ИДЕТ отпевание. Воздух в церкви Святого Леонтия пропитан благовониями. Певчие, смиренно склонив головы, выводят скорбные заупокойные мелодии. В обитом красной материей гробу — пожилая женщина. Немногочисленные родственники покупают свечки в церковном киоске и зажигают их перед ликами святых. На окне киоска — записка. Ликбез для прихожан, жертв атеизма. Записка предупреждает: конфеты и кондитерские изделия освящаться не будут — только кутья (рис, изюм, мед).
У гроба — супруг покойной. Очень серьезно и даже как-то деловито слушает священника и почему-то шевелит губами. Вот призывают проститься с новопреставленной. Бабушка из церковного киоска вкладывает листовку с молитвой в восковые руки покойной. Мужики закрывают гроб крышкой, поднимают его. Кто-то крякнул и матюгнулся. Гроб тяжел — дерево, говорят, сырое. Выносят из церкви. Навстречу попадается нечесаный, небритый нищий. Со счастливой улыбкой он прижимает к груди бутылку водки — пожертвовали. Кладбищенские нищие — полезные люди. Что-то вроде внештатных смотрителей: чуть какой непорядок заметили, всегда скажут. От церкви до могилы метров двести, точнее, до узенькой — сантиметров тридцать, не более — тропинки между оградами. А еще нести наверх по горушке метров тридцать. То и дело останавливаются. Гроб ставят на оградки, а то и просто на дорожку. Очень тяжело. За гробом идут три женщины и старик — супруг покойной. Донесли. Помогли копалям опустить гроб в могилу. Получили деньги — не меньше двух тысяч. Но не все достанется мужикам — нужно поделиться и с хозяином, который обеспечивает им спокойную работу. Дальше — дело за копалями. Морозов сильных еще не было, почва не промерзла, поэтому в воздухе сильно пахнет сырой землей. Погребение завершилось, и старик пошел в церковь договариваться насчет таблички с номером. Предложение об оградке отвергает — ему на родном заводе сделают. Нищий просит — на закуску. Бабушка из киоска строго его одергивает: — Не пил бы, так было бы что есть. Бросай пьянствовать! Молодой еще, работать начнешь, бабенку заведешь… — А знаешь, сколько мне? Пятьдесят лет 15 ноября исполнилось. Наш вдовец оживляется и обращается к присутствующим: — А мне семьдесят. Так я моложе тебя выгляжу! ЛЕБЕДИНАЯ ВЕРНОСТЬ СТАРИК, действительно, молодцом. Что ж, дай Бог! А вообще-то, прогуливаясь по кладбищу и рассматривая надгробные надписи, вывела печальную закономерность. Недолго живут мужики после кончины жен. Видно, очень туго им приходится. Кладбищенский копаль подтвердил мои наблюдения: одинокие старики тяжело переносят разлуку и чуть ли не каждый день приходят на могилу подруги… Женщины сильнее. Попались как-то могилы: судя по надписям, жена пережила мужа на полвека! Скончалась в возрасте 96 лет. Вот два одинаковых бетонных надгробия, на которых завитушками отколупывается голубая краска. Может, и выдумки сентиментальные все это, но… На одном надгробии фото девятнадцатилетней девушки по имени Людмила. Отчество — Александровна. Дата смерти — 21 июня 1943 года. Рядом — могила человека по имени Александр Данилов. Дата смерти — 22 июня 1943 года. Возможно, это ее отец? Строю предположение: безутешный, он не вынес кончины дочери. Пустоголовая шантрапа прожгла чем-то снимок девушки, но даже так видно, как красива была она. НАЧАЛО КОНЦА ОРОЖКА от церкви идет мимо старинных могильных памятников коллежским асессорам, врачам, купцам, почетным потомственным гражданам Ярославля. Зачастую в их оградах современные захоронения. И небедные. Кладбище принадлежит церкви, и она полностью распоряжается кладбищенской землей. По закону на захоронение полагается участок всего лишь два на полтора метра. Здесь сколько положишь в церковную кассу, столько и полагается. Стандартное место стоит четыре тысячи рублей, подзахоронение — почти две. Для бюджета многих ярославцев это ничто. Они закупают большой участок земли — благо, есть масса неухоженных, непосещаемых могил еще позапрошлого века. По изображениям на мраморных стелах посетитель кладбища может сделать вывод о профессиональной принадлежности усопшего. Это звезды на генеральских и полковничьих мундирах, якорные цепи, заводские трубы, руль автомобиля… На некоторых помпезных мраморных надгробиях отсутствуют столь суетные детали. Однако есть другие признаки, которые указывают на род прижизненных занятий покойного. Изображение в полный рост или на корточках. Обычно в длиннющем пальто прямого покроя. Иногда на фоне авто. Годы жизни — короткие, не дольше тридцати. Стоимость новомодных памятников варьируется от пятидесяти тысяч до двухсот тысяч рублей. Поразил самый настоящий мавзолей на могиле рано умершего молодого человека. Широкая дорожка, усаженная сосенками, идет к ступеням. Ступени ведут к надгробию. На