Ярославская земля дала немало известных людей, и ярославцы по праву гордятся и великими певцами, и скульпторами, и актерами, и художниками, чье творчество стало достоянием не только российской, но и мировой культуры. Ярких и талантливых спортсменов из Ярославля тоже вышло немало. А вот что касается балета, то бытует устойчивое мнение, что нашему городу здесь не очень повезло: нет, мол, у нас хореографической школы, и потому ни одной выдающейся балерины Ярославская земля не дала.
Оказывается, это совсем не так. Признанная звезда, именно так о ней в интернете и сказано, популярного и престижного ныне театра «Кремлевский балет» Светлана Романова — ярославна. В Ярославле, на «пятерке», живут ее мама и брат, и сама Светлана периодически приезжает в родной город. В последний год в Ярославле она стала бывать значительно чаще, что связано с появлением на свет сына Ванечки. Светлана, родив сына в 36 лет, уже через полгода вернулась на большую сцену, а ее мама Тамара Константиновна помогает растить Ванечку. Временно живя в Москве, Тамара Константиновна скучает по дому, по родному городу, вот и приходится им периодически приезжать в Ярославль. В один из таких визитов мы и договорились со Светланой о встрече. Буквально накануне мне довелось увидеть Светлану Романову на сцене Кремлевского Дворца в балете «Лебединое озеро», где она танцует Одетту-Одиллию. Маленькая квартира в старом доме на «пятерке» никак не вязалась с тем величием, с тем праздником, который довелось увидеть накануне в Москве. — А вы думали, как живут звезды балета? — то ли спросила, то ли ответила на мои возгласы мама Светланы. Самой же Светлане в этой квартире все безумно дорого, потому что все напоминает о детстве, которого звезды балета бывают практически лишены. — О том, что Светочка должна танцевать, мне ведь еще в детском садике говорили и все настаивали, чтобы я ее в хореографическую студию отвела. Но я и понятия о таких студиях не имела, где их искать, тоже не представляла, — успевает мне сообщить мама Светы, прежде чем уйти с Ванечкой гулять. Мы остаемся со Светланой одни. Светлана очень скромная (совсем на звезду не похоже!), даже застенчивая, говорит тихо. О ее многочисленных наградах и достижениях я узнала из интернета, она же говорила все больше о своих учителях и о нелегкой судьбе балерины. — Я пошла учиться в самую обычную школу на «пятерке» — N 3. Тогда еще было такое, что ходили по школам и отбирали способных детей. В самом начале первого класса меня отобрали в художественную гимнастику. Я начала заниматься. У нас было два вида занятий: спортивная гимнастика, которая мне не нравилась, и хореография, которой я занималась с большим удовольствием. Сначала я стала пропускать спортивную гимнастику, а потом и вовсе перестала ходить и начала приставать к маме, чтобы она меня записала в хореографическую студию. Где такая находится, я в общем-то тоже не знала. Но настояла на своем, и мама отвезла меня в клуб «Гигант». Там была такая замечательная женщина, педагог Любовь Николаевна Смирнова, которая сейчас работает в школе искусств N 1. Она-то и определила мою судьбу. Когда мне было девять лет, Любовь Николаевна повезла меня и еще одну девочку в Москву, в хореографическое училище при Большом театре, показывать наши данные. Любовь Николаевна считала, что мы должны танцевать. В Москве с ней, видимо, согласились, и, вернувшись в Ярославль, Любовь Николаевна начала нас готовить к поступлению в училище, усиленно с нами заниматься. Времени она нам уделяла очень много, а у нее у самой было уже двое маленьких детей. Через год, когда нам исполнилось по 10 лет, она нас повезла снова в Москву — поступать в академическое хореографическое училище. — Светлана, сейчас вы спокойно все рассказываете, а ведь в 9 — 10 лет ребенок еще не понимает, на что его толкают взрослые. Осознавали ли вы, на что себя обрекаете? Вы очень хотели танцевать? Мечтали стать звездой? И страшно ли вам было