Трудное это дело — человеческое счастье. И зависит оно вовсе не от внешних обстоятельств жизни, а от того, как к этим самым обстоятельствам относится сам человек, что считает он в них главным, а что второстепенным. Примеров тому не счесть. Есть такой и на моей памяти.
Лет пятнадцать назад работала я на одном из ярославских строительных заводов. Коллектив небольшой, а потому каждый человек был как на ладони и знали про него даже то, что он и сам о себе не знал. Женщина, по имени Людмила, заведующая отделом кадров, сразу привлекла мое внимание. Уж очень роскошно выглядела она в небольшой, скромно обставленной конторской комнатушке. Всегда красиво причесана, со вкусом одета, макияжа на лице не много и не мало, а именно столько, сколько надо для того, чтобы нравиться. Интеллигентного вида, спокойная, мягкая в обращении, она была просто воплощением женственности. Мужа ее я никогда не видела, но говорили, что он из военных. Это сразу объясняло и дорогие наряды, и импортную косметику, и золотые перстни на руках, сережки, цепочки. Лет 35 ей было. И все бы хорошо, но не дала им судьба детей. Сама ли женщина рассказала кому о своей беде, или безотказное сарафанное радио сработало, но весь завод знал, что повинен в бесплодии муж. Еще говорили, что он был не против взять на воспитание ребенка из детского дома, но жена воспротивилась, потому что хотелось ей своего кровного родить. Прошел период летних отпусков. Людмила вернулась с Черноморского побережья еще более похорошевшая от ровного морского загара. А к Новому году стали мы замечать, что она как-то уж очень сильно округлилась. И вот уже никаких сомнений не оставалось — она беременна. Неисповедимыми путями дошло до нас известие о том, что своего будущего ребеночка она привезла с моря, завязав там отпускной роман с одним из отдыхающих. Ушла она в декретный отпуск, а к весне родила мальчика. Сама ли она сказала мужу о происхождении сына, или сам догадался, но вскоре мы узнали, что он бросил Людмилу после серии малоприятных скандалов. Говорили, что он прилюдно бесчестил жену, укорял в измене, называл ее виновницей позора, который, как он считал, лег несмываемым пятном на их семью. Этого-то позора он и не смог ей простить и при разводе вы-двинул именно версию прелюбодеяния со стороны жены. По возвращении на работу Людмила уже не выглядела так роскошно. Исчезли золотые кольца, серьги, платья стали куда как скромнее. На одну инженерскую зарплату приходилось ей и себя питать, и сына растить. Говорили, что она еще подрабатывает печатанием на машинке. В общем, после многих лет привольной в материальном отношении жизни пришлось Людмиле отведать горького хлебца нужды. Но она, похоже, не горевала. А морщинки, появившиеся на ее лице, могли быть и от возраста, ведь сорок лет — не двадцать. Уже впоследствии узнала я, что бросивший Людмилу муж вышел на пенсию и окончательно спился. Сына Людмила подняла, у него оказались неплохие музыкальные способности, даже какие-то высокие надежды возлагали на парня. И лицом, и статью, и даже походкой удался он в мать. В лаборатории нашего завода работала еще одна женщина. Была она постарше Людмилы. Веселая такая, компанейская, заводная. Смех у нее заливистый — послушаешь, и самой смеяться хочется. Звали ее Натальей. Муж у нее работал шофером и частенько заезжал по работе на нашу территорию — возил бетон. Был он ей под стать — говорун, весельчак, в общем, рубаха парень. Так что пара во всех отношениях удачная. Но и тут печаль-кручина имелась — не родились у них детки. И опять же причиной тому был муж. Она этого не скрывала. Сама рассказывала, что уговаривала мужа взять на воспитание чужого ребенка, но он был против. Чужой и есть чужой. «Мой мне говорит, — смеялась Наталья, — что если он не может, то мужиков-то настоящих на свете много. Рожай, мол, вырастим. Тут уж хоть наполовину, да наш. Так что сам на грех меня толкает». Смеяться-то она смеялась, но, видимо, не так это просто было для женщины — родить не от своего родного мужа. А годы уже за сорок перевалили. И наконец она решилась. Поехала отдыхать в какой-то санаторий на Черное море и вернулась оттуда уже с ребеночком. И не скрывала этого, сама рассказала, что да как у них там, на югах, происходило. Удивительно, что ее муж был рад беременности своей жены от чужого мужчины, кажется, даже больше, чем она. Приедет к ней на работу и девчонкам наказывает: «Вы уж берегите мою Наталью, тяжелого ей не разрешайте таскать. Все-таки возраст у нас уже критический». Ушла она в декретный отпуск, родила мальчишку, чернявенького такого. Я видела их спустя несколько лет всех вместе. Он, она, а посредине хлопчик такой бойкий. Повис на их руках, а счастливые родители знай раскачивают его взад-вперед. Мальчишка хохочет, и мать с отцом не отстают. Увидали меня, остановились. Мужчина поднял парнишку на руках высоко-высоко: «Гляди, какой у нас сын растет!» Глаза его радостью так и лучатся, а рядом Наталья притулилась. «Папа, папа, — затеребил его мальчик, — пошли скорей на кониках кататься». — «Пойдем, сынок».
