«Что может быть сегодня злободневнее монетизации?» — усмехнется горожанин, прочитав эти строки. И он будет отчасти прав, потому что события последних месяцев всколыхнули всю страну, собрали в единый кулак старую гвардию, которая к 60-летию Великой Победы ждала от детей и внуков солидного поощрения за то, что дожили до светлого праздника.
Только дети и внуки решили, что слишком большая обуза эти старики и что они глупо сделали, что дожили… Но, что любопытно, город шумит, а деревенские старики этого пинка будто и не ощутили, привыкли уже, наверное: слишком часто пинают деревню все кому не лень. БАРИН НАС РАССУДИТ Глава Кладовской сельской администрации Виктор Павлович Глибин вынужден был собрать сельский сход и пригласить на него представителей Пошехонского лесхоза, который нынче и выступает в роли барина, а вернее, тургеневского Бирюка, охраняющего лес от браконьеров, а точнее, от наших мужичков-колхозников, действуя, безусловно, в рамках закона. Да только людям-то от этого закона хоть плачь. По словам бывшего председателя колхоза, а ныне главы администрации, в доперестроечные времена колхоз из пяти тысяч гектаров земли обрабатывал — пахал, сеял, косил — только две тысячи, а остальные три были заняты кустарником и лесом. Естественно, колхознику было раздолье: выписал положенное количество кубометров — и пили, где душа захочет, вернее, где найдешь, потому что елок и берез к тому времени осталось очень мало. Но все-таки находили, обеспечивали и себя, и пенсионеров. Однако наступил период, когда государство начало душить колхозы налогами, и поэтому колхоз от большей части лесов отказался, они перешли в федеральную собственность, или, как говорят в деревне, стали казенными. Приуныли мужики — туда не езди, тут не тронь. Но, надеясь, как обычно, на авось, продолжали ездить и трогать, пока однажды в деревне не появился участковый с представителем лесхоза. Какая драма разыгралась дальше, описывать не буду, чтобы еще больше не навредить семье, которая и так пострадала за то, что срубила в неположенном месте девять берез и пять осин. Вот тут-то и взвыла деревня, прикинув каждый на себя сумму штрафа — за год в колхозе столько едва-едва заработаешь, тут-то и потребовали встречи с представителем лесхоза. Шума было ничуть не меньше, чем бывает у парадного входа в Белый дом, когда домохозяйки стучат пустыми кастрюлями. Каждая сторона была по-своему права. Колхозники кричали: — Мы не можем возить дрова с делянки, которая расположена так далеко от деревни! Солярка дорогая, техника старая, отведите делянку поближе, где всегда рубили, за Яковлевским. — Не положено! — Дайте нам лесника, чтобы указывал, где можно рубить, а где нет. — Ищите лесника среди местных, у нас не хватает специалистов. Чтобы каждый раз приезжать к вам, нет техники. — Почему оштрафовали одну семью? Несправедливо, надо в суд подавать. — Подавайте, присудят еще больше… Все присутствующие понимали, что при таком положении дел дрова, которые и так уже стоят ого-го сколько, могут сразу подскочить в цене и стать золотыми. Было видно, что людей охватывало отчаяние: как быть, как жить, как выживать, не нарушая закон и не имея средств, чтобы его соблюдать? Грех было отпустить с этого собрания отчаявшихся людей, не дав им хоть какой-то малой надежды. И надежда была дана. Представитель лесхоза сказал, что будто бы в этом году леса из федерального подчинения перейдут в региональное, а это значит, что надо бить челом тому барину, который ближе, авось он услышит задыхающихся в удавке селян и пойдет им навстречу. — Мы готовы! — выдохнуло единогласно собрание. И тут же решило просить у губернатора Анатолия Ивановича Лисицына то, чего у него еще нет. Но есть надежда, что будет, есть надежда, что решение собрания до него дойдет, не затеряется в море других бумаг… В СПИСКАХ НЕ ЗНАЧИТСЯ Есть такая поговорка, не нами — нашими предками придуманная: «Плетью обуха не перешибешь», и другая, не менее верная: «Прав тот, у кого больше прав». Мудрость своих предков довелось мне прочувствовать на собственной шкуре. Тридцать лет назад в наши деревенские дома пришла «голубая радость». Казалось, что вот это и есть та самая цивилизация, которой так кичился город. Казалось, начинается совсем другая жизнь, потому что обещанное государством стирание грани между городом и деревней было налицо — в деревни, расположенные на территории колхоза «Путь Ленина», пришел газ. Нет-нет, не по трубам — его привезли в баллонах, чтобы мы выбросили поскорее на чердаки и в чуланы изрядно поднадоевшие электрические плитки. В каждый дом завезли и установили прекрасные польские плиты, которые были такого качества, что многим служат и до сих пор. Плиты колхоз закупил оптом и подарил колхозникам. Деньги, 175 рублей, платили только за установку. По тем временам деньги немалые, моих 1,5 зарплаты, но квитанций об оплате никто не спрашивал. Во-первых, это было время абсолютного доверия, когда к калитке вместо замка приставляли то, что попадется под руку: веник, лопату, просто палку, — сигнал, что хозяев нет