Любовь полищук страдать любит

Она проснулась знаменитой после жгучего танго с Андреем Мироновым в фильме «12 стульев». Однако мало кто знает, что творческая карьера этой великолепной актрисы началась гораздо раньше и не менее страстно, чем тот памятный танец.Сейчас Любовь Полищук каждый вечер появляется на экране канала СТС в сериале «Моя прекрасная няня».

В СТОЛИЦУ ПОСТУПАТЬ. В АРТИСТКИ — Любовь Григорьевна, вы сыграли более чем в 70 картинах, и нет такого зрителя, кто не знал бы вас в лицо. А как начался ваш путь в актрисы? — В 1967 году, окончив десятый класс в родном Омске, я отправилась в столицу «поступать в артистки», не имея в Москве ни знакомых, ни родственников. Я толком не знала, в какой институт мне надо идти, и ходила во все: в Щуку, Щепку. Каждый день, как на работу. — И как вас встретила столица? — Я набила столько шишек, что запомнила их на всю жизнь. Мне ведь тогда еще и 16 не исполнилось. Впрочем, у меня и детство-то было нелегкое. Мы жили бедно, в бараке. Работал только один папа-строитель. Трое ребят в семье — я старшая, все были рукастыми, носили воду на коромысле из колодца, топили печь, готовили еду. Москва добавила мне испытаний. Практически на третий день я осталась без жилья: наглаживая единственное платье, которое сама сшила из школьной формы, оставила на весь день включенным утюг. Когда же меня выгнали, я ночевала во дворах, а чемоданчик мой лежал в камере хранения на Белорусском вокзале. — Наверняка многие мужчины были бы счастливы пригреть такую юную и привлекательную девушку… — Конечно, я была молода, хороша собой и очень ярко красилась. Каждый день наводила такой макияж, от вульгарности которого ко мне притягивались не самые достойные мужчины. Я до сих пор удивляюсь, как вообще осталась нетронутой до своего первого замужества. Конфликтов на этой почве было много, нередко дело доходило до драк (вот, ухо рваное осталось). В общем, научилась держать удар в любой ситуации. Вскоре я вернулась домой. — О вас впервые заговорили, когда вы начали выступать с коллективом «Омичи на эстраде». — Ну, может, не заговорили, а заметили. Поскольку я всю жизнь пела и танцевала, то мечтала попасть в какой-нибудь музыкальный коллектив. И вот я услышала, что «Омичи» объявляют набор. Меня взяли, а через месяц я потеряла голос. И мне предложили переквалифицироваться в артистку разговорного жанра. Я вообще не понимала, что это такое, спрашивала: «Это стихи, что ли, читать?» У меня, кстати, был жуткий говор. Мы ставили огромную программу, в которой участвовало 30 человек. В первом отделении — сказка «Конек-Горбунок на новый лад», где я была и Горбунком, и царь-девицей. С «Омичами» я отработала семь лет. 40 ДУБЛЕЙ НА РУКАХ МИРОНОВА — Это правда, что каждые семь лет вы меняете работу? — Да, видимо, такое мое счастливое число. В 1971 году меня пригласили в Московский мюзик-холл. С этим театром объездила всю страну, и везде со мной путешествовал маленький сын Леша (с его отцом — актером Валерием Макаровым — Полищук развелась, когда ребенку было четыре года). Но в 1978 году я решила уволиться, потому что Леша уже пошел в школу. Работала в «Москонцерте». Выступала с монологами и, честно говоря, заскучала. Потом семь лет провела в Театре миниатюр Михаила Ливитина (сегодня театр «Эрмитаж»). А когда родила второго ребенка, два года не работала вовсе. Затем меня пригласили в театр «Школа современной пьесы», начали с Аликом Филозовым со спектакля «Пришел мужчина к женщине». Семь лет — и я снова ушла. И вот уже пять лет работаю в театрах только по контрактам. — Вы стали знаменитой после эпизода в фильме «12 стульев»… — Почему все говорят, что «12 стульев» — моя первая картина? До нее я снялась не меньше чем в десяти фильмах! Кино началось для меня с Евгения Гинзбурга, который снимал бенефис Сергея Мартинсона, где у меня были маленькие эффектные вставочки. Следующая роль — в картине Бориса Дурова «Семья Зацепиных». Кто придумал писать такую чушь, что моя карьера началась с «12 стульев»?! «Стулья» — случайная история. Даже не помню, как туда попала. Мы приехали в восемь утра, репетировали танец до 12. Потом сделали перерыв на чашку кофе, а с часу дня уже снимали эпизод. Это были не просто стоп-кадры, a огромный танец с размахом, с акробатическими трюками. К сожалению, весь он в картину не вошел. Андрюша Миронов — удивительный человек. 