Еще в начале 80-х годов прошлого, но совсем недавнего века тутаевцы по мало-мальски уважительному поводу созывали гостей. Вечерами шумные песенные застолья выплескивались на улицы, и немногие скучавшие в одиночестве с завистью наблюдали, как подгулявшие земляки веселыми группами расходятся во все концы невеликого городка.
И всего-то вреда от запоздалых певцов — потревоженный сон жителей панельных коробок, о стены которых бился высокий голос какого-нибудь признанного солиста, души компании. Да по утрам у перебравших гуляк головушки, может быть, трещали: не без того, в доброй компании сам не заметишь, как хватишь лишнего. Но с годами песни на улицах звучали все реже. До гостей ли, если заедает вечная нехватка денег, страшит нерадостная перспектива потерять работу. Это, конечно, не значит, что Тутаев превратился в город трезвенников. Пили и пьют по-прежнему много, но уже несколько по-другому. Одни, кичась деньгами, переместились в бары и рестораны, где по горлышко наливаются дорогими заграничными напитками. Другие, побитые жизнью, мрачно и зло хлещут самогон в кругу таких же неудачников. Итог, впрочем, одинаков. И денежные везунчики, и голытьба-неудачники к ночи доходят до озверелости, когда сам черт не брат, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Понятно, что такие попойки заканчиваются вовсе не хоровым исполнением популярных песен.ХОДИЛИ ТОЛЬКО ПОД РУЧКУ Не первой молодости семейная пара, восемь лет назад переехавшая из Ярославля, поначалу удивляла соседей нескрываемой нежностью отношений. Как какие-нибудь семнадцатилетние, ходили всегда вместе и только под ручку, называли друг друга ласковыми уменьшительными именами, порой и обнимались прямо на улице, не желая замечать осуждающих взглядов и ехидных шепотков за спиной: смешат людей как могут. Любовь у них, старых дураков, образовалась. Какая любовь, если он шестой десяток разменял, да и она не девочка, сын уж взрослый! Но Татьяне с Олегом было все равно, что о них говорят. Старались проводить время вдвоем, друзей на новом месте жительства не заводили, гостей не звали, хотя было ясно — сами бутылки не чураются. За закрытой дверью неказистой двухкомнатной квартирки каждый вечер дым стоял коромыслом. Шум, музыка, счастливый журчащий смех Татьяны и громкий басовитый хохот Олега, слышные и на лестничной площадке, тому доказательство. ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ Поглощенные поздним чувством, мать с отчимом напрочь забыли о Саше, четырнадцатилетнем сыне Татьяны. И подросток, предоставленный сам себе, вовсю пользовался этой нечаянной удачей. Школа — побоку, избыток свободного времени — улице, друзьям, рискованным ночным развлечениям. Мальчишка точно знал: дома его не хватятся, он там лишний. Стесняет мать, мешает отчиму. Сказать об этом не скажут, но он же не маленький, без слов понимает — любовь… Отогревался парень у бабушки в Ярославле. Вот здесь ему всегда и искренне рады. Можно бы совсем не уезжать, но в школу хоть иногда ходить надо. По маме опять же скучал, а с некоторых пор стал и беспокоиться. Как ни придет — пьяная, с синяками на лице, руках, ногах. Смеется, случайно, мол, упала, ударилась ненароком. Какое там случайно: если на виноватой физиономии отчима прямо-таки написано: опять он руками махал. Вон и у него синячище. Сдачи получил, скотина. Молодец, мамка! ПЕРВЫЕ ССОРЫ А разлад в семье уже не был ни для кого секретом, хотя о причинах его оставалось лишь догадываться. Таня и Олег привычно уединялись, посетителей дальше порога не пускали. Но разве скроешься в наших многоэтажных муравейниках? Сквозь запертую дверь, стены слышались раздраженные голоса, ругань, грохот посуды, а иногда и приглушенные крики. — Дерутся, — делали вывод в подъезде. — Опять чего-то не поделили или допились в конце концов до зеленых чертей. Были и другие версии, в том числе ревность. Дескать, муж злится, поедом ест видную моложавую жену. Сам не красавец, в годах, а ей в сорок пять лет никто и сорока не даст. Он и бесится, потерять боится. Может, и так, но все-таки наиболее верным сейчас кажется другой вариант — безденежье. Полученную за ярославскую квартиру доплату пропили-проели, и пришлось, как в том анекдоте, жить на одну зарплату. Таня не работала, делить невеликие заработки Олега на три рта оказалось делом скучным и конфликтным. Отсюда и упреки, скандалы, кухонные бои. Не исключено, что главным яблоком раздора был Саша. Очень уж обидно бывает тратиться на чужого и колючего, как еж, неласкового ребенка, кормить и одевать его, если лишних денег нет. Каких там лишних — на еду не всегда хватало, так как без дачи, которой живет большинство тутаевцев, приезжему семейству приходилось идти