— Наташа!- Я тебе не Наташа! У нас сейчас другие имена в моде. — Наташа, не хочешь у меня в лавке поработать?Еще чего! Это марокки — так называют в Андалусии приезжих арабов из Марокко — предлагает мне, журналисту из областной газеты, работу в своей вонючей лавке! Дышать нечем от десятков дубленок и кожаных пальто, обуви.

Хотя место неплохое, бойкое — на подъеме к очень популярной у туристов улице Сан-Мигель, где все первые этажи домов заняты магазинами. Дело происходит в Торремолиносе — курортном городке на берегу Средиземного моря. Такое же предложение — поторговать в его лавке — сделал и Энрике — симпатичный испанский мавр. Он сам знает пару слов на исковерканном русском. Рассмешил! Представила: буду, как он, сидеть в тени забора, с которого свесилась ветвь жасмина. Изо дня в день, месяц за месяцем. Вскакивать, когда какой-нибудь немец или швед — основной туристический контингент Коста дель Соль — подойдет к моим юбкам, шортам и панамкам. Улыбаться: «Ola! Чего изволите?» Опять под забор, в тень. А жасмин, черт его побери, так и будет свисать надо мной. Нет! Как сказал поэт, дайте мне на родине любимой, все любя… И так далее. СЛАВЯНСКИЙ БУМ И где только наша не пропадала! В Мадрид, на площадь Алуче, каждый день приходят десятки автобусов с Украины и из России. Люди, заплатившие за работу в Испании до двух тысяч долларов, едут четверо суток в «Газелях». Через пару месяцев свою черную работу они перепродают вновь прибывшим на Алуче… И пять газет на русском и украинском языках пестрят объявлениями: психолог ищет работу по уборке дома или няней с детьми, архитектор хочет на стройку, владеет специальностями каменщика, электрика, сантехника… Гораздо больше везет красивым девушкам: их приглашают в сауны, массажные, центры досуга. Зарплата — до трех тысяч евро плюс бесплатное жилье. А вначале удивило отношение к русским — совсем не такое, как к немцам. Высокомерное, без особых симпатий. А потом обнаружила, что горничные и уборщицы в отелях, официанты и парикмахеры, сантехники и строители — в основном братья-славяне. Русских среди них гораздо меньше, чем поляков и украинцев… Но для испанцев мы одно и то же. На пляже познакомились с молодой женщиной Ириной из украинского города Черновцы. Перед ее отъездом домой. Она жаловалась: зря потратила время здесь, в Испании. Работала уборщицей. Зарплата небольшая, почти всю ее съедали квартплата — вдвоем с подругой снимали студию по триста евро, — и очень высокие коммунальные платежи и питание. Возвращается практически без накоплений, хотя с подарками. Очень рада — истосковалась по дочери. МАЛАГА — СЕВИЛЬЯ Оказаться в Андалусии и не побывать в Севилье — просто грех. Сначала едем из Торремолиноса в Малагу — это минут пятнадцать на автобусе. Билет — 95 центов. Вход на вокзал в Малаге — через детекторную установку, как в аэропорту. Строго. У испанцев до сих пор жива память о жутком теракте на Мадридском вокзале. Приятно поражает бесплатный туалет на перроне. Чистый, с красивой, извините за подробности, сантехникой. Билет до Севильи на электричке — всего 12 — 13 евро. Организованная экскурсия из Торремолиноса обошлась бы в 70 евро. И потом, хоть на считанные минуты хочу почувствовать себя прохожей, севильянкой, которая идет по площади мимо Хиральды — знаменитой башни кафедрального собора. И не нужно вовсе, чтобы рядом тараторил экскурсовод: в каком году эту башню построили… Поезд в Севилью идет где-то в десять утра. В салоне микроклимат 20 градусов. А за окном подсолнухи склонили головки под безжалостным солнцем, там — плюс тридцать семь. Огромные поля подсолнухов начались, как только поезд побежал по равнине — Месете… Едем в прохладном и, без преувеличения, роскошном салоне. Куда там «Савве Мамонтову»! Белейшие подголовники, плюшевые кресла, куча всяких кнопок и глазков, все регулируется: свет, воздух, наклон кресла, есть кнопка предупреждения о том, что ты выходишь на следующей станции. Вначале, от Малаги, дорога проложена среди