40 дублей таскал меня по малюсенькой площадке на руках (с моим-то ростом!) без стона и жалоб. — Можно ли сказать, что все роли, о которых вы мечтали, сыграны? — Со всеми ролями, о которых я мечтала, я пролетела как фанера над Парижем. По возрасту они уже не проходят. Моя роль — это, конечно, Настасья Филипповна или «Моя прекрасная леди». Ну, не случилось, что же делать. Как только я о чем-то размечтаюсь, тут же все валится в тартарары с такой скоростью, что ужас просто! Поэтому лучше не надо. — Правда, что от ролей в сериалах вы отказывались из-за суеверия? — Это так. То предлагали сыграть женщину, которая умирает от рака, то больную туберкулезом. Не знаю, может, я так и выгляжу, но пока не готова играть подобных персонажей. В третий раз мне предложили роль за такие смешные деньги, что даже оскорбительно говорить об этом. В конце концов я согласилась работать с агентом, и это оказалось удобно. У меня такая нагрузка в театре, что отвлекаться на выяснения отношений по поводу денежно-бытовых условий не могу и не хочу. ВЕЖЛИВОЙ БЫЛА ТОЛЬКО НОЧЬЮ — Дети пошли по вашим стопам. Вы довольны их работой? — К сожалению, и Леша, и Маня (дочь от второго мужа актрисы — художника-анималиста Сергея Цигаля, внука знаменитой писательницы Мариэтты Шагинян) пошли по моим стопам. Хотя я их отговаривала как могла. А Машке даже мешала. Но они, как и я в свое время, не послушались. Теперь если уж они и будут грызть локти, то не мои. Мы с Лешей вместе играли в спектакле «Квартет для Лауры» Андрея Житинкина, где сын был моим мужем. Он замечательный артист, очень темпераментный, острохарактерный, ритмичный. Хотя поначалу было не очень удобно смотреть на него глазами не матери, а жены. Житинкин кричал из зала: «Леша, ну хоть чуть-чуть поприставай к маме!» А я орала в ответ: «Ну, не зови меня мамой хотя бы!» А когда пришел зритель, все встало на свои места. Никаких мам и сыновей. — Чем вас удивляли дети, когда росли? — Леша, когда был маленький, не приходил с прогулки без цветов. Не важно, был это одуванчик или веточка сорванная. С четырех лет самостоятельный — читал сам, яичницу жарил. Но ребенок он был неоднозначный. Очень закрытый… Эх, сейчас говорю, а сама опять думаю, что мало времени уделяла детям. Мне эта мысль покоя не дает. Но я рано осталась без мужа, нужно было зарабатывать. Маша меня удивляла своей мудростью. Ребенок, родившийся у немолодых уже родителей, рано мудреет. Помню, по ночам она плакала. Я успокаивала ее, старалась не пугать, поглаживала, целовала. Но когда ночь не спишь, вторую, становишься вспыльчивой. И как-то днем накричала на нее за какую-то провинность. Она вдруг положила голову на ладошку и, глядя куда-то в сторону, сказала: «Только ночью ты со мной бываешь вежливой». Ребенку тогда исполнилось два года! — У вас, должно быть, много поклонников. Назойливое внимание не раздражает? — По-всякому было! Каких только людей не встречала! Помню, как-то раз поехала на концерт в воинскую часть. Водитель половину дороги молчал, а потом вдруг говорит: «Я вас ненавижу». «Почему?» — спрашиваю. — «У вас бл… глаза. Когда вас показывают в кино, моя жена учится этому взгляду». Но потом мы разговорились и даже подружились. Одного моего поклонника звали Сергей. Он не пропускал ни одного спектакля, всегда сидел в первом ряду. И что бы я ни играла, какое бы «вульгарите» ни изображала, всегда посылал мне цветы с одной и той же запиской: «Вы сама чистота, красота, божество!» Еще, помню, девчонка была очень надоедливая. Мы к тому времени жили с Алешкой на седьмом этаже в общежитии. Она приходила на лест-ничную площадку и кричала через закрытую дверь: «Если вы меня не пустите, я выброшусь с седьмого этажа». Приходилось пускать. Она сидела тупо на кухне и все повторяла: «Я хочу дышать с вами одним воздухом». — Что вас может огорчить? — Рабское выражение глаз у мужчин. Мне от этого так оскорбительно и обидно становится, что комок к горлу подкатывает. Почему ты стоишь согнувшись? Даже перед гаишником?! Ты же мужчина! Еще не нравится, что у нас в Москве отдается предпочтение строительству всяких гипермаркетов. Лучше бы очистили водоемы — город же задыхается. Еще не люблю бескультурья — когда люди оставляют грязь после себя. Руки бы отрывала! — А что радует? — Дети, друзья, моя кошка. Красивые люди на улицах. Знаете, еще очень люблю страдать. Потому что после страдания наступает прекрасное время.

ПоделитесьShare on VKShare on FacebookTweet about this on TwitterShare on Google+Email this to someonePrint this page

Переход по сообщениям