на базарчик за каждой картофелиной. НЕ ДАЕТЕ — САМ НАЙДУ Между тем росли запросы взрослеющего парня. Сигареты, дискотеки, пиво и прочие радости современной молодежи ежедневно требовали приличных сумм, а у пьющих родителей не допросишься и десятки. Они на нее лучше бутылку самогона купят. Отставать от друзей? Ну уж дудки! Не даете — сам найду… В чужих карманах… Сколько раз Саша безнаказанно залезал в эту неиссякаемую кассу, неизвестно, однако, как и следовало ожидать, попался с поличным и на целых четыре года отправился за решетку. Восемнадцатилетний парень уже всей душой ненавидел жмота и пьяницу отчима, видя в нем первопричину своего несчастья. МИЛЫЕ ТОЛЬКО ТЕШАТСЯ Отсутствие раздражающего и отвлекающего фактора по имени Саша ничуть не разрядило обстановку. Наоборот, ситуация усложнилась, так как теперь и у Тани появился законный повод для самых жестких упреков: «Неудачник, ханыга нищая, это ты, подлец, парня в тюрьму загнал! Не можешь содержать семью — не женись!» С этого припева начинались практически все скандалы. Раньше от парочки рюмок Татьяна веселела, тянуло ее на песни-поцелуи, сейчас стала пускаться в упреки со слезами пополам. Возражать себе дороже. Словесная перепалка немедленно перерастала в драку. Вначале в нищего подлеца летело все подряд, потом жена вцеплялась ему в волосы, норовила заехать кулаком в физиономию. Хорошо, если Олег к тому времени бывал не очень пьян и словами утихомиривал расходившуюся жену. Беда, если и он успевал напиться. Отвечал ударом на удар, а то и первым начинал, колотя Таню по чему попало. За пьяную агрессивность, частые отлучки в Ярославль: «К маме… знаю, к какой такой маме…» Сашу посадили в конце 1997 года, с той поры некогда тихая квартирка, обитель двух влюбленных, превратилась в кошмар всего девятиэтажного дома на улице Комсомольской. РАЗНЫЕ ЛЮДИ Вечерние пьянки и побоища к утру, как ни странно, забывались. Таня и Олег, потешая народ разбитыми носами, свежими и поджившими синяками, как ни в чем не бывало выплывали на прогулку. Мужчина заботливо поддерживал спутницу под ручку. Соседские старушки только охали: что делается, вчера чуть не поубивали друг друга, а сегодня милуются. Прямо-таки разные люди, сегодня и не скажешь, что это вчерашние пьяные буяны. Но напряжение, пусть и незаметно для посторонних, все же нарастало, рамки допустимого раздвигались. Во время традиционных вечерних пьянок тет-а-тет Олег все чаще бил жену, а Татьяна стала вооружаться заведомо опасными предметами. Ей уже ничего не стоило съездить мужу по голове сковородкой, схватить кипящий чайник: «Только тронь, вслед за Сашкой загремишь!» Совсем плохо пошли дела после возвращения Саши, в глазах которого злоба на Олега так и плескалась. Кто споил мать? Отчим. Кто ее бьет? Опять он. Кто ему, Саше, судьбу исковеркал? К старым обвинениям добавлялись новые, ненависть росла снежным комом. Тем сильнее она была, что недавний зек вновь попал в материальную зависимость от отчима. Работы молодому, еще пахнущему парашей и общей камерой недоучке не находилось. Да и искал ли парень эту работу? ГОРЬКОЕ ЗАСТОЛЬЕ Начинался июньский вечер 2002 года более чем приятно. Олег получил зарплату, принес домой водки, хорошей закуски. Татьяна развеселилась, он и сам был в приподнятом настроении — можно на время забыть о деньгах, долгах, позволить себе что-то особенное. Не самогон, например, на стол поставить, а нормальную водку. Вот Танюшка как довольна: готовить взялась, скатерку вышитую на стол постелила. Все как у добрых людей, лучшего и желать нельзя. Благодушия супругов, увы, хватило ненадолго. Распив в мире и согласии первую бутылку, решили, на горе себе, продолжить застолье. Олег живой ногой смотался за самогоном, который быстро вернул ситуацию на круги своя — приятный вечерок расколола ссора. Всем ссорам ссора. Татьяна в ответ на ревнивые упреки мужа молча бьет его чугунным сковородником, царапает в кровь. До поры до времени Олег сдерживается, не хочет связываться. Выбивает из рук жены оружие, садится чистить картошку: бутылка почти полна, без закуски пить дальше нельзя. Но у Татьяны тормоза явно отказали. Она вскакивает с табуретки, во второй раз кидается в драку. Картошка раскатывается по кухне. Олег с силой отталкивает драчунью. От удара спиной об стенку у той перехватывает дыхание, но не лишает боевого духа. Отдышавшись, Татьяна принимается материть и дразнить обидчика: «Нож в руке, а не ударишь, не посмеешь! Трус, дрянь и вообще не мужик!» Холодным душем для пьяной женщины стало три удара в живот ножом, которым Олег чистил картошку и который продолжал сжимать в руке. Мгновенно протрезвели оба. Татьяна бежит в ванну, заматывает живот полотенцем. От