В 2005 году известный российский издатель Дмитрий Волчек намерен выпустить под маркой принадлежащего ему издательства «Колонна» книгу классика английской литературы — поэта и филолога Альфреда Эдварда Хаусмена.
Это будет первое отдельное издание Хаусмена на русском языке. В книгу войдет примерно две трети его поэтического наследия, драматургия, литературные эссе. Будучи одним из самых популярных в Англии поэтов, Хаусмен сравнительно мало известен в России. Поэт родился в семье адвоката 26 марта 1859 года. Окончил Оксфордский университет и долгие годы был профессором латинского языка и литературы сначала в Лондонском, затем в Кембриджском университете. Первая же книга его стихов «Шропширский парень» (1896 г.) получила на родине широкое признание. За ней последовали «Последние стихи» (1923 г.) и «Еще стихи» (1936 г.). Многие стихи Хаусмена положены на музыку и, подобно стихам Сергея Есенина, стали по сути дела народными песнями. Хотя в советское время Хаусмена переводили и Самуил Маршак, и Борис Слуцкий, результат чаще всего оказывался не совсем удачным. Поэтому большинство переводов сделано заново, специально для готовящейся к изданию книги. Их авторы — участники профессионального семинара при сайте «Век перевода», которым руководит один из мэтров российского поэтического перевода Евгений Витковский. Пятнадцать стихотворений Хаусмена (около 600 строк) перевел для новой книги один из участников семинара известный в Ярославле поэт Александр Беляков. Это его первая крупная работа в области поэтического перевода. Она получила высокую оценку коллег по цеху. Предлагаем вам несколько стихотворений Хаусмена в переводе Александра Белякова. * * * О, глянь, как лютики собой Украсили простор, Как с одуванчиками свой Лелеют разговор! О, можно ль мне с тобой пройти Цветущим сим путем? Мы налегке рука в руке: «Пойдем, мой друг, пойдем». Ах, наша родина — весна, Кровь — золотой нектар! У счастья сходная цена, Покуда мир не стар. Но первой молодости цвет, Увы, не навсегда. Могу ли я обнять тебя? «О, да, мой друг, о, да». Есть и такие парни тут, Горазды обокрасть: Цветы бесстыдно оборвут И остывает страсть. От них подальше сердце спрячь, Любовь другая есть. И в дождь, и в зной она со мной. «Бог весть, мой друг, Бог весть». О, ты, ей-Богу, не права! Но затянулся путь. Как зелена вокруг трава! Пора и отдохнуть. Что жизнь? Цветенья сладкий зной. Мой свет, пообещай: К мольбе убогой не будешь строгой… «Прощай, мой друг, прощай». * * * Каштан роняет факелы, кружится Боярышника цвет — поди поймай! В плену дождя — домов слепые лица. Дай кружку, милый! Умирает Май. Весна продлила оскуденье наше, Богатый собран урожай невзгод. Грядущий май, наверно, будет краше, Но с ним придет лишь двадцать пятый год! Уж, верно, мы не первыми в таверну Ретировались, буре за стеной Отдав мечты и проклиная скверну, Которой создан грубый мир земной. Несправедливость властвует судьбою: Сродненным душам воздаянья нет. Веселье позади, и нам с тобою Нести до гроба убиенный свет. Несправедливость… Дай же кружку, милый! В подлунном мире мы — не короли. Удел людской — вот наш удел унылый: Хотим Луну, а ляжем в прах Земли. Сегодня туча к нам явилась в гости — Ей завтра быть вдали от этих мест, Иная плоть сожмет иные кости, Иную грудь уныние изъест. Нам вечность дарит беды непреложно, Наш гордый прах — ее прямая цель, Но эту ношу выдержать возможно. Подставь плечо под небо. Пей свой эль. ПОБУДКА Просыпайся: сумрак мглистый Тьмы завесу приподнял, И корабль зари лучистый На востоке воссиял. Просыпайся: день короче, Тяжкий шаг ее слабей, И шатер разбитой ночи Истлевает вместе с ней. Встань, ленивые убоги: Утро в барабаны бьет, Сокрушаются дороги: «Кто-то там по нам пройдет?» Просят города, селенья, Колокольни, маяки: Нет их чувству утоленья — Всех друзьями нареки. Милый, встань: не преуспели Те, кто солнцу изменил: Стыдно нежиться в постели, Если свеж и полон сил. Крови странствовать охота, Впрок дыханье не сберечь — Милый, встань: в конце похода Все равно придется лечь. * * * В холмах Уайра поезд наш Пронзал изменчивый пейзаж, А над закатной стороной, Навек оставленная мной, Вершина Кли издалека Еще звала. Моя рука Болела — было ей невмочь: В то утро мы бежали прочь — Друзья в родимой стороне Чуть не сломали руку мне. Рука, я говорил, прими Разлуку с полем и людьми, С землей товарищей моих — Ты пожимала руки их. Впредь будь чиста: случайный вздор Навлек на нас с тобой позор. Пусть знает Лондон, знает мир, Чем славен гордый наш Шропшир. На Темзе не должны считать, Что сын Северна — подлый тать, Забывший средь чужой земли Друзей, оставленных вдали. Я охладею, как мертвец, Презрев богатство их сердец. Я не забуду свой народ, Покуда память не умрет. Вернусь ли от столичных скверн К тебе, мой Тим, к тебе, Северн? Друзья, пусть дарит счастье вам Зеленый холм, старинный храм, Шум леса, плеск волны седой — Вы сделали меня собой! В мирских трудах при свете дня Вы будете хранить меня, Я пронесу, как верный друг, До гроба крепость ваших рук!