каменистых гор. Сьерра-Морена… На головокружительной высоте, на скале — что-то вроде деревянных гатей. Пастушья тропа из недавней истории. А из древней — то тут, то там остатки древнеримских дорог и мостов через узкие ущелья. Вскоре пейзаж смягчается. На каменистых лысинах появляются оливковые рощи. Поразило: по одной такой «лысине» ползал трактор. На крутом склоне он выглядел большой железной мухой. Какой-то испанский крестьянин в убийственную жару обрабатывает свой клочок земли. Почему-то вспомнила зеленые, сочные луга на российских просторах, которых по нескольку лет не касается рука человека… Поезд подошел к подземному перрону вокзала Санта Хуста. Бр-р, холодно! Поднялись наверх, выходим на улицу — и как из сугроба в парилку! В Севилье — под сорок. Экстремальный туризм. Севилья прекрасна. Центр ее похож на Санкт-Петербург парадным обликом. Всюду парки, старинные дворцы, памятники, через Гвадалквивир переброшены изящные мосты. А фонтаны! По пути они встречаются на каждом перекрестке. САГА О ФОНТАНАХ Фонтаны здесь прекрасны. А главное — спасительны. В каждый из них вначале мы окунали пальцы, чтобы отереть пот с лица, а потом и вовсе начали плескать воду на голову и плечи. Вот в Гранаде фонтаны поскромнее: в мраморных досках краны, из которых вода стекает в каменные раковины. Главное — утолить жажду. Там, на пути от площади Изабеллы Кастильской к Альгамбре, вижу: смуглая девица, задрав юбку, без стеснения омывает до бедер ноги, которые ставит поочередно на парапет. Жарко! Любопытный фонтанчик есть в Торремолиносе, недалеко от автостанции. На табличке возле крана значится: сколько кальция, магния и еще чего-то содержится в воде. Севилья — очень древний город. Парадокс истории: приметы этой древности — остатки римского водопровода, акведука — мы увидели в современной части города, среди бурного потока машин и людей, напротив какого-то универмага… В самом сердце Севильи, в садах Мурильо, обнаружила увитую плющом памятную доску в честь поэта начала XIX века Густаво Адольфо Бекера. В этих садах он любил гулять. Бекер — автор нежнейших любовных стихов, человек трагичной судьбы. Сразу вспомнила строки из Бекера: «Вновь по весне ласточки совьют гнезда на твоем балконе, вновь вьюнки вскарабкаются по решеткам, а твое сердце, может, проснется для любви. Но так, как я, тебя никто не полюбит». Молодой человек из обнищавшей семьи работал домашним учителем у юной наследницы графского титула Хулии и не мог рассчитывать на взаимность и тем более на то, чтобы, подобно вьюнку, вскарабкаться на балкон к любимой. Умер молодым от чахотки… Здесь же, в садах Мурильо, у нас чуть не произошла стычка с полицией. Здесь вековые деревья с мощными стволами тянутся рядами вдоль забора крепости Алькасар. Мы присели под каким-то неохватным деревом. Может, секвойя? Обнаружили: у нее совершенно гладкая кора и на уровне человеческого роста она испещрена автографами туристов. Я категорически против, но подумала: в кои веки удалось побывать в здешних местах, удастся ли еще когда-нибудь? Эта мысль о вечном пересилила мои категорические императивы, и, достав ручку, написала по-русски где-то у корней: «С приветом из Брагина!» И только разогнулась — на аллее неслышно появилась полицейская машина. Симпатичные ребята бросили зоркий взгляд, но не поняли, что я занималась хулиганским актом. Проехали, слава Богу! Потому что… ПОЛИЦИЯ В ИСПАНИИ — ЭТО СИЛА И авторитет. А еще это и очень красивые мужчины. Вообще, почти сто процентов андалузцев — яркие, смуглые, черноглазые. С очень породистыми лицами и фигурами. Еще бы — здесь намешалось столько кровей! Финикийцы, римляне, готы. Затем арабы, евреи, цыгане. Получилась яркая, жгучая смесь. Но испанские полицейские — это особая песня. Туда, наверное, проходят кастинг самые красивые и статные парни. Как сейчас перед глазами Торремолинос, пляж. Мы лежим, плавимся под солнцем, и вдруг видение: два голливудских красавца в белоснежной форме с черными лакированными