образованием Копринского прихода.Недостаток сельскохозяйственных земель обусловил и занятия копряков. Из их среды стали выходить «отходняки», отъезжавшие главным образом в Петербург, где копряки устраивались приказчиками к столичным торговцам и со временем заводили собственное дело.

Так из среды копряков вышел известный в дореволюционное время торговец молочными продуктами Чичкин, который в компании с другим предпринимателем Бландовым «держал в руках» торговлю молочными продуктами в обеих столицах и во многих других русских городах. В селах и деревнях предприниматели открывали маленькие «маслодерни» и «сыроварни» и таким образом получили возможность закупки дешевого сырья непосредственно у крестьян.

Конечно, Чичкин имел сыроварню и в селе Коприно, и внедрил технологию производства сыров в обширной округе, особенно близлежащей к Коприну. Отсюда великолепные сыры крестьянского производства пошли в Рыбинск, Мологу, Мышкин.Малоземелье вынудило копряков заниматься преимущественно скотоводством, чему способствовало наличие высокопродуктивных заливных лугов. Выпасы же были по преимуществу лесные.

Наличие отходничества и продуктивного животноводства обусловили, в общем, благополучное существование копряков. Работая по найму в столицах, копряки на сенокос съезжались в родное село, особенно на престольный праздник Копринской церкви – Петров день.

Волга для села значила очень много: будет низкая талая вода – рано можно будет приняться за сев яровых хлебов, хуже будет укос луговых трав; зальет весеннее половодье луг до самого «Гусятника»- высокие и густые «вымахивают» луговые травы, долго не просохнет пашня – запозднится сев яровых хлебов.

По половодье в мае проходил мимо Коприна первый пассажирский пароход на Тверь (Калинин), басовитым гудком вызывая лодку бакенщика и высаживая в требуемом месте пассажиров. Стихал стук колес парохода и вместо него показывались медлительные и тяжелые плоты с верхней Волги. Это гнали дровяную и деловую древесину в Рыбинск и Ярославль. Ведь оба этих города в то время отапливались дровами, да и пароходы и поезда, за редким исключением, ходили на дровах.Бакенщикам в такое время дела мало – фарватер широкий и полноводный, и промерять его не надо. Но весна сменялась летней порой. Спадали воды, уже осторожно пробирались последние плоты по Волге между обозначавшимися мелями. Бакенщики регулярно следили за глубиной фарватера на перекатах и вывешивали на полосатых столбах около будок обозначения глубины в виде условных знаков – черных кубов и шаров.

И капитан парохода, узнав, что впередилежащий перекат обмелел, снижал скорость своего судна и продвигал его вперед осторожно, все время замеряя глубину фарватера с носа парохода мерным шестом. Часто уже к июлю пароходы могли ходить только до Углича – Волга сильно мелела.

В 1938 году лето было жаркое и сухое. Снабжение населения продовольствием было несравненно хуже, чем теперь. Сахар был редким лакомством, и его можно было достать с большим трудом. Хлеб выдавали по карточкам, а деревенские жители его совсем не получали, в предположении, что крестьяне сами себя прокормят. И вдруг в продаже появился черный хлеб для всех, без всяких карточек, но по высоким «коммерческим» ценам. Белого же хлеба в продаже не было. Появились слухи, что за Волгой, в сельпо на «нижней мельнице» на реке Сутке есть в «коммерческой» продаже белый хлеб.

Мы с женой Ниной и моим другом Сережей В. находились в Коприно, где проводили отпуск. Вместе мы решили совершить пешую экспедицию за Волгу, на нижнюю мельницу в надежде купить белого хлеба.

