«москва-петушки» место разлива

Когда-то знамени-тый Веничка Ерофеев лихо прокатился на электричке из Москвы в Петушки. Вышедшая по итогам поездки книга стала бестселлером. Книжка про жизнь, говорят благодарные поклонники. В Москве, на Казанском вокзале, они даже соорудили Веничке памятник. А какая же жизнь кипит в наших местных пригородных поездах? О чем думают и говорят там люди. Этими вопросами задались мы, решив под рюмочку совершить неблизкий путь от станции Пищалкино, что на границе Ярославской и Тверской областей, до Ярославля.

Когда-то знаменитый Веничка Ероф- ев лихо прокатился на электричке из Москвы в Петушки. Вышедшая по итогам поездки книга стала бестселлером. Книжка про жизнь, говорят благодарные поклонники. В Москве, на Казанском вокзале, они даже соорудили Веничке памятник. А какая же жизнь кипит в наших местных пригородных поездах? О чем думают и говорят там люди. Этими вопросами задались мы, решив под рюмочку совершить неблизкий путь от станции Пищалкино, что на границе Ярославской и Тверской областей, до Ярославля. ПАРОВОЗИК ИЗ ПИЩАЛКИНА Читая на вагоне пригородного поезда надпись «Рыбинск-Ярославль», не верьте глазам своим. Вас вводят в заблуждение. Следуя в Ярославль, этот состав вместе с пассажирами еще до Рыбинска пройдет добрую сотню километров. Рыбинск лишь крупный город на пути следования. Берет свой старт пригородный поезд в Пищалкине, что в Тверской губернии, в километре от Октября — пограничного поселка области нашей. Отходит из Пищалкина ежедневно около двух часов дня. Если ничего не помешает, а что-нибудь мешает довольно часто, прибудет в Ярославль около семи часов вечера. За пять часов пути насмотреться можно всякого. Пьет в России народ. Пьет по-черному: водку, самогон, спирт, средства для разжигания костров и для очистки стекол, антифриз… А где интересней пить? Конечно, в пути: кругом незнакомые люди, перед такими душу облегчить — плевое дело. Что бы ни рассказал — нестрашно. Вышел человек на очередном полустанке, и ты его никогда не увидишь. Вот только не зря милиция предупреждает: нет ничего хуже, чем пить с незнакомцами в дороге… ГОРЕМЫКА В БОТАХ В истине этой долго убеждаться не пришлось. Любопытный кадр попался мне, когда я ожидал поезда в Пищалкине. Кадр сидел на лавочке. Летняя кожаная куртка, приличного вида джинсы, физиономия, терзаемая сильнейшим похмельным синдромом — кадр с неимоверной скоростью хлебал газировку из горла полуторалитровой бутылки, и голубые носки… Они были втиснуты в дырявые женские резиновые боты, на десять размеров меньше, нежели та обувь, к которой привык этот человек. Как потом выяснилось, годными для свалки ботами поделилась с горемыкой сотрудница станции: не босиком же человеку ходить. — Что, братишка, тяжеловато? — сочувственно поинтересовался я. Услышав мои слова, горемыка подал голос: — Н-н-ничего, м-м-мужик, все б-будет хо-о-орошо! — вдобавок ко всему он еще изрядно заикался. Он ехал в Питер из Самары. Пьяный был, и называется, за пивом сходил! Подождал бы десять минут, доехал бы до Сонкова, где поезд стоит достаточно долго. А тут в Пищалкине глазом не успел моргнуть, как состав, где остались все вещи и документы, как ветром сдуло. Да и денег с собой лишь на бутылку пива захватил. Почему горемыка оказался на улице босиком, выяснить не удалось. Любитель пива находился в совершенно разбитом состоянии духа, не отвечал на мои вопросы и лишь причитал: — П-попал, н-называется. К-кругом люди. А с-словно в п-пустыне. И н-ничего с-с-делать нельзя. Увы, даже сочувствие, которым я проникся, ему не помогло. Пробовал я посадить его на почтово-товарный поезд. Да не тут-то