ремнями, в белой же каскетке с черным козырьком, гордо подняв головы, идут вдоль берега, покровительственно поглядывая на просоленные и прожаренные тела… В Гранаде оказалась поневоле в самой гуще криминального происшествия. На одном из перекрестков на окраине города меня чуть не сбили с ног два юных верзилы с выкрашенными в цвета радуги ирокезами-гребешками на головах. Бегут со всех ног! В руках держат какие-то свертки. Первая мысль — грабители. И тут же на другой стороне улицы взвыла сирена — откуда ни возьмись, из переулка вылетела патрульная машина. Вот это оперативность! Машина подлетела к газетному киоску — киоскер указал им, куда побежали двое с ирокезами. Полицейские развернулись и рванули в ту сторону, но впопыхах пролетели проулок. Сразу же за ними помчались прохожие. Машут руками, показывают: не туда едете, дескать. Еще минут пятнадцать в окрестностях слышался вой сирены. Подумала: у нас бы ни за что не помогли, не подсказали. Еще бы и сбили со следа. Впрочем, наша милиция и появилась бы спустя полчаса. Начали бы задавать странные, неуместные вопросы. Составлять протокол. Воров и след бы за это время простыл. БЫКИ НА ДОРОГАХ Из Севильи возвращались в Торремолинос обычным рейсовым автобусом. Это было на пару евро дороже, чем в электричке, зато автобус шел в два раза дольше, заходил во все попадавшиеся нам навстречу городки и деревушки. За четыре часа, как мне показалось, мы объехали пол-Андалусии. Рейсовый автобус там — просто песня. Чистые, свежие подголовники, к которым не брезгуешь приклонить голову. Свет, кондиционер. И главное — все новое! Нет унизительных и привычных для россиянина порванных, грязных чехлов на сиденьях, потрепанных занавесок! Автобусы с кондиционером, причем работающим! И просто восхищение вызывают испанские водители. Это виртуозы высочайшего класса. Особенно водители автобусов! Ездят на переполненных машинами горных дорогах, как Шумахеры, но при этом умудряются никого не зацепить. Раз у меня просто дрогнуло сердце: водитель нашего высокопалубного автобуса резво въехал под невысокую арку отеля и, не снижая скорости, проманеврировал среди шикарных лакированных авто. При этом шофер высовывался из окна и кричал владельцам этих авто, чтобы посторонились! Водители, как истые испанцы, здесь очень азартны. Словно дети, переживают, если кто-то их обгонит. По дороге в Гранаду наш водитель полчаса вел соревнование с молодым шофером огромной фуры, которая шла по соседней полосе. Парень ухмылялся, глядя на нас в окно. Наш шофер, пересыпая свою речь проклятиями и бранью — при этом самые грубые слова на испанском означают, извиняюсь за выражения, «сын суки», «задница», «дерьмо», — все-таки на каком-то участке догнал фуру. Мы поравнялись с ее кабиной, и наш шофер удовлетворенно показал ему средний палец. Парень из фуры только заржал. Кстати, наш водитель отправился в рейс с перевязанной кистью. И ему было за пятьдесят. Все это происходило на горной дороге, среди скал и крутых поворотов. Но на дозволенной скорости — 100 километров в час! Я, признаться, уже мысленно молилась о спасении… После обгона шофер развеселился, врубил радио, и мы гнали временами под 120 километров в час — на ровных участках горной дороги это разрешено — под по-кошачьи томные и страстные мелодии фламенко, арабских и латиноамериканских песен. Наш темпераментный старик ухитрялся подпрыгивать на сиденье и еще такт по ляжке отбивать! Песни перемежались веселыми воплями ди-джея. Возмутил вопрос слушателю в живом эфире: «Эй, привет, как там у вас в Кордобе? Говорят, в тени 42 градуса? Как вы там выживаете?» Блин, елки-палки, а наши 37 в Малаге — это что, большая разница? Мы тоже умираем. И ведь в Кордобе-то одни арабы живут. У них с 11 до 17 сиеста как штык — и никто не шевелится в это время. И вообще, они привычные. Недалеко от Малаги, у Антекеры, на невысокой скале у обочины дороги — памятник дорожным строителям. У нас на месте боев устанавливают танки, а тут — что-то вроде