Утром вышли на берег Волги, жена сняла платье и осталась в купальном костюме, а мы – в плавках. Снятую одежду поместили в объемную корзину, которую захватили для хлеба и вступили в волжские воды. Дно Волги было приятное, песчаное, вода холодновата. Глубина увеличивалась по мере нашего продвижения от берега, но не превышала «подмышек». Поток воды на перекате, по которому мы шли, упруго толкал нас вниз по течению. Нине вода дошла уже «по шейку» и она плыла между нами, держась нам за плечи. Мы начали тревожиться – доберемся ли до противоположного берега, но глубина начала уменьшаться и скоро мы вышли на песчаную отмель противоположного берега против села Марьино. Солнышко не дремало и поднималось все выше, нагревая воду, и быстро суша наши одежды. Просохнув на берегу, мы оделись и пошли на нижнюю мельницу. К нашей радости, в сельпо уже был привезен белый хлеб, которого давали по двухкилограммовой буханке в «одни руки». Загрузив корзину хлебом, мы отправились обратно, снова форсировав Волгу, и победителями вернулись в Коприно.

По окраинам моховых болот, окружавших Коприно, уродилось много гонобобеля, и все население округи ходило с синими ртами. Гонобобель собирали большими корзинами, закладывали в глиняные кринки и тушили в печи. Полученный сок ели с хлебом.

Я в то время тренировал перед охотой ирландского сеттера Дину и конечно меня манили неизведанные, видимо богатые дичью места за Волгой, в районе дачи Морозова. Испытав переправу через Волгу вброд, я загорелся желанием обследовать заволжские места с Диной. Солнышко еще не поднялось из-за леса, как мы с Диной были уже около будки бакенщика, что располагалась ниже по течению Волги от Коприно.

Быстро раздевшись, я вступил воду на самом перекате. Указатели глубины на столбе извещали, что минимальная глубина на фарватере равна 1,2 метра. Холодная вода «обжигала» непривычное тело. Скоро Дина принуждена была плыть, а я быстро пересекал упругую струю воды на перекате. Бросив взгляд вправо, вниз по течению, я невольно содрогнулся. Там темнел таинственной глубиной омут. На темной поверхности воды завивались глубокие воронки. Я заметил, что и Дина испугалась омута и изо всех сил плыла наперерез струе, отдаляясь от омута. Но скоро темнота дна сменилась желтоватыми тонами. Напор воды значительно ослабел, и вот мы вышли на обетованный берег.

Было еще совсем рано. Солнышко едва показалось над вершинами леса. Я быстро оделся, Дина отряхнулась, и мы стали пересекать заливной луг, примыкавший к лесам Морозовского имения «Борок».

В 1941 году началась Великая Отечественная война. В Коприно она проявилась мобилизацией молодых мужчин рождения до 1918 года и мобилизацией колхозных лошадей. Село как будто притаилось. Все с тревогой слушали радио о том, что наши войска ежедневно оставляют десятки населенных пунктов.

С весны 1941 года началось и затопление Рыбинского водохранилища. Уже к октябрю уровень воды в Волге сравнялся с поверхностью заливных лугов. Волга начала заливать луга. Ушло в прошлое мелководье, для судов открыли глубоководный путь до Москвы и Твери.

Для Коприно затопление заливных лугов означало потерю пахотных земель и покосов. Сельсовет сообщил, что Коприно должно быть снесено как «не имеющее экономической базы» для своего существования. Жители села должны быть расселены по окрестным деревням.

На Рыбинск начались налеты немецкой авиации. В октябре началась эвакуация в Уфу крупнейшего в стране завода авиационных двигателей – завода №26 им. Павлова.

Моя семья – жена и сын, эвакуировалась в Коприно. Жена обзавелась козой, запасом сена, картошки, дров.