дома. Во-вторых, казалось, раз уж плиту поставили, к железной трубе прикрутили, никто теперь не отберет. Правды ради надо сказать, что иногда поднимались цены на газ, щекоча чуть-чуть нервы, иногда были перебои с доставкой баллонов, тогда народ кипел, доходя чуть ли не до бунта — доставать с чердаков и из чуланов заржавевшие от времени электроплитки как-то не хотелось. Но постепенно все налаживалось, утрясалось, в прошлом году даже полностью были выданы баллоны по льготной цене всем категориям льготников. А нынче служба «Рыбинскгазсервиса» нанесла моим землякам удар ниже пояса, создав огромную сумятицу в умах, посеяв панику и породив множество версий случившегося. Дело в том, что ответственный за газовое хозяйство колхоза Николай Николаевич Сергеев в начале января привез из Пошехонья списки пользователей газовых плит, которым следовало заплатить по 477 рублей 60 копеек за регистрацию «г/б (так написано в квитанции) установки». То, что «плетью обуха не перешибешь», наш народ усвоил давно и, поругав, как водится, правительство, стал бы потихоньку платить. Но все и дело-то в том, что в представленном списке оказались не все газопользователи, а только часть. Народ недоумевал, и я вместе со всеми. Чтобы развеять сомнение, еду в пошехонскую газовую службу, выясняю, что мне тоже следует заплатить означенную сумму. Пытаюсь возражать, потому что, когда мне установили плиту, никакого ОАО «Рыбинскгазсервис» еще и в помине не было. И ничего я у этой организации не заказывала. Ответ: — Пишите заявление и заказывайте. Пишу и заказываю то, что у меня тридцать лет уже есть и больше мне не надо. Плачу деньги, получаю серенькую бумажку со штампом «Пошехонская газовая служба», даже без печати, и напутствие кассира: — Берегите эту бумажку теперь пожизненно! Растерянно улыбаюсь: — Что в нашей жизни пожизненно? И где гарантия, что через десять лет, а то и раньше, не появится новое ОАО, которому захочется еще раз зарегистрировать мою «г/б установку». Гарантии нет, и все это прекрасно понимают, потому что деньги за установку тридцатилетней давности явно кто-то прикарманил. А кто? Думаю, установить это компетентным органам не составит труда, была бы только заинтересованность. Дело в том, что по отдельным деревням расклад получается очень интересный. Возьмем для примера две деревни — Колотово и Бабку. Между ними расстояние в полтора километра, жителей на тот период было одинаковое количество. Так вот, в деревне Колотово, по нынешним спискам, оплаченной оказалась только установка в доме Екатерины Павловны Львовой, деньги всех остальных жителей кем-то положены в карман, в деревне Бабка картина обратная: у всех установка плит проплачены, кроме одной-единственной Нины Павловны Куляпиной, которой сегодня семьдесят пять лет и которой такой сюрприз пережить не так-то просто. И деньги для пенсионеров немалые, и обида — того больше. Первое решение моих земляков — не будем платить! Но они, бедные, забыли о том, что прав тот, у кого больше прав. А больше прав у газовой службы, потому что она баллоны на село может дать, а может и не дать, может — по льготной цене, а может и по такой, что просто закачаешься. Вот и потянулись отдельные граждане писать заявления на регистрацию «г/б установок» тридцатилетней давности, решив, что правды все равно не найдешь — себе дороже выйдет. ПЛАТИТЬ ТАК ПЛАТИТЬ! Так решила я, справившись с волнением после посещения газовой службы, потому что в кармане у меня была еще одна бумажка, которая просила, кричала, требовала немедленно посетить необходимое учреждение и выложить из кошелька еще 525 рублей. Эта бумажка — уведомление о том, что пора платить дорожный налог. Для какого-то нового русского, который может позволить себе каждый день ездить на работу в Ярославль и вечером возвращаться на ночлег в Пошехонье, сумма эта может показаться смехотворной. И он будет прав, потому что каждый день асфальт под колесами его иноходца просто плавится. А мой-то «москвичонок» чем провинился? Ездим мы на нем до Пошехонья два раза в месяц: раз за продуктами, чтобы купить подешевле, и раз в больницу кого-то отвезти, потому что «скорая» в село не ходит. Получается в год 24, ну пусть 25 поездок. Разделила я 525 рублей на 25 и загрустила, потому что за каждую поездку до Пошехонья я, оказывается, еще двадцать один рубль налога плачу, это плюсом к бензину. «Ни фига себе!» — как сказала бы моя внучка. Это сколько же рублей налога должен заплатить тот, кто гоняет до Ярославля каждый день? Вот и хочу я обратиться к нашим депутатам от имени всех сельских автомобилистов, пусть внесут поправку в Налоговый кодекс — взимать дорожный налог по счетчику. Сколько километров намотал за год, столько и налог плати. Только, знаю, не согласятся они, не захотят собственные интересы ущемлять. Много еще проблем сегодня у селянина, потому-то городская шумиха с монетизацией и вызывает у них лишь кривую усмешку: «Поработали бы в колхозе за четыреста рублей в месяц, вот тогда бы и узнали, как надо извернуться, чтобы за все заплатить и при этом не умереть с голоду.