трактора-катка. А еще на обочинах дорог нет-нет да и появятся огромные черные силуэты быков. Это фанерный символ кормильца Андалусии, ее гордости и славы. Размером где-то пять на десять метров. Но, думается, гордость Испании в большей степени — это ее… ТРУДОЛЮБИВЫЙ НАРОД До сих пор перед глазами два испанских крестьянина на обочине дороги, ведущей в Осуну. Жара, вездесущая серая пыль, а они стоят — пожилой человек в сомбреро и молодой, смуглый, в расстегнутой на груди рубахе — и разговаривают, жестикулируя натруженными, жилистыми руками. Рядом — трактор и небольшой грузовичок с кирпичами. Так красиво — двое работяг, пыльные, потные. Рода, Эстепа, Ла Фуэнте де Пьедра, Умильядеро… Помимо небольших фабрик по изготовлению мебели для ванной, кафеля эта местность славится племенными заводами, где выращивают быков для корриды, производством оливкового масла, молочной продукции. Всюду объявления: «Дегустация и продажа». И все это на фактически бесплодной, выжженной земле. Сколько же труда стоит испанским земледельцам напоить ее и заставить родить! То тут, то там — системы искусственного орошения, водоемы — насыпные и в огромных железных бочках-бассейнах. Как берегут здесь свои скудные наделы — даже колючей проволокой огораживают. Ничейной земли здесь нет! ИХ НРАВЫ В Гранаде был у меня случай: на автовокзале вошла в туалет. Навстречу — девица. Так робко ко мне: — Можно задать вам вопрос? — Конечно! — Вы не поможете мне деньгами? Всегда неловко в таких случаях. Усмехнулась, шагнула в кабинку и со злостью хлопнула. Рассердилась-то я на себя, да и за державу нашу обидно. Ведь пособие по бедности у этой тунеядки больше моей зарплаты. А если она еще и пособие по безработице получает… Недаром одета она была вовсе не хуже меня. Что ж, тунеядство — это болезнь. И вовсе не от голода. В любом случае, такую ситуацию трудно представить в Севилье. Парадность и столичный облик города накладывают отпечаток и на поведение людей. Вообще, Гранада — это особая территория. Недаром в народной песне поется: «Гранада, мятежная…» Народ там совсем не такой, как в Малаге или Севилье. Попроще и понахальнее. Здесь, в центре, у древнего кафедрального собора на меня буквально напали цыганки. Совали чуть ли не в вырез блузки пучки какой-то травы и кричали: «Возьми, это трава заговоренная, любовная! Дай руку, всю правду скажу!» Еле отбилась. Зато очень тронуло то, что на автовокзале, сразу напротив входа, за лотком стоял молодой человек и на всех языках объяснял, как добраться до городских досто-примечательностей. И раздавал бесплатно карту города. Но, опять же, сажусь в автобус, спрашиваю у какой-то юной девицы, где мне лучше выйти, чтобы попасть на Кафедральную площадь, и очень удивляюсь: отвечая мне, она тыкает, хотя в испанском есть и вежливая форма обращения! Тем более я намного старше этой девицы… Еще более удивило, что в обращении друг к другу, к продавцам в магазине испанцы редко говорят «пожалуйста». Совсем как мы… Зато по-другому ведут себя испанцы на морских курортах. Еще бы! Заграничные туристы оставляют здесь такие деньги. Научишься тут быть вежливым. Куда ни заглянешь — в магазинчик ли, ресторанчик на пляже, — вас встречают: «Ola!» — «Привет!» И обязательная улыбка в придачу. Даже если чаевые оказались маленькими, все равно: улыбка — «Грасиес!» — «Спасибо!» ЭТОТ СТРАШНЫЙ АЛЬБАЙСИН Широкая и шумная Гран Виа де Колон делит Гранаду на юг и север, на долину и холмы. К северу раскинулся Альбайсин — это арабские кварталы. Альбайсин — очаровательный, интригующий район. Похож на сохранившиеся в городах Средней Азии старинные кварталы — небольшие домики с высокими глинобитными дувалами. Только в Альбайсине это все очень красиво: домики и дувалы белейшие, а из двориков на улицу свешиваются ветви цветущего жасмина. И такой от них аромат! Улочки очень узкие. Когда навстречу попадался автомобиль, пришлось бежать, искать проем для калитки и прижиматься спиной к ней, стоя на порожке, иначе не