А дело было так. В 1976 году я в качестве адъюнкта кафедры автоматики ВВМИОЛУ имени Дзержинского прибыл со своим научным руководителем профессором Губинским в Подмосковье якобы для сбора информации по теме моей диссертации. Была промозглая осень, и именно поэтому у меня в кейсе кое-что было. Вокруг же ничего, кроме осеннего березового благолепия, не было, что мой шеф не преминул прокомментировать:
— Американский астронавт — бригадный генерал Томас Стаффорд — на этом же месте попросил остановить машину и изрек: «Здесь кончается Россия лапотная и начинается космическая». ГРАНИЦА ЛАПОТНОЙ РОССИИ И действительно, через 100 метров как из небытия возникли стальные ворота с красными звездами на груди. Миновав твердолобые фильтры КПП, мы наконец-то оказались в городке космонавтов — Звездном, куда, собственно, и направлялись. Дело в том, что незадолго до нашего прибытия в Советском Союзе был «успешно завершен» очередной космический полет, в котором принимал участие выпускник кораблестроительного факультета нашего Высшего военно-морского инженерного училища имени Дзержинского Валерий Рождественский, в гости к которому мы и приехали. Валерий Ильич несказанно обрадовался свалившимся на его голову капитану I ранга и капитан-лейтенанту и заорал: — Мужики! Я уже неделю не просыхаю, поскольку приходится обмывать присвоение полковника и Героя Советского Союза одновременно! А флотских же здесь нет! Все выпадают в осадок, и поговорить не с кем, а ведь я так и остался в душе капитан-лейтенантом. И душа требует продолжения банкета. Как я уже говорил, в кейсе у нас было, и мы дружно усугубили, потом поговорили и наконец-то разговорились. Самый главный вопрос, который волновал всех, касался двухсуточного космического полета с экипажем в составе командира корабля Вячеслава Зудова и борт-инженера Валерия Рождественского. Программа полета не была выполнена из-за отказа техники, но экипаж тем не менее наградили по полной программе. Что происходило на борту во время полета? Почему после приземления спускаемого аппарата СМИ хранили молчание почти сутки? И самое интригующее: как капитан-лейтенант Военно-морского флота умудрился слетать в космос? ЛЕТАЮЩИЙ МОРЯК — После выпуска из училища я попал в подразделение водолазов Балтийского флота, — начал свой рассказ космонавт Рождественский. — Дослужился до капитан-лейтенанта, абсолютно не помышляя о космических далях, по горло хватало своего гидрокосмоса. Однажды в гарнизон приехали купцы — так называют на флоте представителей различных спецструктур, вербующих для новых формирований офицеров, офигевших от тягомотины флотских будней, — и начали селекцию. По кают-компаниям прокатился слух, что идет набор в акванавты — спецподразделение глубоководников ВМФ, а на самом деле подбирали кандидатов в отряд космонавтов. Благополучно пройдя всевозможные тестирования и медкомиссии, несколько человек были зачислены слушателями в Центр подготовки и переаттестованы из капитан-лейтенантов в капитаны ВВС. Потом 10 лет я ждал своей очереди слетать в космос и по полной программе дублировал основные экипажи — проходил курс подготовки к полету и жил в режиме напряженного ожидания: пошлют — не пошлют. Время шло, срок присвоения очередного воинского звания давно истек, подполковничьи звезды на погонах стали покрываться мхом, так же, как и надежда когда-нибудь полететь. И вдруг меня назначили борт-инженером в основной экипаж Вячеслава Зудова. В реальность происходящего не верилось до тех пор, пока главный маршал авиации Кутахов — главный куратор отряда космонавтов, давая последние напутствия перед стартом, обращаясь ко мне, не сказал: — А ты, водоплавающий, смотри, не приводнись, а то у нас ОСВОДа нет. Ты у нас первый летающий моряк. И ведь как в воду глядел. Но это было уже потом, а перед стартом провели, как положено, комплексную проверку всех бортовых систем и обнаружили некоторые отклонения параметров от номинальных. Ежу ясно, что докладывать на командный пункт не стали, а то, чего доброго, отложили бы старт, а то и вовсе отменили. И ходи тогда в дублерах с папахой в портфеле до самой пенсии. Как в шутке про старших