— Не диво свой край в мае любить, а ты его ноябрьским люби, — приговаривала моя тетя Анна Алексеевна Мартьянова. И вот я стараюсь научиться любить его позднеосенним, но получается это не всегда.
Конец октября. Почти каждый вечер в звездном небе или в серой несвети летят птицы. Летят торопливо, вроде им даже некогда покричать над деревней, перестроить свой косячок или клин. Они летят с Севера, от Архангельска, Мурманска, улетают от выпавшего снега и даже метели, которую второй день настойчиво пророчат синоптики. Журавли улетели давно. Еще на Богородицын день (21 сентября) раздавались над Филимоновым их прощальные крики. В Арину — журавлиную плакальщицу (1 октября) — ранним утром уже не увидела и не услышала наших журавлей, живущих на Журавлином болоте. Обычно они делали облет над полями Подгорелицы, Ореховским лугом, Зеленой гривой. Значит, тоже улетели, примкнув к какой-нибудь пролетающей стае. Давно не видно скворцов. Обычно они покидают наш край во второй декаде октября. Нынешней осенью их не стало видно в конце сентября. Прощальную их песню услышала я в первый день старого бабьего лета. У меня в саду было три скворечника. Один необыкновенной красоты, сделанный замечательным мастером — школьным учителем труда в Петровске, был установлен с большим опозданием, когда уже в двух скворчихи высиживали птенцов. Каждое утро я любовалась им и думала, что не станет он жилищем для милых скворушек. Думы оказались напрасными, 10 мая пара молодых скворцов обследовала домик и сразу же в нем поселилась. Времени для песен у них не оставалось. В срочном порядке обустроили жилье. И вот этот скворец прилетел в сад к своему домику в праздник Семена-летопроводца (14 сентября) и порадовал меня прекрасной песней. Говорят, что у скворцов нет своих песен, но попурри из свиста, пощелкивания, нежной мелодии и даже различного рода поддразниваний, пародирований воспринимается с радостью. Скворца, живущего в скворечнике на рябине, я про себя называю Галкиным. До того талантливо он передразнивает разбойного кота дачников и лай соседского пса Дозора, скрип калитки и шуршание шин по асфальту легковых автомобилей. «Пародист» осенью к своему домику не прилетал. А третьему скворцу — папе — и прилетать было не к чему. Сосед спилил старую яблоню и сбросил скворечник. Рано покинули родной край трясогузки. Обычно они улетают с первым ледком на водоемах, а тут последний раз я видела их на первого, октябрьского, Сергия, 8 октября. Зато лесные трещетки-дрозды, давно обобравшие скудный урожай красной рябины и черноплодки, продолжают пировать на яблонях, заклевывая и сбивая яблоки на верхних ветвях. Дрозды улетают в теплые края чуть ли не последними. Осенью прошлого года видела их в молодом лесу под Душиловом после трех снегопадов. Но тогда был рябиновый год. Нынче они улетят раньше, ведь корм, что припасла им Природа, они почти полностью уничтожили ко второму Сергию (20 октября). К концу октября листопад все еще не отошел. Чтобы услышать его мелодию, отправляюсь в Сергиеву рощицу. Идет ленивый дождь. Серые облака нависли над верхушками молодых берез, и кажется, они держат эти облака. Белые стволы промыты, дождевые струи стекают по ним и комлю, чтобы там затеряться в высокой пожухшей траве. Ветер почти не ощущается, но он есть, потому что вершины берез раскачиваются. Слетают с них отгоревшие бледно-желтые листья. Дождь сразу припечатывает их к мокрой земле, словно прибивает гвоздиками. И только голос ветра да шепот опадающей листвы озвучивают позднеоктябрьский лес. Насколько богата была на краски березовая роща в пору бабьего лета, настолько она бедна сейчас. Холодные лужи под ногами, обнаженные ветки ивняка и ракитника, сероватые «перья» осок у Кашкина болота и облака, почти уже сплотившиеся в одно серое целое. И уже не хочется тебе быть в молодой рощице, окликаешь собак и уходишь домой. Там, в саду, маленькие чудеса поздней осени. Рябина, сбросившая свои резные листья еще в начале сентября, перепутала времена года и выпустила нежные зеленые листочки и стоит, чудная, осени назло. Там заотавел дельфиниум, и одна веточка уже раскрыла голубые цветы. Там за двумя молодыми елочками спряталась и уцелела от заморозков и снегопада красная игольчатая астра. Туда прилетает моя синица и очень удивляется, что нахалюги дрозды не успели «выпотрошить» головки двух подсолнухов, сильно побитых морозом. А я, глядя на нее, озабочусь тем, что надо кому-то заказывать синичник. Старый совсем уже развалился. Поздней осенью к моей любви к родному краю примешивается светлая грусть. С ней и подхожу я к этой поре, которую назвал поэт унылой.
