Долгая дорога в Великий Мох

Собираясь в командировку в деревню с многозначительным названием Великий Мох, я даже предположить не могла, что в трех десятках километров от Рыбинска — можно сказать, в центре России двадцать первого века — люди живут как древние отшельники-монахи! Без связи, без дороги, без тепла и почти без власти. Потому как формально они, конечно, относятся территориально к Николо-Кормской администрации Рыбинского муниципального округа, но власть к ним никак не относится.

В феврале вышла из строя единственная древняя котельная, а весной великомховцы узнали, что их родной Тихменевский филиал ОАО «Ярторфа» не будет в этом сезоне вообще заготавливать торф. А это значит, шестьдесят восемь жителей Великого Мха обречены предстоящей зимой на вымерзание.И, как это часто бывает, самые трудолюбивые, дисциплинированные и добрые люди оказываются самыми скромными и стеснительными. Они молча ждали, что кто-нибудь обратит на них внимание, но власти о них словно забыли. И лишь в конце лета, боясь предстоящих холодов, жители Великого Мха решились написать письма во все известные им инстанции. Тогда приехали чиновники и задались проблемой: как помочь людям, отдавшим здоровье и лучшие годы жизни на благосостояние государства? ДОРОГА ЖИЗНИ Сначала мы добирались до поселка Тихменево. Когда-то несколько раз в день от Тихменева до Великого Мха ходил тепловоз, и проблем с доставкой людей и грузов не было никаких — всего-то двадцать минут езды по узкоколейке. Но вот мы с удивлением узнаем, что старенький тепловоз дышит на ладан, а узкоколейная железная дорога до того износилась, что чуть не через каждые сто метров приходится переходить на тихий ход на опасных участках. То шпалы сгнили и ушли в землю, то рельсы разболтались от старости… И потому «мотовозик», как именуют этот единственный и потому особенно дорогой вид транспорта жители Великого Мха, ходит уже только два раза в сутки, и то исключительно в сухую погоду. Начнется осень, дорогу развезет, ведь она проходит по болотистой местности, и тогда жди беды… А уж зимой, когда узкоколейку заваливает снегом, тепловоз может и сутками стоять без движения и ждать, пока пройдет бульдозер и уберет сугробы. Раньше с этим особых проблем не было, ведь Тихменевское торфопредприятие было богатейшим и содержало на своем балансе не только отличную дорожную технику, но и бригаду путейщиков. Рабочие в оранжевых куртках ежедневно следили за дорогой, латали и ремонтировали, заменяли опасные участки. Но предприятие близится к банкротству, путейщиков давно сократили, а технику продали. Ремонт делать некому, да и не на что… Узкоколейка, которая является для местных жителей настоящей дорогой жизни, может в один прекрасный день просто развалиться. Руководство торфопред-приятия любезно предоставляет нам с фотокорреспондентом тепловоз в неурочное время. Пусть журналисты едут и пишут, может, власти обратят внимание на несчастных людей… Кроме того, выделили проводника — начальника транспортного цеха торфопредприятия Сергея Борисовича Сапаева. Мы удобно устраиваемся с ним на платформе и, чтобы скоротать время, начинаем долгую беседу про Великий Мох. Ведь теперь из-за плохой дороги тепловоз идет эти роковые четырнадцать километров от Тихменева до деревни около сорока минут… ЧЕРЕЗ ЗАРОСЛИ ИВАН-ЧАЯ Сергей Борисович живет и работает в Тихменеве уже без малого три десятка лет. Этот опасный путь через болота лежит и через его сердце… В 1933 году было создано Тихменевское предприятие по добыче торфа, и дело это было перспективным, ведь никому в голову не могло тогда прийти, что советской власти когда-нибудь наступит конец! Со всего обширного Советского Союза потянулись в Тихменево люди, из деревень вербовались обедневшие колхозники без паспортов, шестнадцатилетние подростки спешили за длинным рублем, чтобы прокормить осиротевших в годы репрессий и Великой Отечественной братишек и сестренок… Да, платили за добытый торф немало, но никто не ставил в известность наивных завербованных — именно таковыми они являлись, так и по сей день, будучи уже глубокими