Восточный мужчина, который знает, какой должна быть женщина; звезда Театра Романа Виктюка; мадам Сен-Анж из спектакля «Философия в будуаре» по де Саду — недавно засветился в сериале «Бригада», сделавшем всего за три серии имя его персонажа — Фара — известным всей стране.Сегодня все узнаваемые исполнители ролей в «Бригаде» находятся в зоне пристального внимания прессы и публики — еще бы, даже на прошедшем Берлинском фестивале показывали несколько серий. Обозреватель «Утра» встретился с Фархадом МАХМУДОВЫМ во время репетиции в театре.
— Фархад, как получилось с «Бригадой»? Кто вас пригласил в этот культовый сериал? — Я заканчивал актерское отделение ВГИКа в мастерской Михаила Глузского, и году в 95-м другой выпускник этого заведения, Леша Сидоров, показал мне сценарий своего первого короткометражного фильма. Я по дружбе, абсолютно бесплатно, снялся в этом его достаточно «сюрном» кино в главной роли, хотя потом эта картина пропала вообще. Ну, и он меня не забыл, когда писали сценарий «Бригады» и авторам стал нужен образ вот такого человека из Средней Азии. Все потому, что там история с таджикской мафией, а я хоть родом из Узбекистана, но в Таджикистане провел очень много времени — я снимался на «Таджикфильме» в Душанбе с 14 лет. Хотя родился в Ташкенте. Как известно, все эти наркотики, о которых речь в «Бригаде», добываются в треугольнике Киргизия — Узбекистан — Таджикистан. А там люди, которые на этом бизнесе специализируются, все непонятной национальности. Они говорят со смешными акцентами разными, выглядят не пойми как — азиаты с европейскими чертами и наоборот; а я как раз говорю на всех этих языках — и мы решили не напирать на национальность героя, хотя он не узбек, а таджик по фильму. Если кто понимает языки — я иногда там ругаюсь нецензурно то на памирском диалекте, то на ферганском. Меня сам режиссер так просил, потому что русский мат на экраны, слава Богу, не пропускают (ну, максимум — «сука»), а на чужом языке это непонятно — и в результате спокойно прошло. Пусть меня уж простят земляки за то, что я матерился на всех этих языках. В сериале есть такой момент, когда мы идем из гостиницы «Космос» и я говорю партнеру по наркобизнесу: если все будет хорошо, ты говори со мной по-узбекски, если что-то не так — по-таджикски, а он спрашивает: «А если убивать будут?» — тогда, говорю, по-русски кричи. Там, в «Бригаде», вообще все персонажи — это такие собирательные образы, и мой тоже. — Вам не обидно, что вас так быстро убили в этом сериале? — Мне — нет, родственникам — да (смеется). Ведь Сидоров списал этот образ с меня, даже имя осталось то же самое: Фархад — Фара. Но про родню я, в общем, пошутил, скорее, знакомые. Из Америки вот звонили, из Израиля — сетовали: что ж тебя так рано кокнули? Родители видели меня еще в детстве в кино, они привыкли. Хотя сами к искусству не имеют прямого отношения — папа у меня инженер, мама работала в Министерстве просвещения Узбекистана по спортивной части. Нас с братом воспитывали обычно, как я стал артистом — не понимаю (смеется). Наверное, внешность не подвела. А сейчас тем более, после «Бригады» узнают на улице, приглядываются. Хотя, когда показывали сериал, по РЕН-ТВ шло реальное шоу «Русское чудо», а у меня там три прихода. Я там ловелас такой, мужчина-вамп, должен был всех женщин соблазнять. Многие меня узнают больше по «Чуду». — Вы, наверное, заработали на «Бригаде» не только известность? — Нет, я бы так не сказал. Хотя и немыслимые деньги были вложены в этот сериал, далеко не все актеры там заработали. Такой и цели не стояло — мы горели идеей, все до одного. Ну, Безруков, наверное, что-то получил, но сколько он работал — 15 серий безвылазно! Тот же Панин, наверное, — у него сложнейшая роль. Но в данном случае деньги были не главным стимулом — все понимали, что получается очень хорошее кино. Всем хотелось хорошо сыграть, все зажигались, и эта энергия всех объединяла. Ко мне приходили девочки-монтажницы и говорили: «Фара, так и знай, ты проснешься звездой». Ну, про меня