огромной мраморной стеле с одной стороны изображен парень, опершийся на автомобиль, с другой высечена надпись. Над всем этим устроен навес. Общая площадь — не менее тридцати квадратных метров. Зато чуть ли не на дороге толпятся сирые, сброшенные с надгробий, с полустертыми надписями камни без креста. Говорят, идет ремонт, церкви нужны деньги — на покраску купола, стен и прочая… Могилы роют буквально на костях. Прошло 25 лет, родственники не навещают — участок продается. В Москве, рассказывают, этот срок еще меньше — 13 лет. Запущенная, заросшая распространенной здесь тополиной порослью могила — это начало конца. Хотя усопшему в принципе должно быть безразлично. В общем, широка Россия, а похоронить негде. Спускаюсь вниз, к южной части кладбища, продираясь между оградок. Много захоронений послевоенных лет. Много старинных женских имен: Глафира, Анфуса, Феоктиста, Матильда… Останавливаюсь возле оградки с оторванной калиткой. Внутрь уже начали бросать мусор. Три маленьких могилки — рядком, видимо, брат и сестра, кажется, девяти — десяти лет. И бабушка. Дата смерти — 1946 год. Первый послевоенный голодный год… В этом же году скончался в тридцатилетнем возрасте старший лейтенант медицинской службы Николай Кравченко. Наверное, не успел завести семью, детей. Могила сиротливая, бетонная стела треснула, трещина прошла и по надписи. Неподалеку от Николая спит вечным сном почти что его ровесник, участник войны — судя по звезде на скромном железном обелиске — Иван Карпов. Небольшой холмик с металлическим обелиском притулился под сенью богатого и обширного захоронения с двухметровым мраморным памятником, где в полный рост изображен юноша в длинном, до пят, пальто. Долго ли продержится фронтовик Иван Иванович? Холмик-то не огорожен и почти что на тропинке… Скромна и могила бравого черноглазого майора Семена Карапетова, армянина, и тоже, судя по датам, фронтовика. На снимке он в белой форме еще старого образца. Одно утешает: суета сует, мертвым уже ничего не нужно. Хотя это нужно живым… ОТ ТОВАРИЩЕЙ НЕ БУДУ судить о моде на формы, материал и стоимость надгробий. Запомнилась коротенькая встреча на кладбище — с посетительницей, женщиной, умудренной годами. Глядя на массивные мраморные плиты одной из могил, она вздохнула: «Ведь не дышат же под такой тяжестью. То ли дело тут». — И махнула рукой в сторону надгробия, искусно выложенного кусочками дерева, над которым высился высокий деревянный крест… Совершенной неожиданностью, какой-то радостной находкой стала могила кондуктора трамвая Василия Голубева. Удивительное в том, что дата кончины Василия Максимовича — 1913 год! А обнаружила я ее в ряду последних захоронений — 2000 — 2002 года. На фоне дорогих мраморных стел могилка смотрелась, не побоюсь этого слова, уютно, от нее словно исходил какой-то добрый свет. Может, это играли блики солнечного света на узорах новехонькой оградки? Или камень со старинной надписью вызывал теплые воспоминания из детства. Как придорожный камень из сказок: направо пойдешь… Славянской вязью с ятями и ерами на камне было выведено: «Дорогому товарищу возлагаем сей крест от кондукторов Ярославского трамвая». А история у этой могилы, как выяснилось потом, удивительная. Случайно заметил ее Александр Сергеев, водитель Ярославского трамвайно-троллейбусного управления. Жалость взяла его — могилка заброшенная, почти вровень с землей. Камень облил кто-то красной краской. Крест выдернули… Сам Сергеев тридцать лет проработал водителем трамвая. Из солидарности, что ли, взялся он за могилкой ухаживать. Затем взял в союзницы председателя совета ветеранов трамвайно-троллейбусного управления Татьяну Маркатун. Вдвоем они свозили директора управления Бориса Сазонова на кладбище, показали могилу. В общем, нынешний Ярославский трамвай взял шефство над могилой Голубева. Насыпали холмик повыше. Поставили оградку, крест. Татьяна Константиновна рассказывает: разыскивают они сейчас корни этого Василия Голубева. В своем архиве не нашли документов тех лет, обратились в областной. Где-то должно быть упоминание, все-таки непростой человек Голубев. Трамваев-то в 1913 году были единицы. И кондуктора были, наверное, важными людьми — в форменной одежде с начищенными пуговицами, в фуражке. А Василия Максимовича еще и сильно уважали — недаром крест воздвигли от товарищей… Эту могилу спасли. А другие? Жаль, под землю ведь уходит история города… Гибнет за металл. А ведь можно такие интересные экскурсии проводить — и для гостей города, и для жителей Ярославля. Особенно для молодого поколения — ведь кто из них знает, кто такой коллежский асессор или что значит купец второй гильдии? А как они жили, какие обычаи соблюдали, что строили?.. Фото Виктора ОРЛОВА.