В Коприно еще в 1939 году была организована колония заключенных, в основном женщин, которые занимались сбором камней-валунов в окрестных лесах; крупные валуны дробили с помощью аммонала на мелкие части, укладывали в штабели, перевозили на подводах к берегу Волги и грузили на баржи. Этот камень предназначался для укрепления откосов земляных плотин Угличской и Рыбинской ГЕС.Советские войска на всех фронтах терпели одно поражение за другим. Немцами уже был захвачен Калинин (Тверь). Угроза нависла над Угличем, был окружен Ленинград, захвачен город Тихвин, что создавало непосредственную угрозу и Рыбинску. Началось строительство оборонительных сооружений. В Погорельский сельсовет, куда входило и Коприно, прибыла тыловая часть, укомплектованная мужчинами старших возрастов (50-54 лет). Эта полувоенная часть принялась за сооружение противотанковых рвов в лесах и на полях, обработку берегов Волги, превращая их в неприступные для танков вертикальные обрывы. Сооружались ДОТы и ДЗОТы. Один из таких ДОТов был сооружен под домом Тихомировых в Коприно, где проживала моя семья.

Остатки противотанковых рвов и завалившихся ДОТов сохранились до наших дней.После постройки земляных плотин и их укрепления, потребность в камне отпала, колония заключенных в Коприно перестала быть женской. На смену женщинам пришли больные и истощенные мужчины. Колония слыла благополучной. Из заключенных были организованы бригады рыбаков, бригады огородников, сборщиков грибов и ягод. Эти дополнительные ресурсы позволили заключенным поправлять свое здоровье.

В Погорельском сельском округе «осело» много бывших заключенных из Копринской колонии. Потомки их видимо и сейчас живут среди нас.

А уровень Рыбинского водохранилища ежегодно поднимался, затопляя все новые участки прибрежных лесов. Молодые сосняки стояли в воде бурые, как обожженные. Среди них развивалась водная растительность – ряска, осока и т.д. Среди этих «джунглей» нашли пристанище сотни утиных выводков. На вершинах затопленных сосняков появились колонии цапель.На прибрежных мелководьях начала нереститься щука и количество ее многократно увеличилось. Копряки, не избалованные сытой пищей, быстро освоили добычу нерестящихся щук острогами. Уловы достигали многих десятков килограммов в день. В то время резиновых сапог еще не существовало, и на щук охотились в лаптях, перенося холод апрельской воды, только что освободившейся ото льда.

Отечественная война вызвала большие изменения быта Копринских жителей. По селам Погорельского сельсовета были расквартированы финны, переселенные с Карельского перешейка и районов Карелии, примыкающим к Финляндии. Некоторые финны остались на постоянное жительство в Погорельском округе.

В Погорелке было размещено подразделение истребительной авиации, имеющей целью защиту г. Рыбинска, Шекснинской плотины и железнодорожного моста через Волгу.

Однажды в морозную ночь в дом, расположенный в переулке, где стояла Копринская школа, громко постучали. Сонная хозяйка не скоро поняла, что от нее требуют. Открыла дверь и увидела перед собой трех немецких летчиков с автоматами в руках. Взглянув на стоящие во дворе тополя, она заметила на них парашюты и подумала, что на село сбросили вражеский десант. Но из слов летчиков, произносимых на ломаном русском языке и их жестов, она поняла, что они со сбитого немецкого бомбардировщика, и просят указать дорогу в сельсовет, чтобы сдаться в плен.Женщина рассказала, как могла, о дороге в Погорелку, и как только немцы отправились по дороге к мосту через Треновку, побежала в колонию заключенных, где рассказала администрации колонии о случившемся. Из войск охраны заключенных немедленно была создана группа преследования и направлена вслед за немцами. Бойцы охраны догнали немцев около моста через Треновку и открыли по ним огонь из винтовок, но в ответ получили автоматные очереди. Немцы закрепились в лесу за деревьями и старались объяснить бойцам, что они готовы сдаться в плен.

Наконец понимание было достигнуто, немцев разоружили и передали властям. Но призом за донесение о десанте для жителей ближайших домов послужили шелковые парашюты.