это, может, и не совсем так — мало сыграл, но ребята там точно проснулись знаменитыми. Кстати, с Сережей Безруковым я познакомился еще в 1993 году, когда, заканчивая ВГИК, участвовал в конкурсе чтецов имени Яхонотова вместе с ним. Он тогда в Питере взял первое место, а я как раз второе. — А как вы из института кинематографии попали на сцену, в театр самого Виктюка? — Я хватался за все работы, которые можно было получить после окончания института. В 1994 году, мне был 21 год, во ВГИКе мой приятель Павел Урсул, он поставил недавно «Чапаев и Пустота» — вы, наверное, слыхали, выпустил спектакль «Пролетая над гнездом кукушки», на котором присутствовал Роман Виктюк. И тогда же Паша мне сказал, что Роман Григорьевич запускает новый проект по маркизу де Саду и ему нужны ребята. А я ходил к Виктюку на его редкие лекции по театральному искусству, и мне было очень любопытно, я впитывал все как губка. Тогда же, послушав Виктюка, я понял, что, учась во ВГИКе, ничего так и не узнал об актерской профессии. И с тех пор я заболел театром, а Виктюка прозвал «Великая иллюзия». Да, он настоящий майя. Я просто рядом постоять с таким мастером был бы счастлив, дрыгать ногами в массовке. А он, когда нас познакомили, сразу сказал — здравствуйте, русский! И сразу взял меня к себе, сказав: «Ой, сына, сильно зажатый, где тебя учили?» Кончилось тем, что он меня ломал и полностью «сломал» как киношного актера. Нас до сих пор упрекают, что мы, все его артисты, слишком «животны». Это наш грех, с одной стороны, а с другой — конек. Вот меня многие упрекают, говорят: «Фархад, ты в «Бригаде» играл самого себя». Ну что я наркотики продаю, что ли? Просто Виктюк учит актера пользоваться энергией, которая есть внутри него, он называет это «школой представления» в противовес «школе переживания» Станиславского. — А в чем отличие? — Ты уже не на штампах существуешь в театре, а живешь настоящим внутренним миром. Но Роман Григорьевич работает очень жестоко. Он орет, он ругается, он унижает тебя словесно, он кричит, что ты бездарен, он называет тебя самыми грязными словами — у него столько всяких примочек… Он мне мог кинуть: «Ну что ты как обосранный узбек, торгующий на базаре урюком, себя ведешь?» Он находит у каждого актера больное место и бьет туда. Когда происходит слом, ты от бешенства начинаешь плохо соображать, и — чудо! — из тебя что-то прет, ты просто играешь… Так было со мной, хотя проект «Маркиз де Сад» выстрелил только в 96-м году и практически два года я шел за режиссером, жил как придется и где придется, бомжом. Но в те же времена Виктюк взял Женю Отарика, народную артистку Валентину Талызину, и мы втроем репетировали пьесу «Бабочка, бабочка», а потом ездили с ней по стране. Если бы не друзья, я бы замерз на улице в те времена. А то, что я сейчас снялся в «Бригаде», Виктюк, наверное, и не видел — у нас в театре многие снимаются, полно звезд, тот же Добрынин, у нас был Балуев… — Вы человек такой яркой восточной наружности — нелегко по Москве ходить? Кстати, вы гражданин России? — Нет, до сих пор я гражданин Узбекистана. Но у меня есть вид на жительство в Москве, квартира тут. Меня частенько останавливали раньше менты, но я всегда выкручивался — удостоверение театральное, программки какие-то носил с собой. А потом у театра Виктюка появился статус государственного, и более или менее появилась нормальная жизнь. Мы располагаемся в ДК имени Русакова, на Стромынке, в памятнике архитектурного конструктивизма — знаете, наверное… Там не идут спектакли, но там наша репетиционная база. Мы играем на разных сценах, и у нас своеобразный зритель, потому что наши спектакли — это всегда взгляд Романа Виктюка на любое произведение, это его личный театр, это его личная эстетика. Иногда нашему театру и зритель не нужен. Но тем не менее он легко делает попсу — те же «Служанки», прожившие 12 лет без своего зала. — А вам самому какие спектакли у него больше всего нравятся? — Я все его спектакли люблю, но у него процесс всегда интереснее результата. В «Маркизе» я играл