ехать в Москву, поступать в училище? — Сейчас, когда я завершаю свою карьеру, я, конечно, могу сделать некоторые выводы. Ребенок очень внушаем, и мне внушили еще в глубоком детстве, что я должна танцевать. Мне нравилось танцевать, но сейчас я не могу сказать точно, насколько нравилось. И конечно, я не могла даже предположить, что меня ждет, какую цену придется заплатить. Балет — это не только праздник, это тяжелый, это безумно тяжелый труд, это постоянный стресс, это постоянные травмы. И все время переживания, связанные то с премьерами, то с гастролями. И я не знаю, правильно ли, когда родители начинают из ребенка делать звезду. Мне повезло: моя жизнь и танцевальная карьера в целом сложились, но я знаю сотни сломанных судеб. Я помню, как мне и Наташе, с которой нас повезла в Москву Любовь Николаевна, было страшно. Я знала свои недостатки, у меня со спиной были небольшие проблемы, я пыталась их исправить. Это был 1976 год, конкурсы в хореографическое училище были сумасшедшие. Из 100 человек поступали двое. Обязательное условие, помимо внутреннего артистизма и танцевальных способностей, разумеется, — нужно было хорошо учиться в общеобразовательной школе и иметь хорошее здоровье. Пройти нам предстояло три тура: первый — общий, смотрели артистические способности в целом, во втором туре оценивалось здоровье, а третий тур — танцевальный. Мы с Наташей поступили, правда, в разные классы, в этом тоже была трагедия. — Почему трагедия? — Представьте, ребенка в 10 лет отрывают от дома. А я была очень домашним ребенком, привыкла к семейной жизни, быть рядом с мамой, папой, братом. И я не была общительной, коммуникабельной девочкой. Я каждый день писала письма домой, и абсолютно в каждом письме была фраза: мама забери меня отсюда. Сейчас только понимаю, как тяжело моей маме это было читать. К счастью, у мамы хватило мудрости не забирать меня домой. И только уже в старших классах я перестала писать домой каждый день. Появились подруги, общие интересы. А с Наташей мы попали в разные классы, потому что на экзаменах педагоги сами решают, кто какую девочку берет. Сейчас Наталья Новикова танцует в Петрозаводске, тоже стала заслуженной артисткой России. — Светлана, что вы имели в виду, когда сказали, что были свидетельницей сломанных судеб? — В балет отдают в раннем возрасте, и ребенок проникается тем, что ему внушают взрослые: должен танцевать, должен стать звездой! Но проходят годы. Кто-то поправился, у кого-то изменились формы, наконец, кому-то это просто разо-нравилось, потому что балет, еще раз могу сказать, — это очень тяжелый труд. И травмы могут стать серьезной причиной не сложившейся карьеры, да и масса других обстоятельств. Но даже если все получилось и закончено училище, вовсе необязательно, что вы станете солисткой. Можно всю жизнь в кордебалете простоять. Для кого-то и это счастье, конечно, но большинство мечтает стать примами, танцевать серьезные партии. — От чего в балете успех зависит? — На этот вопрос однозначно не ответить. Я видела очень много способных и даже талантливых девочек, у которых потом не сложилась танцевальная судьба. От педагогов много зависит, от руководителей театра и труппы. В хореографическом училище меня взяла в свой класс Софья Николаевна Головкина, она тогда была уже директором. Сильнейший педагог, более 60 лет она преподавала. Позднее я вернулась в академию, где получала уже высшее образование, вновь к Софье Николаевне. Она сейчас почетный ректор училища. Мне вообще с педагогами везло, начиная с Любови Николаевны Смирновой, которая не просто привезла меня в училище, но и потом постоянно следила за моей судьбой. А судьба моя сложилась далеко не сразу: мне тоже пришлось в кордебалете стоять, так что я весь репертуар знаю. После хореографического училища я поехала в Минск, не могла остаться в Москве, потому что у меня не было прописки. И хотя меня приглашали в Минск солисткой, получилось все не так, как я