Были случаи несчастий и с нашими самолетами. Так, зимой 1942 года в дом, где жила моя семья, постучали три русских летчика. Они попросили приюта, т.к. на дворе стояла суровая зима, и было еще совсем раннее утро. Летчики объяснили, что были «подбиты» во время налета наших бомбардировщиков на вражеские объекты и, не дотянув до своего аэродрома, совершили вынужденную посадку на волжском льду.Днем все увидели бомбардировщик на заснеженном льду Рыбинского моря. Летчики по радио связались со своей частью, и скоро к месту аварии прибыли трактора и ремонтные бригады. Бомбардировщик был вытащен из снега и отбуксирован в Погорелку. Летчики, ожидая помощи, грелись чаем и угощали моего сына Володю, тогда еще совсем ребенка, шоколадом.

О семье Соловьевых

Старинным настоятелем копринского храма был священник отец Николай. Он содержал храм в должном порядке и благочестии и поддерживал надлежащий уровень нравственности причта. Отец Николай не проявлял склонности к спиртному, но любил вкусно и обильно покушать, особенно на Рождество, на Масленицу и на Пасху. В семье вспоминали такой случай: на Масленицу отец Николай распорядился напечь достаточное количество блинов, чтобы угостить всех званых и случайных гостей. Блинов затворили целую кадушку, но гостей побывало не так много, как предполагалось, и много блинов осталось не съедено. Пожалев блины, отец Николай принялся за их уничтожение и явно переел. Возникли резкие боли в желудке, стало трудно дышать. Сыновьям отца Николая пришлось поднять его с постели, вывести на улицу и силой гонять по двору, пока желудок не переварил сверхпорцию блинов.

Три сына отца Николая – Павел, Дмитрий и Александр по настоянию отца окончили Ярославскую духовную семинарию и были «рукоположены» в священники – отец Павел сделался настоятелем Копринской церкви, отец Дмитрий – церкви в селе Ивановское, а отец Александр был направлен в дальний приход – село Копань Мологского уезда.

Настоятель копринского храма – отец Павел был красивым, худощавым мужчиной прекрасно владевший латынью, интересовавшийся светской литературой и музыкой. Он был женат на мышкинской красавице Машеньке (Марии Николаевне), происходящей из польских эмигрантов.

В семье отца Павла родились три дочери и один сын. Старшие дочери Александра Павловна и Елена Павловна окончили Ярославское Ионафановское духовное училище и стали учительницами земских школ – Александра Павловна в селе…, а Елена Павловна в деревне Бараново Копринской волости. Младшая – Нина Павловна поступила в педагогический техникум в Рыбинске уже при Советской власти, но его не окончила – была отчислена из техникума как дочь служителя культа.

Единственный сын Соловьевых – Сергей Павлович по настоянию матери окончил теплотехнический факультет Ленинградского политехнического института и после защиты диплома был направлен на работу на Ленинградский Обуховский завод.В 1927 году в Рыбинске начал создаваться авиамоторный завод им. Павлова на базе существовавшего завода по ремонту грузовых автомобилей фирмы «Рено», и Сергей Павлович перевелся на этот завод, где был назначен начальником цеха №12.При содействии Сергея Павловича его сестра Нина была принята на этот завод в качестве чертежницы – это была моя жена.

Семья Соловьевых отличалась культурой быта, трезвостью и доброжелательным отношением к людям, вследствие чего пользовалась авторитетом среди прихожан. Соловьевы, ровно как и семьи других членов церковного причта, пользовались земельными наделами. Они сеяли зерновые и картофель, а на своем приусадебном участке выращивали овощи и содержали пасеку. Мария Николаевна была увлечена собственным хозяйством.

Все дети Соловьевых с теплотой вспоминали о сенокосах на широком заливном лугу, о ночных бдениях в риге, где сушились ржаные снопы для последующего обмолота. На сенокос к родителям приезжали дети в отпуск и помогали родителям. Отец Павел, как настоятель храма, был блюстителем дисциплины среди копринского причта и не раз урезонивал своего коллегу отца Федора Виноградова, допускавшего иногда выпивки и шумные застолья.

Отец Федор по своей натуре был человеком энергичным, веселым, деятельным, прекрасным танцором, интересным исполнителем народных песен.Третий священник копринской церкви — отец Николай был скромный человек, добросовестно выполнявший свои обязанности.

