Чем пахнут старые солдатские письма, пролежавшие в сундуках и заветных шкатулочках более шести десятков лет? Мне почему-то кажется, что пахнут они лесом и болотом, полночью и ледяным ветром, потому что люди, писавшие эти письма своим близким, были на фронте, над их головами пролетали фашистские снаряды, а они, устроившись где-нибудь в уголке холодного окопа, писали, чуть шевеля замерзшими губами: «Здравствуйте, дорогая моя семья — жена Александра Ивановна и дорогие мои дочки Аля и Люся. Шлю я вам свой сердечный привет и желаю всего наилучшего в вашей жизни…».
Чем пахнут старые солдатские письма, пролежавшие в сундуках и заветных шкатулочках более шести десятков лет? Мне почему-то кажется, что пахнут они лесом и болотом, полночью и ледяным ветром, потому что люди, писавшие эти письма своим близким, были на фронте, над их головами пролетали фашистские снаряды, а они, устроившись где-нибудь в уголке холодного окопа, писали, чуть шевеля замерзшими губами: «Здравствуйте, дорогая моя семья — жена Александра Ивановна и дорогие мои дочки Аля и Люся. Шлю я вам свой сердечный привет и желаю всего наилучшего в вашей жизни…» Солдата, написавшего это письмо 17 ок- тября 1941 года, звали Гуляев Константин Григорьевич. До войны он имел мирную профессию, работал заведующим магазином, на фронт был призван из Красновского сельсовета. Призывался в числе первых, а уходил с особо тяжелым камнем на сердце, потому что еще до войны пережил горькую трагедию — схоронил молодую жену, осталась дочка 1934 года рождения. Вскоре женился снова, встретил женщину характера мягкого, добрую, совместная дочь Люся родилась. Но уходя на фронт, все равно тревожился больше всех за старшенькую: как она, если с ним что случится. Не поворачивался язык назвать жену мачехой, но умом понимал, что так все и есть. Потому-то и старался укрепить в жене веру, писал ей: «Будь уверена, я вернусь, а враг будет разбит». Но уже с первых месяцев войны им там, на фронте, стало ясно, что малой кровью не обойдется, потому, хоть и осторожно, готовили близких к тому, что всякое может случиться, и случается, но только вот не с ним, а потому и беспокоиться особо не о чем: «Попали мы вчера под четыре немецких бомбовоза, пришлось оставить товарищей, с которыми каждый день были вместе, но наши знакомые пока все целы, и мы уже привыкли к такой обстановке. Болят только зубы, и часто навещает с воздуха немец…» Письмо писалось не один день, и чувствуется, как нарастает тревога: «И вдруг нас начали бомбить и обстреливать из пулеметов. Мы сидели в кустах вместе с Васильевым из Луковника, ждали конца бомбежки. И на этот раз вышли ничем не вредимые. После всего выпили немного и вспомнили обо всех вас. Ну ладно, это все ерунда…» И опять мечты о будущем, и надежда жене, и вера, что все будет хорошо: «Что есть сил и возможностей, все положим для защиты Родины и целы вернемся на старое место жительства. Теперь, Шура, все зависит от тебя, чтобы был наследник, приеду, и сын будет большой и здоровый, а Аля с Люсей будут его качать…» Но не суждено было Константину Григорьевичу увидеть своего наследника — ребенок умер в младенчестве, а сам он так и не вернулся в родные края. Но тогда, холодной осенью 1941 года, он писал своей жене письма, тщательно скрывая свою тайную боязнь того, что младшая и родная жене дочка начнет верховодить в семье, наказ — держать ее в строгости: «Шура, попроси у Окси пластинок и играйте в патефон, пускай дочки растут и развиваются, но скажи Люсе, чтобы с бабушкой не ругалась — наверное, полная хозяйка надо всеми, делает, что захочет…» И забота о том, тепло ли будут дети одеты на зиму, не забыта ли будет, не обойдена ли вниманием Аля: «Сшей на зиму Але пальто из моего старого, того, что наверху воротник есть, а на обшлага израсходуй шапку мою, а Люсе, должно быть, есть материалишко, тоже надо устроить, пускай гуляет, пока есть возможность, а приеду, там видно будет. Устрой обязательно и напиши об исполнении. Деньги у тебя, наверное, еще есть, а на гостинцы я им пошлю, если примет почта…» Я не знаю, получил ли письмо солдат, в котором жена его Александра Ивановна писала, какие хорошие пальтишки сшила она и для Али, которая как раз пошла в первый класс, и для несмышленыша Люси. Не знаю по той простой причине, что Константин Григорьевич вскоре перестал писать жене, а потом и вовсе пришло извещение, что он пропал без вести. И никто не знает, стоит ли над его могилой мемориал или растет теперь уже старая развесистая береза. Но точно знаю другое. Свято исполнила наказ мужа Александра Ивановна, вырастила детей, подняла, дала им образование, сама до конца дней осталась верна памяти мужа. И для Али никогда не была мачехой, дала ей возможность закончить педучилище, выдала замуж. Только будучи уже взрослой, узнала Аля, что Александра Ивановна ее неродная мать. А вся взрослая жизнь Али, Аллы Константиновны, связана с нашим краем. После окончания педучилища, в трудные послевоенные годы приехала она на работу в Кладовскую школу, о жилье тогда молодые специалисты и не помышляли, была рада, что устроили на квартиру к вдове. И умом, и обаянием, и какой-то особой кротостью наградил ее Господь. Подросшее после войны поколение ребят не давало проходу. А она выбрала себе в мужья такого же тихого и кроткого паренька из деревни Ратаевская Горка. Его семья перед самой войной тоже пережила потрясение. Переселились они из зоны, затопленной водами Рыбинского водохранилища, из села Марьина. Дом свой перевезли, но поставить его как следует отец не успел, был призван на фронт и вскорости убит. Остался Павел Михайлович сиротой. Вот так и нашли они друг друга не глазами, а сердцем. Переселилась Алла Константиновна, стала жить со свекровью. Ни много ни мало, а почти пятьдесят лет вместе прожили. Свекровь детей растила, а Алла Константиновна работала, отмеряя каждый день по пятнадцать километров по сельскому бездорожью. Несколько лет удалось поработать в Георгиевской начальной школе, что была поближе к дому, а когда эта школа закрылась, стала снова ходить в Кладово. Особенно тяжело ей давались последние годы, когда уже начала серьезно болеть, скрючивало пальцы, мучили боли в суставах. Когда ушла на пенсию, думала, что вот теперь-то и начнется счастливая жизнь, без забот, без проблем, в покое и радости. Но обманулось сердце, беды уже стояли у ее порога, обрушились одна за другой. Сначала ушел из жизни муж, оставив ее наедине с престарелой свекровью, которая требовала физических сил и ухода. Сама уже тяжело болея, Алла Константиновна продолжала за ней ухаживать. Теперь, оставшись одна в своем большом красивом доме, Алла Константиновна часто грустит. Но зимой развеять грусть помогают соседки, с которыми она всю жизнь прожила в добрых отношениях. Приезжает навещать сестра Люся, они так и остались очень близкими и нужными друг другу людьми. Летом приезжает в гости многочисленная семья дочери Светланы. Но главный помощник — это сын Михаил Павлович, который живет в Кладове. Алла Константиновна ценит его жену Татьяну и просто обожает внука Саньку. А старые солдатские письма, о которых я начала писать в самом начале, пахнут для всех по-разному. Для Аллы Константиновны они пахнут детством. На снимке: Алла Константиновна с внуком Сашей на пороге своего дома.