представляла. Мне было 18 лет, и я была одна, некому было помочь, подсказать. К тому же в Минском государственном театре оперы и балета упор был на современную хореографию, к которой я была абсолютно не готова. У меня начались травмы. И потом, театр — это уже не училище, где с тобой нянчатся, подсказывают, учат. Возможно, я бы так и затерялась в кордебалете, но, на мое счастье, в театр из Перми приехала Нина Николаевна Дьяченко, приехала завершать свою карьеру — в Минск пригласили ее мужа, известного тенора. И Нина Николаевна меня заметила и начала со мной работать. В балете очень важно обратить на себя внимание, доказать, что ты что-то можешь, и тогда начнут на тебя ставить. В это же время из Петербурга, тогда еще Ленинграда, в Минск были приглашены ведущие актеры балета, такие как Бережной, Ирина Колпакова, Тахир Балтачеев, чтобы восстановить классические постановки — «Жизель», «Спящую красавицу» и другие. Они шли в Минском театре, но их хотели обновить и поднять на более высокий уровень. Вот на этой классике я и поднялась. Несмотря на то что я была молодая, я танцевала ведущие партии и в «Лебедином озере», и в «Шопениане», и в «Бахчисарайском фонтане», и многое другое. Там, в Минске, я вышла замуж за Олега Корзенокова, солиста нашего театра. А в 1990 году его пригласили в Москву, в только что созданный тогда театр «Кремлевский балет». И мы с ним уехали в Москву. Правда, в Москве вскоре и расстались. Для него Москва вообще оказалась неудачной. В Минске его буквально на руках носили, но в Москве у него начались серьезные травмы: в Кремлевском Дворце пол вовсе не предназначен для балета. Сейчас Олег не танцует, хотя он младше меня, он главный балетмейстер в театре Ростова-на-Дону. А мне опять пришлось все начинать с нуля. Руководитель театра Андрей Петров приглашал ведь не меня, у него своих солисток хватало, и мне предстояло стоять в кордебалете. Но мне опять повезло. Меня заметила сама Екатерина Максимова и начала со мной работать. Как старший балетмейстер-репетитор Екатерина Максимова работала со всеми ведущими балеринами и взяла меня. В 1991 году у театра были гастроли в Мексике, и так получилось, что из ведущих балерин никто не мог поехать. У кого-то была травма, у кого-то другие обстоятельства. И мы с Максимовой стали репетировать на меня спектакль «Макбет», поставленный Владимиром Васильевым. Спектакль очень тяжелый, в том числе и в актерском плане. До этого у меня не было таких сложных, таких трагических ролей. Мы по пять часов не вылезали из зала, безумно много работали. В балете есть фанатично преданные делу педагоги, и мне на таких везло, они были готовы сутками работать с учениками. Это тоже слагаемое моей успешной карьеры. С успеха этого спектакля мое восхождение уже в Москве и началось. — Светлана, вы сказали, что сейчас завершаете свою карьеру. А во сколько балерины выходят на пенсию? — Вообще, в 38 лет. Но это необязательно. Если публика ходит и если сам актер хочет танцевать, то можно не уходить на пенсию. Многие известные балерины танцевали на сцене до старости. — Еще такой, может быть, не очень корректный вопрос: большинство балерин, во всяком случае, ведущих, детей не имеют. А вы рискнули родить… — У меня был тяжелый год, случилось несколько срывов из-за мелких травм, и вдруг серьезная травма — порваны связки коленного сустава. Впереди премьера, а у меня фактически нет связок. И мне предстояла серьезная операция. На мое место пришла другая балерина. И вот после операции я вдруг серьезно задумалась о смысле жизни, о ценностях… И я поняла, что людей незаменимых нет и что все: и слава, и востребованность — проходит. А большинство балерин не рискует оставить сцену даже на короткое время: то премьера, то гастроли. Восстановившись после операции, я совершенно сознательно начала готовиться к тому, чтобы стать мамой. А балет вечным искусством не назовешь. Пока ты танцуешь, тебя знают, ушла со сцены — забыли. — Вы ведь танцевали