Если обычный литератор идет по следам событий, то у Михаила Булгакова, автора знаменитого романа «Мастер и Маргарита», сплошь да рядом все наоборот: сперва описывал, а уж потом это случалось в действительности. А как именно случалось, проследил писатель Руслан Киреев в книге «Новеллы о любви». Вот что, например, он рассказывает…
«Загорелось как-то необыкновенно, быстро и сильно, как не бывает даже при бензине. Сейчас же задымились обои, загорелась сорванная гардина на полу и начали тлеть рамы в разбитых окнах». Эту сцену пожара в квартире Берлиоза, которую минуту спустя Воланд со свитой навсегда покинут, вылетев в окно, Булгаков продиктовал жене Елене Сергеевне в ночь с 22 на 23 января 1934 года. О чем в ее дневнике есть соответствующая запись. Елена Сергеевна рассказывает, что отправилась на кухню приготовить что-нибудь перекусить, едва, как говорится, просохли чернила. В кухне на керосинке кипятилось белье, домработница, будучи не в духе, «рванула таз с керосинки, та полетела со стола в угол, где стоял бидон и четверть с керосином — незакрытые. Вспыхнул огонь». Примчавшийся на женские крики Булгаков, «в одной рубахе, босой… застал уже кухню в огне». И это не единственный случай, когда строки романа как бы предшествуют грядущим событиям. Чего стоит знаменитое Мастерово «рукописи не горят»! С помощью всесильного Воланда он восстанавливает сгинувший в огне шедевр. Но в жизни Булгакова сей эпизод в конце концов нашел место. 7 мая 1926 года молодчики из ОГПУ при обыске изъяли у Булгакова вместе с рукописью «Собачьего сердца» три тетради дневников. Вмешался Горький, и через два года тетради вернулись к владельцу. Но Михаил Афанасьевич, дабы никто больше не мог их прочесть, бросил дневники в огонь. Но прочли потомки, хоть и оскверненное, но не поддавшееся пламени! Спустя десятилетия в архивах ОГПУ были обнаружены обстоятельные выписки из исчезнувших в огне тетрадок. Предсказал Булгаков и собственный конец. Он назвал год своей смерти и привел ее обстоятельства. До этого времени было добрых полдюжины лет. И не было никаких оснований ждать смерти. «Имей в виду, — говорил он жене, — я буду очень тяжело умирать, дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках»… Она дала клятву. Шло время. Назначенный Булгаковым год приближался. И вот он наступил. Писатель «стал говорить в легком, шутливом тоне о том, что вот — последний год, последняя пьеса и т. д. Но так как здоровье его было в прекрасном проверенном состоянии, то все эти слова никак не могли восприниматься серьезно». Но предупреждение о кончине сбылось. Это случилось в Питере, на Невском проспекте, в ясный сентябрьский день. Солнце померкло в глазах Михаила Афанасьевича — он почувствовал, что слепнет. Писателя показали знаменитому профессору, который дал совет немедленно возвращаться домой: «Ваше дело плохо». В Москве медицинские светила подтвердили диагноз питерского профессора и потребовали срочной госпитализации. Но Булгаков наотрез отказался и напомнил жене о данной ею клятве. «… Миша прожил после этого 7 месяцев, как он говорил: потому что верю тебе». Любовь отвоевала у смерти целых двести дней, хотя врачи обещали три.… Они познакомились на Масленицу у общих знакомых, оба были женаты и, казалось, счастливы в браке. «Сидели мы рядом, — вспоминает Елена Сергеевна, — у меня развязались какие-то завязочки на рукаве… Я сказала, чтобы он завязал их мне. И он потом уверял всегда, что тут и было колдовство, тут-то я его и привязала на всю жизнь». А он — ее. Однажды в три ночи в ее квартире затрезвонил телефон. «Оденьтесь и выйдите на крыльцо», — повелительно прозвучал в трубке голос, который она мгновенно узнала. Ярко светила луна. Булгаков, не говоря ни слова, лишь прикладывая палец к губам — «Тс-с!» — повел ее на Патриаршие пруды, потом поднялся с нею на третий этаж стоящего поблизости дома, позвонил, и им открыл «роскошный старик, высоченного роста, красивый, с бородищей, в белой поддевке, в высоких сапогах». Гостей ждал у пылающего камина богато сервированный стол. Сидели до утра, живописный старик попросил разрешения поцеловать даму в щечку, дама позволила, и он, целуя, прошептал: «Ведьма! Ведьма! Приколдовала». Елена Сергеевна так и не узнает никогда, что это была за таинственная квартира. На все вопросы Булгаков отвечал неизменно, что, дескать, все это ей приснилось. Тем не менее, даря ей, теперь уже жене, книжицу «Дьяволиада», написал: «Ты совершишь со мной мой последний полет». И она совершила этот последний полет.… За несколько дней до его смерти она, перекрестившись, дала ему клятву, что напечатает роман «Мастер и Маргарита». Хотя самые заядлые оптимисты утверждали тогда, что если такое чудо произойдет, то не раньше, чем через сто лет. Клятву она сдержала, как и ту, давнюю: он умер у нее на руках едва ли не в прямом смысле этого слова. «Ноги ему не служили. Мое место было — подушка на полу около его кровати. Он держал руку все время — до последней секунды». Она даже исполнила то, чего не обещала. Потому что в то время и понятия не имела о его пророческих словах, которые он написал своему старинному другу Павлу Попову в самом начале 1932 года. Речь шла об инсценировке «Мертвых душ», которую Булгаков сделал и за которую испытывал неловкость перед их создателем. Ему, как говорится в письме, даже приснился Гоголь. «… Ко мне ночью вбежал хорошо знакомый человек с острым носом, с большими сумасшедшими глазами. Воскликнул: «Что это значит?!» Оправдываясь, автор инсценировки что-то бормотал в ответ. А потом в письме оказалась обращенная к самому Гоголю пророческая фраза: «Укрой меня своей чугунною шинелью!» И Гоголь укрыл. В прямом смысле слова. На могиле Михаила Афанасьевича долго не было памятника. «И вот однажды, — пишет Елена Сергеевна, — когда я по обыкновению зашла в мастерскую при кладбище на Новодевичьем, я увидела глубоко запрятавшуюся в яме какую-то глыбу гранитную. Директор мастерской на мой вопрос объяснил, что это — голгофа, снятая с могилы Гоголя, когда ему поставили новый памятник. По моей просьбе при помощи экскаватора подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили». Там она и стоит до сих пор. А рядом под той же тяжелой гоголевской «шинелью» похоронена та, которая, как и предсказывал он, совершила с ним его последний полет…