было. Синий нос, душевные страдания, заикание и разорванные женские боты явно не добавляли к нему доверия. — Ты что, сдурел! — заорал в ответ на мою просьбу сотрудник дороги, сопровождавший почтовик. — Если у меня в вагоне такого синяка найдут, поминай работу как звали! Пришлось препроводить любителя пива в здание станции отсыпаться. Заснул он быстро. Я сел на подошедший пригородный поезд, так и не дождавшись, как он проснется. НА РАБОТУ УСТРОИЛСЯ В 14 часов 8 минут пригородный тронулся. Моим соседом по вагону оказался давно не бритый мужичонка. По внешнему виду бомж: усталые глаза, грязные руки, изрядно потрепанный, с дырами во многих местах пиджак, вы-цветшие запачканные штаны. Башмаки когда-то стоили больших денег. С тех пор прошло немало лет. И я не удивлюсь, если попутчик подобрал их на свалке. Демонстративно достаю бутылку и пару пластиковых стаканчиков, ставлю на стол. Вопросительно смотрю на попутчика. Его лицо сияет! Выпив граммов 80, сосед начинает рассказывать о своей нелегкой жизни. Пробирается Михаил, так представился мой сосед, из Питера в Рыбинск. В начале июня из рыбинской колонии, именуемой в народе «двойкой», освободился некий Николай. С ним Михаил познакомился несколько лет назад в Софийке — рыбинском следственном изоляторе. После освобождения Николай не уехал. Два месяца помогал кому-то на Сенном рынке за пятнадцать рублей в день. Сам в это время втирал очки Мише и его родителям, частенько напрашиваясь к ним в гости. — Поедем со мной в Питер! — звал он Мишу. — Там у меня квартира, женщину побогаче тебе найдем. На работу устроим: будешь получать по двадцать тысяч! Когда Михаил, польстившийся на посулы, стал собирать в дорогу нехитрый скарб, Николай журил: — Зачем всякое шмотье тащишь? Там у меня одежды не мерено! Оденешься как принц. Только билет мне купи! Купили билеты. Поехали. В дороге выпили. Как приехали — еще. Но стоило Мише зайти в туалет, как и зарплату в двадцать тысяч, и одежду принца ветром сдуло — Николай скрылся, прибрав к рукам все, что бедолага Миша взял с собой. Так остался рыбинец в незнакомом городе, да еще и пьяный. Обратился в милицию — указали на дверь. Ночевал на вокзале. Собрал 20 бутылок, сдал по рублю. Купил два пирожка и сигареты со спичками. Несколько дней отбивался от местных хулиганов. Пытался устроиться на работу грузчиком — не вышло. Пробовал сунуться на электричку, чтобы двинуться в родные края, — без билетов не пускают даже на перрон. Пришлось не один десяток километров протопать от Питера. Лишь тогда сел в поезд. Ехал на электричках от станции до станции. Высаживали. Ночевал в лесу. Рассказав об этом и заглотив в очередной раз целый стакан, Миша процедил сквозь редкие зубы, помятуя о «друге» Коле: — Сука! Узнаю через зону адрес, такую маляву напишу, чтоб ему жить страшно стало! ДА НА ФИГ ВЫ ТАК СКУЧНО ЖИВЕТЕ? В Некоузе народу в вагоне заметно прибавилось. Подсела толпа студентов с пивными полуторалитровками. Пили «Янтарное», закусывали «Московским картофелем» и пели песни под гитару. На станции Волга зашла прикольная бабка, на вид лет шестьдесят. В потертой кофточке и платочке. Из корзинки торчит кошачья голова. Я решил, что бабка едет на дачу. Села уже пьяненькая. Поглядела на полусонные лица пассажиров и заорала: — Да фиг ли вы скучно так живете. — И заплясала вприпрыжку, продвигаясь по вагону. Народ реагировал по-разному. К примеру, бедолага Миша, глядя на старушку, улыбнулся. Но большинство соседей посмотрели на нее как на сумасшедшую. В Рыбинске, где, как оказалось позже, поезд простоял двадцать минут, студенты после пива высыпали на перрон как горох. Все метнулись к