предложения вызвать «03» отказывается наотрез: «Ерунда, так пройдет. Давай лучше допьем и спать пойдем». ЛЮБОВЬ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ Допили, доели, что на столе стояло, не с картошкой же возиться, пошли спать. Боли Таня не ощущала, раны кровоточить перестали, но, обнимая жену, Олег вновь предлагает вызвать «скорую помощь»: «Живот не нога, мало ли что там повредил нож. Лезвие длинное, сантиметров десять, а втыкалось по самую рукоятку». С врачами здесь и сейчас раненая женщина встречаться ну никак не хотела. Кроме того, боялась, что заберут и посадят мужа: «Отлежусь… А то поймут, что за раны, милицию вызовут. Завтра суббота, поликлиника работает, туда и схожу в случае чего». Так и уснули. К утру состояние Тани почти не ухудшилось. Слабость, разбитость и головную боль она списала на похмелье, в поликлинику не пошла, а послала мужа за привычным лекарством — водкой. Радостный мужичок (обошлось, видно) потрусил в магазинчик, где и отоварился, не скупясь, хорошей водкой, продуктами. Дома сменил постельное белье, на котором усмотрел кровавые мазки и капли, поднес жене стаканчик. В бутылке быстро показалось донышко, но после вчерашних передряг желания повторить не возникло. Полечив головы, отправились в спальню. СОСЕДКА ИСКАЛА КОШКУ Пробуждение было кошмарным — под вопли соседок. Со сна Олег никак не мог понять, что же нужно заполошным бабам, о какой кошке речь, почему открыта входная дверь, где Татьяна, которой нет ни на кровати, ни в спальне. С трудом встал и в чем мама родила двинулся на крики. Соседок как ветром сдуло, а вот лежавшая в прихожей Татьяна не шевельнулась. Тут пришла его очередь кричать: «Врача, милицию!» Жена была мертва. На следствии выяснилось, что пожилая соседка вышла в то утро искать свою запропастившуюся кошку и заметила приоткрытую дверь. Заглянула, конечно, но вместо кошки увидела на полу неподвижную женскую фигуру. Одна заходить побоялась, позвала приятельницу. Вдвоем и стали звать Олега, кричать, что совсем голая Таня, кое-как прикрытая пальто, валяется на полу. Может, ей плохо, может, «скорую» вызвать? Разбудить хозяина оказалось непросто. Вначале он, не выходя из спальни, рявкнул что-то о слишком длинных любопытных носах. Не ваша, мол, забота, лежит и пусть лежит, если ей нравится. Закричал уже из-за закрытой двери, просил вызвать врачей и милицию. Они и вызвали. ОБВИНЯЕТ БЕЗУТЕШНЫЙ СЫН Мужа и жену увезли одновременно, но в разные стороны. Следствие было коротким, Олег сразу признался, подробно рассказал о событиях рокового вечера. Утверждал, правда, что убивать Таню не хотел, хотя давно чувствовал — их скандалы и пьянки добром не кончатся, больно задириста и непредсказуема бывала пьяная супруга, да и он не ангел. Предлагал, говорит, не пить или от греха подальше развестись и разъехаться. Обещала не начинать свар, но каждый раз забывала обещанное и, опьянев, непременно бросалась в драку. Соседи к рассказу Олега ничего прибавить или убавить не могли при всем желании. Слишком уединенно и замкнуто жила пара. Видели синяки на лице Татьяны, разбитый нос Олега, царапины, а вот кто и почему начинал ссоры, кому сильнее доставалось… Полную осведомленность продемонстрировал только что вышедший из тюрьмы пасынок подследственного. Саша явно не пожалел черной краски для отчима, который, по словам молодого человека, был настоящим извергом, заставлял его маму пить наравне с собой. Ссоры начинал первым, бил, унижал жену, грозил ножом не только Тане, но и ему, Саше. И все из-за денег, из-за того, что отчиму приходилось, работая, постоянно шабашить на стороне. Мама-то не работала, стояла на бирже. Сам 22-летний Саша живет в Ярославле у бабушки. Пенсия маленькая, а он пока что тоже не работает, не успел подыскать хорошего места. Маму очень любил, поэтому требует заплатить ему 50 тысяч рублей за причиненный моральный вред, взыскать с отчима потраченные на похороны любимой мамы 7 тысяч. РАЗВЯЗКА Олега, обвиненного в умышленном убийстве жены, приговорили к десяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Смягчающих вину обстоятельств не нашлось, а в его рассказе оказалось слишком много серьезных неточностей, еще больше неясностей. Экспертиза, например, показала, что с повреждениями кишечника, подвздошной артерии и полутора литрами крови в брюшной полости женщина — трезвая? — не может прожить сутки и при этом пить, есть, спать, не чувствовать боли да еще иметь близость с мужчиной. В споры со специалистами Олег, впрочем, вступать не пытался. Мог, говорит, и напутать. Пьян был до изумления, все в голове перемешалось. Настоящая там каша из драк, любви, ревности, нищеты, водки и крови. Крови много, чуть меньше, чем водки.