офицеров: майорам разрешено ездить в мягком вагоне только на подножке, подполковникам можно носить папаху только в портфеле, а полковникам дозволяется носить лампасы только на кальсонах. ВАРИАНТЫ — ПЛОХОЙ И ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ — Короче говоря, взлетели почти штатно, — продолжил свой рассказ наш собеседник. — А на орбите — незадолго до стыковки с орбитальной станцией «Салют-5» — началась какая-то хренотень с телеметрией и системой ориентации. Слава перешел на режим ручного управления и попытался причалить врукопашную. На Земле поняли, что у нас пошли сбои, и приказали перейти на автоматическое управление кораблем. Решение нужно было принимать мгновенно, и мы… отключились от связи с Землей, продолжая вручную сближаться со станцией. Две минуты на Земле сходили с ума, а мы хранили радиомолчание до тех пор, пока не поняли, что у нас есть два варианта: плохой и очень плохой. Первый предполагал выход на околосолнечную орбиту и невозвращение на Землю, а второй — врезаться в станцию как в фонарный столб. Третьего было не дано. Включили связь, перешли на «автомат» и стали летать, как Белка и Стрелка. Нас подержали еще какое-то время на орбите, но потом решили, что стыковку нужно отменить, поскольку риск столкновения достаточно велик. Ну, тут как раз очень кстати вышла из строя система автоматического управления, и нам дали последний шанс отличиться — посадить корабль вручную. Это происходило впервые в истории управляемых космических полетов. На свой выпуклый военно-морской глаз я прикинул, что Казахстан большой и сухой, поэтому промазать мимо него и угодить в Тихий океан невозможно, то есть свое обещание, данное Павлу Степановичу Кутахову, не приводняться, я выполню. ВСЕ-ТАКИ СЕЛИ В ЛУЖУ Однако все оказалось не так просто, а точнее, просто не так, как надо. Несмотря на то что Слава классный летчик, он не смог противостоять извечной тяге моей морской души к воде и нашел-таки малюсенькую лужицу на казахской полупустыне — озеро Тенгиз. Вот в него-то мы и приводнились, причем выходным люком вниз. Спускаемые аппараты не были рассчитаны на приводнение и поэтому не были устойчивы на воде. Поскольку спускаемый аппарат — это не подводная лодка, мы не были готовы тонуть и выходить из затонувшей ПЛ мокрым способом. Оставалось только надеяться на то, что нас найдут до того, как израсходуется вся регенерация. В космических спускаемых аппаратах использовались флотские комплекты регенерации воздуха «В-64», предназначенные для выделения кислорода из атмосферы отсека. УКВ-диапазон радиостанции молчал как рыба, но мы, стуча зубами от холода, продолжали монотонно вызывать поисково-спасательный отряд. Спустя какое-то время нас нашли, но добраться по тонкому льду до аппарата поисковики не могли. Тогда спасатели стали пытаться застропить нас тросом с помощью вертолета — это все равно что в боксерских перчатках вдевать нитку в иголку. Когда кислорода в капсуле оставалось максимум на полчаса, пилоту удалось нас подцепить и вытащить на берег. Там нас сразу же реанимировали старым флотским способом — наружными и внутренними спиртовыми растираниями. После доклада министра обороны СССР маршала Советского Союза Дмитрия Устинова о проявленном космонавтами Зудовым и Рождественским высоком профессионализме, мужестве и героизме при трое-кратном предотвращении своей гибели в ходе полета на космическом корабле «Союз-23» генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев принял решение о присвоении обоим офицерам звания «Герой Советского Союза». После единственного в истории космонавтики приводнения спускаемого космического аппарата был сформирован отряд спасения космонавтов на воде, который возглавил бывший командир атомной подводной лодки К-3 «Ленинский комсомол» капитан I ранга Басько. После моего космического полета моряков больше в космос, естественно, не посылают, опасаясь очередного приводнения, но зато теперь в Звездном городке все жители регулярно провозглашают тост «за тех, кто в море», а меня в шутку называют адмиралом Тенгизским, — закончил свой рассказ полковник минус капитан-лейтенант Рождественский.