В начале компании по созданию колхозов, Соловьевых, под горячую руку раскулачили: отобрали скот, сельскохозяйственный инвентарь, наиболее ценные вещи, а членов семьи объявили «лишенцами» — т.е. лишенными избирательных прав; но потом разобрались – обидную кличку «лишенец» сняли, вернули пианино и верхнюю одежду.

В это время Нина и была отчислена из педтехникума.

Священники еще некоторое время поддерживали службу в копринской церкви, но вскоре эти службы были прекращены, а церковь закрыта по постановлению Погорельского сельсовета.

Земельные наделы священников и других членов причта были переданы колхозу, дети духовенства разъехались по городам, а сами священники влачили жалкое существование лишь благодаря помощи своих детей. Вместо коров появились козы, которых в колхоз не принимали, а сено для этих коз заготовлялось с лесных полян и с кочковатых «некосей».

********

Я, женившись на красавице Нине, уже не застал в живых отца Павла – моего тестя. В 1936 году я приехал в Коприно на длительный срок. Прежде всего я, как охотник, обследовал ближайшие окрестности села и пришел в восторг – так хороши и богаты были эти места.

От Коприно вплоть до самого Обухова простирался сосновый бор, перемежающийся продолговатыми моховыми (сфагновыми) болотами, поросшими багульником, с гонобобелем, морошкой, клюквой. Между болот возвышались так же продолговатые песчаные холмы – царство брусники, белых грибов и белого мха – оленьего ягеля. Вёснами в этих борах токовали глухари. Народ был занят на своих сельскохозяйственных участках и лес посещался мало.

От копринской церкви начинался заливной луг. Он быстро расширялся, достигая наибольшей ширины в районе «Цыганского бора» и вклинивался «на нет» против деревни Обухово. Отсюда начиналась вторая, более высокая береговая терраса, поросшая кустарником, болотистая. И, лишь у самого берега, на котором стоит деревня Обухово, вставал зрелый строевой лес.

Дальше, вниз по течению Волги, снова начинался заливной луг – Мерятинский, простиравшийся вплоть до Великой реки (такое название носила небольшая речка и стоявшая на ее берегу деревня).

Копринский бор вплотную подходил к деревням Овинчища и Круглово, от второй теперь остались лишь фундаменты домов и печей.

Дальше лесная площадь расширялась, захватывая современные поля около деревень Малинники, Мартьяново и Тебениха, и ограничиваясь, дорогой Кобостово – Молога, проходящей через Глебово, Погорелку, Федорицкое. От существовавших ранее лесных площадей всего этого района в настоящее время осталось едва 50%.

От деревни Овинчища до Коприно пролегала лесная дорога. Она пересекала моховое болото, выгоревшее в 1935 году. Через болото проложена гать, носящая название «Деланная дорога». Метрах в 150 от этой гати, в сторону к Обухову, из земли пробивался источник чистейшей воды – видимо из юрских водонасыщенных серых песков, подстилающих последующие наносы. Этот источник издревле считался чудотворным и целительным и назывался «Святой колодец». Чьи-то трудолюбивые руки возвели вокруг этого родника деревянный сруб. Со временем этот сруб сгнивал, но его снова подновляли. В наши дни среди старой, заросшей чащи остались лишь остатки этого сруба, но все так же бьет из земли родник, заболачивая ручьевину, выходящую на Обуховский выгон. Бушевавший здесь лесной пожар не заглушил источник, и было бы хорошо подновить сейчас сруб и дать возможность людям напиться чистейшей воды.

В этих местах такой источник был не единственным – в середине села Коприно, примерно в том месте, где улица, идущая от церкви вдаль села разветвлялась на две улицы, существовал прогон, огражденный тыном из жердей, служивший для прогона скота на выпас на скошенные луга.