женщину — ангела зла. Понимаете, какой это опыт? Хотя я чистый натурал. Это вообще миф про виктюковцев. Ну, есть два-три человека нетрадиционной ориентации из двадцати. Но никто никого не совращает (смеется). Это лишь придает шарм нашему театру, создает атмосферу скандальности. На самом деле у театра нет пола. А что нравится? Да все. Один из лучших спектаклей сейчас — «Саломея», еще — «Эдит Пиаф» с грузинской певицей Нуцей в главной роли, мной и Колей Добрыниным. В этом спектакле мы как семья — Роман нас называет «скандинавы», потому что все трое очень черные. — Фара, вернемся к телевидению. Что вы сами смотрите, какие предпочтения? — Смешно, но я не люблю сериалы. Я понимаю, что всем деньги нужны, я артистов не осуждаю, но сам считаю, что актеру ничего хорошего сериалы не приносят, наоборот — их лица надоедают. Многих замечательных актеров так затерли — они уже не знают, что делать и как вывернуться наизнанку, чтоб измениться. Быть звездой телесериала, может, и прикольно, но ведь не все уровня «Бригады». К тому же это киносериал, снятый на 16-миллиметровую кинопленку, это, в общем, многосерийный фильм. А по телевизору я смотрю в основном канал «Культура» или старое доброе кино, потому что отношусь к этому профессионально, я все же ВГИК заканчивал. Палитра интересов в этой сфере очень большая. — У вас есть мечта? Например, у какого бы режиссера хотели сняться, если б пригласил? — Ну, у многих (смеется). У Линча, у Бертрана Блие, у Люка Бессона, у Джармуша… У Гая Ричи бы с удовольствием. В общем, у всех современных гениев кино. Да и молодые наши ребята стали снимать очень неплохо. Валерий Тодоровский, Филипп Янковский — да, у них бы с радостью снялся. Вот у младшего Кончаловского, Егора, — нет. У отца его — конечно. А Никита Сергеевич, дядя, — он меня сам не возьмет (смеется). Я его очень уважаю как такого дядьку обалденного, я считаю, что его ранние работы — это безумно интересно. А сейчас ему чего-то адабашьяновского не хватает, что ли… Наше современное кино технически выросло, но мы попали в такой хаос, что старшее поколение вообще не понимает, где находится, не чувствует времени, а молодежь еще не вырулила на нужный уровень. Хотя вот есть такие, как Лешка Сидоров, он с молодости работал на ТВ, он очень начитан и все знает про кино и телевидение. Таких бы побольше. А вообще, я многое готов делать ради прикола, я даже в компьютерных играх работал актером. — Как вы развлекаетесь? Богемная жизнь засасывает? — О, я тусовщик! Я люблю дискотеки, заводную хорошую музыку, у меня очень много друзей диджеев. Меня можно встретить где угодно, все ночи проходят в каких-то клубах типа «Пропаганды». Зажигать люблю (смеется). Я очень люблю музыкантов, вот дружу с Левой из «БИ-2», с удовольствием слушаю рок-н-ролл, современный рок тоже, Земфиру люблю. Вообще, я считаю, что люди, которые берутся что-нибудь создавать — неважно, в какой сфере искусства, — творцы, создающие иллюзии. И это их намерение мне нравится. У любого поэта, музыканта если есть хоть три строчки, которые вставляют, — то уже это много. Это самое дорогое в искусстве — на секунду подняться над землей. Для меня сцена как наркотик, месяц не играешь — уже ломки. А слава, известность — это побочное. Я в детстве уже был звездой на родине, там в принципе меня все знали, так что меня публичность не прельщает. Но я, конечно, иногда пользуюсь этим — с милицией, в магазине там… С девушками? Нет, как ни странно. Девицы сегодня настолько «на понтах», что на тему работы моей вообще не хочется с ними общаться. Они вечно все — «я не такая, я жду трамвая». А я, может, тоже жду автобуса (смеется). И хотя мне тоже свойственны депрессии — но зато есть и счастье, полная жизнь. Если у человека есть даже невыполнимая цель — он участник культурного процесса. Я хочу делать интересные вещи, чтобы людям были не пофигу мои страхи, моя боль и переживания — все, что наполняет жизнь. Знаете, такой панковский девиз: сжечь дом, срубить дерево и закопать колодец. Чтобы люди переживали (смеется).