туалету, что на перроне. А там объявление: мужской туалет не работает. Мат зазвучал как набат колокола. В итоге человек двадцать, на радость сотрудников дорожной милиции, ломанулись к привокзальным кустам… Миша вышел. Наконец состав отправляют на Ярославль. Но на товарной станции, до нее ехать две минуты, встаем. Ждем. Наконец обгоняет товарняк. Стоим еще минут десять. Пассажиры начинают сердиться. Подсел ко мне мужик лет сорока пяти. В потертых штанах и кроссовках. Ругается: — Я пью только на ходу, а здесь на каждой минуте остановка. Спрашивает проводницу: «У вас бутерброды есть?» Она на него смотрит взглядом медузы Горгоны, как будто от нее требуют ананасы в шампанском. — А мне надо принять! — заявляет он, достает из сумки сухарь, бутылку самогонки и начинает сосать прямо из горла. Пьет сам, другим не предлагает. Бубнит всякую фигню. Мол, на дачу едет работать, коза у него там, огород. Ну не предлагает, так не надо. Собрался немного поспать, просил соседей разбудить, люди отказались. Позвал проводницу. Та: хорошо-хорошо. Он сразу вырубился и захрапел. Под свой храп и язвительные смешки соседей Чижово и проехал. Выходит в Ваулове, зудит на проводницу. Та ему: — Да какой ты теперь дачный работник. Тот лишь рукой махнул с перрона: — Сгинь, бестия! — и назад по шпалам… По вагону прошло несколько торговцев. Продают цветы, газеты, семена. Есть даже самогонка. Предлагает женщина. Лет за пятьдесят. Идет нахваливает, мол, лучше, чем у нее, нету. Чистая, из зерна. Самогонку не берут. Кому надо, заправились перед выездом. Кто в себя. Кто в бутылку, что в сумке. ТЕПЕРЬ ПРИЧИТАЕТСЯ… В Ваулове в вагон с трудом ввалился некий Андрюша, как позже выяснилось, из Воркуты. Предприниматель. Ростом под два метра, весом — килограммов 150, не меньше. Пьянющий вдугаря. Из бокового кармана торчит пачка сотенных долларовых банкнот. После Миши осталась еще треть бутылки. Наливаю себе в пластиковый стаканчик, спрашиваю: — Водку будешь? — Буду! — говорит и лезет в карман за таблетками от печени. Наливаю — выпивает. Глотает, как воду с похмелья, когда сушняк долбит. Все дососал. Гляжу, и без того широкая физиономия становится в два раза шире от расплывшейся улыбки. — Хорошо? — интересуюсь. — Теперь хорошо. — А что пьешь как верблюд после двухнедельного воздержания? — Вчера, — говорит, — на свадьбе у друзей гулял. Похоже, перебрал малость. Я сейчас! Через десять минут Андрюша вернулся, как я понял, из соседнего вагона. В руке у него красовалась полная бутылка «Ярославки». Через полчаса новый попутчик уже валялся на нижней полке, облепленный долларами, высыпавшимися из кармана штанов. Разбудил я его за пять минут до прибытия в Ярославль. Вместе собрали деньги. Пересчитав, Андрюша сделал каменное лицо. Минуты две посидел — и вдруг пулей в карман рубашки. Сразу просиял. — Вот они, вторая половина. А я- то думал, что пропали. — Что за половина? — Так я нарочно деньги пополам разделил. Мало ли что. Спасибо тебе! Другой бы попался — лишился бы и тех, и этих. Андрей протянул мне визитку. — Я недавно квартиру в Костроме купил, решил туда перебраться. Будет пару дней свободных — приезжай, теперь с меня причитается! Я вышел на перрон. Вдруг слышу: — Петушки, Петушки — спорили два железнодорожника. — Ребята, при чем здесь Петушки. — Позавчера наш Димка Петров в Петушках забил гол местному «Динамо». — За кого он играет? — За «Рыбинск». — Какой общий счет? — 1:0 в нашу пользу! Вот и в Петушки приехал, пришло мне на ум. Это надо отметить!

ПоделитесьShare on VKShare on FacebookTweet about this on TwitterShare on Google+Email this to someonePrint this page

Переход по сообщениям