вместе с мужем, тоже заслуженным артистом России? — Да, мой муж — Константин Матвеев, но сейчас он не танцует. И говорит, чтобы я тоже побыстрее уходила со сцены. — Почему? — Мы были первой женатой парой в нашем театре, и мы были нужны театру. Нам первым и дали квартиру. С одной стороны, это хорошо, с другой стороны, нас привязали этой квартирой. Мы не могли перейти в другой театр, отказывались от интересных и выгодных предложений. Может быть, целесообразнее даже было бы заработать на квартиру. А ушел муж из балета потому, что балет сейчас не дает возможности ему зарабатывать достаточно средств для семьи. Он считает, что балет — это не то, чему стоит посвящать всю жизнь. — Но он же уже посвятил ему жизнь? Наверное, его путь на сцену, к славе был легче, чем ваш? — Да не сказала бы. Путь ведущего артиста легким просто не может быть. Он из Подмосковья, из Люберец, и также жил в детстве в интернате, и тоже через многое прошел. Мне жаль, что он ушел со сцены, а ему нет. Он танцевал и с Максимовой, и с Семенякой, и с Семизоровой, и с другими звездами. Сейчас он занимается другой творческой деятельностью, все дальше удаляясь от балета. — А вы бы хотели, чтобы ваш сын танцевал, продолжил семейное дело? — Честно, нет. Я не считаю это мужским делом. И это очень тяжелый труд. И потом, далеко не у всех артистов балета дети танцуют. Раньше вообще была такая традиция — из Академии балета ездили по деревням и отбирали способных детей. Для балета нужны не только физические данные, но и особый внутренний артистизм. — Светлана, в народе существует мнение, что балерины всю жизнь сидят на строгой диете, постоянно себя во всем ограничивают. Так ли это? — Мне повезло, у меня таких проблем нет. Если я хочу — ем, не хочу, особенно когда много работы, не ем. Но проблема есть. Особенно меня возмущает, когда родители сами сажают своих детей на диету. Это рождает комплексы на всю жизнь. У меня такого нет, потому что я жила в интернате и что давали, то и ела. А девочки, которые учились вместе со мной, но жили дома, постоянно слышали от родителей: тебе это нельзя, положи поменьше. Это ведет только к нездоровью и комплексам. Я смотрю, сейчас в училище девчонки по 10 — 11 лет все худющие, а уже сидят на диетах. Зачем это? Ребенок должен есть все — и пирожные, и шоколад. Особенно в праздники, дни рождения, не надо его лишать детских радостей. Конечно, в меру, не объедаться. — Светлана, вы сказали, что балет — искусство не вечное, в смысле славы, популярности. А как же Кшесинская, Плисецкая, Уланова? Мы не видели, как они танцевали, но знаем их. — Кшесинская, скажем, больше прославилась не танцами, а подробностями своей жизни, которые к балету отношения не имеют. А что касается Улановой или Плисецкой, то это были раскрученные имена. И раскручивала их вся партийная система. Нам нужно было иметь что-то, чего не было ни в одной стране мира. И выбор пал на классический балет. На самом деле было немало других очень талантливых балерин, которые танцевали не хуже, но которые не были столь широко известны. — А как выбирают будущих звезд, тех, кого стоит раскручивать? — Это зависит от множества обстоятельств, чаще всего не имеющих отношения к балету. Например, Екатерина Максимова с детства уже была звездой. Ее мама — очень известный человек в театральном мире, и жили они в том доме, где проживали многие известные люди. Анастасию Волочкову, например, раскручивает тоже мама. Сейчас во многом это зависит от умения вовремя найти спонсоров, тех, кто готов вкладывать деньги. — У вашего театра «Кремлевский балет» существует соперничество с Большим театром? Мечтали ли вы танцевать именно на сцене Большого? — Соперничества нет, потому что Большой — это Большой, он единственный в мире, и думаю, что когда он в своих интригах разберется, ему снова не будет равных. Мечтать можно о многом, но жизнь каждого из нас зависит от множества обстоятельств, с которыми невозможно не считаться.