Если следовать по этому прогону к Волге, то с правой стороны из берега бил ключ, не замерзающий зимой. Этот ключ был оборудован длинным деревянным лотком, в котором скоплялась родниковая вода, и в зимнюю пору копринские женщины полоскали в этом лотке белье.

С подъемом воды в Рыбинском водохранилище этот источник был затоплен. Два подобных источника существовали и на самом берегу Волги на 1,5-2 метра ниже поверхности заливного луга. Все эти источники имели питание из водонасыщенных серых юрских песков с напором воды.

Вызывает удивление, как эти источники могли пробиться из юрских водонасыщенных слюдистых песков сквозь толщу позднейших наносов на поверхность. Создается впечатление, что это артезианские скважины, созданные естественным путем самой природой.

Из выгоревшего мохового болота, заросшего густым ивняком, и зарождается речка Треновка. Она уже в значительной части затоплена водами Рыбинского водохранилища, но все же продолжает свой путь, давая приют многочисленной рыбьей молоди в осоковых прибрежных зарослях. Может быть исток Треновки связан со Святым колодцем. Это предположение было бы интересно проверить Погорельским краеведам.

В 1925-35 г.г. Треновка была чисто лесной речкой. На ее берегах высились строевые сосны и ели, под которыми можно было встретить многочисленные выводки рябчиков. Правый берег Треновки был покрыт лесом, вплоть до прибрежных обрывов на реке Волге, где в береговых обнажениях можно было найти следы пребывания людей каменного века. Леса на левом берегу ограничивались землями сгоревшей деревни Ясенево и сельскохозяйственными угодьями деревни Мухино и Киселево.Мимо копринской школы на Мартьяново и Малинники пролегала дорога на Погорелку. При пересечении этой дорогой речки Треновки был сооружен деревянный мост, обеспечивавший связь Коприна и Погорелки.

В давние времена в низовьях Треновки, где речку пересекала пешеходная тропа из Петракова и Подольского, стояла водяная мельница. Сваи плотины этой мельницы стояли вплоть до затопления части Треновки водами Рыбинского водохранилища. Видимо они сохранились под водой и до сего времени вследствие замедления процесса гниения в воде.

По рассказам старых копряков, плотина этой мельницы была прорвана и размыта одним из очень мощных весенних паводков, и мельница на этом месте не восстанавливалась. Потребность в мельнице была большая, и новая мельница была построена ниже моста через Треновку. Но энергетическая мощность Треновки не удовлетворяла новую мельницу, и она была переоборудована на дизельный привод, а предприятие совместило в себе не только мельницу, но и маслобойный завод, перерабатывавший льняное семя в масло и жмыхи. В конце Отечественной войны эта мельница была перенесена в помещение церкви села Погорелки и уничтожена пожаром.

Лес, ограниченный Треновкой и дорогой из Коприна на Погорелку назывался «сыроварским» лесом. Сразу после революции 1917 года он вырубался и потом самосевом восстановился вновь. Это был плотный сосняк с полянами, покрытыми россыпями крупной земляники. «Сыроварским» этот лес назывался видимо потому, что на окраине его, напротив школы, когда-то до революции 1917 года стояла сыроварня Чичкина, перерабатывавшая молоко копринских коров и собственных коров Чичкина в прекрасные сыры.

До революции копряки добились установки на Волге, против церкви дебаркадера и регулярной остановки у этого дебаркадера всех товарно-пассажирских пароходов, следовавших по Волге. Но в дальнейшем, в связи с уменьшением населения в этом крае, вызванном принудительным колхозным строительством, этот дебаркадер был снят, а посадка и снятие пассажиров и грузов с проходящих пароходов осуществлялась лодкой бакенщика.

Фото из семейного архива. На снимке: Михаил Васильевич Артемьев

От редакции. Мы приглашаем читателей, кого заинтересовали эти безусловно любопытные воспоминания поделиться своими воспоминаниями, записками своих старших родственников, если они у кого-то сохранились. Безусловно это поможет нам лучше узнать неизвестные страницы истории нашего Ярославского края.