разминуться. И то зеркальцем едва не задевало! Собственно, в Альбайсин забрела случайно. И не знала, что это арабский район. Иду себе, а мужики — почему-то одни они попадались — какие-то удивленные взгляды бросают. Вдруг на одной площади — тут площадями и крошечные пятачки-закоулочки именуют — вижу какое-то объявление. Читаю. А это предупреждение туристам: дескать, здесь на вас могут среди бела дня напасть, ограбить. В общем, криминогенный район! А площадь называлась именем девы Кармен. В панике побежала в сторону церкви Святой Анны на восточной окраине Альбайсина. А сразу за углом, вокруг небольшого бассейна, несколько мужиков сидят по пояс голые — полуденный жар, сиеста! Побежала тогда куда глаза глядят и вдруг оказалась на людной улочке. А там тоже одни мужики! И сплошными рядами лотки, на них арабский ширпотреб: тапки с острыми загнутыми носами, молитвенные коврики, подсвечники, четки, ожерелья, бурнусы… В кофейнях с настежь открытыми дверями мужчины развалились на коврах, воскуривая кальяны. Арабы тоже обалдели, увидев меня. Белую женщину! Одну! Прошла мимо рядов, опустив голову, как сквозь строй. Мавры цокали, присвистывали, наверное, удивлялись на арабском языке — что за птица залетела к ним? Именно тогда поняла: какое гениальное изобретение — чадра! Укрылся, и все! К слову, по пути еще несколько «стенгазет» заметила. На одной нарисован спящий человек. «Вчера не пошел на работу, сомневался: наступит ли утро». Любят же арабы пофилософствовать! ПУТЬ К ЛОРКЕ Если идти строго на юг Гранады к садам Сан-Висенте по улице Великого капитана — такие улицы в честь Колумба там повсеместно, — то не миновать старинную базилику Сан Хуан де Дьос. Архиепископ Гранады Хосе Меагер и Коста, освящая ее в XVI веке, пообещал: кто помолится в базилике в день 16 января, получит индульгенцию — прощение грехов на сто дней вперед! Это, кстати, до сих пор остается в силе… Музей Федерико Гарсиа Лорки — это бывший дачный домик его семьи. Он до сих пор почти что на окраине Гранады. Раньше — за виноградником, садом из кипарисов, апельсиновых деревьев, цветников — были пшеничные поля. Сейчас до центра Гранады — пятнадцать минут ходьбы. Во дворике музея меня буквально обожгло: вот то апельсиновое дерево и та терраса из знаменитого стихотворения Лорки: «Когда умру, оставьте балкон открытым. Крестьянин ли жнет пшеницу — буду любоваться им. Ребенок ли поднимет и съест апельсин — с балкона почувствую аромат плода…» Под деревом действительно лежали апельсины. Не такие красивые и идеально круглые, какие продают в магазинах. Зато настоящие! Их в Гранаде никто не подбирает — они валяются и сгнивают на земле. Нас было немного — экскурсантов. Я и меланхоличного вида голубоглазый англичанин, японец и молчаливая француженка, две девушки из Наварры и пара: отец с дочерью — из Португалии. Экскурсовод, парнишка-хиппи в кроссовках, спросил: на английском или испанском рассказывать? «На испанском», — дружно выдохнули поклонники Лорки. «Мы вообще-то из Португалии», — выпендрился португалец. И удостоился наших осуждающих взглядов. Мужик поправился: «Но, надеюсь, мы все поймем». Еще бы! В этом домике Лорка создал свои последние произведения. Здесь провел последние дни перед арестом и расстрелом в августе 1936 года, перед началом гражданской войны. Испанский гений был растоптан сапогом жандармерии. Лорка всю свою недолгую жизнь ненавидел ее и в стихах называл жандармов «свинцовыми черепами и лакированными душами». Это мистика, но по пути к Лорке в Гранаду мне попался автофургон, на борту которого увидела зловещий перекрест черных сабли и ножен — символ жандармерии! А в Лохе напротив автостанции увидела их управление… Нигде больше не видела! Портье в нашем отеле, с которым я подружилась, умный человек, знающий несколько языков, объяснил: с демократизацией страны функции жандармерии изменились. Теперь они следят за порядком на дорогах — наземных, водных, воздушных… То ли транспортная милиция, то ли ГАИ…

Поделитесь