пенсионерами, называют себя — о пагубных последствиях для здоровья! За несколько лет труда на торфяных болотах по колено в воде ноги приходят в непоправимую негодность, и к старости человек становится полным инвалидом. После войны советское правительство приняло решение увеличить добычу на Тихменевских болотах, углубляясь все дальше и дальше в болотистые леса. Был создан так называемый первый участок — в пяти километрах от Тихменева. Сергей Борисович показал мне заболоченные поляны, где когда-то стояли бараки для рабочих. Жили там весело, с песнями и уверенностью в завтрашнем дне. Привозили рабочим горячую еду, а после смены увозили домой… Торф давно выработан, участок закрыт, и теперь здесь болотистая пустыня, заросшая кипреем, или по-народному иван-чаем. Три года назад грянула стихийная беда — из-за невыносимо жаркого лета почти по всей территории Тихменевской администрации полыхали невиданные пожары. Горели леса, а торфяные высохшие болота усугубляли это. Теперь на сотни километров только обугленные остовы когда-то шикарных деревьев да буйные розовые заросли иван-чая. Мы то и дело тормозим, Сапаев показывает трухлявые шпалы и ржавые рельсы, из-за которых такой долгой стала дорога. ЛЮДИ НА БОЛОТЕ По бокам от дороги то и дело обвалившиеся телефонные столбы с сиротливо повисшими проводами. — Что, тоже из-за пожаров? — спрашиваю. — Нет, — отвечает Сергей Борисович, — из-за денег. Вернее, из-за их отсутствия. Все четырнадцать километров до второго участка — так сначала называлось поселение Великий Мох — шла телефонная линия, в деревне было много телефонов. Но постепенно она, как и узкоколейка, пришла в упадок, у торфопредприятия средств на ремонт не было, вот все и сгнило. И столбы, и провода. Теперь в Великом Мхе нет ни одного телефона! Только рация, да и та почти не работает. Хорошо сейчас лето, живут дачники, у них сотовые телефоны есть, «скорую» можно вызвать. А так там почти одни пенсионеры, им сотовый не по карману… Раз уж заговорили о «скорой помощи», интересуюсь: как она в Великий Мох добирается? Да так же, как и мы! Едет машина до Тихменева, там специально командируют тепловоз. Можно еще ехать до пересечения узкоколейки с дорогой на Углич, так меньше придется трястись по «железке». А если тяжелобольного везти в больницу, так опять же погружать его на тепловоз. Неудобно в Великом Мхе не только болеть, но и умирать. Хоронить везут в Николо-Корму или в Тихменево, гроб впихивают в кабину тепловоза, зачастую стоймя. Даже здоровым там тяжело. Продукты, конечно, в магазин тепловоз регулярно привозит, а вот за промтоварами приходится ездить самим, правда, руководство торфопредприятия для этого организовало специальный рейс в субботу… Именно благодаря руководителям предприятия, которые одновременно являются старожилами торфоразработок, люди в Великом Мхе еще живут! Потому что они вместе, рука об руку проработали на болотах не один десяток лет, и на таких, как, например, Сергей Борисович Сапаев, все держится. Он для великомховцев как свет в окошке: «Сережа, привези бензину», «Сережа, привези лекарств», «Сережа, позвони родственникам…» Но все это — до поры до времени. Пока было тепло в домах, была жизнь. Теперь не будет. ХОЛОДНЫЙ ДОМ И все-таки Великий Мох — родной дом своим обитателям, который дорог им и который им не хочется покидать. Как только мы выгрузились из тепловоза, нас окружили великомховцы. В основном пенсионеры, и в глазах большинства я видела надежду. — Я отработала здесь трактористом на добыче торфа шестнадцать лет, — рассказывает Галина Васильевна Рохлина. — В сезон раньше десяти вечера мы не возвращались домой. Потом дали квартиру с удобствами, потом пенсия. Дома торфопредприятия здесь отапливались от общей котельной торфом, который мы сами же и заготавливали. И вот нынче не заготовлено ни одного килограмма торфа! Топить нечем, мы умрем зимой от холода. Все новые и новые люди спешат к нам со своими жалобами. Вот еще молодая женщина Татьяна Воронова, социальный работник. У нее дочь-школьница, если выйдет из строя дорога, то как ездить в школу в Тихменево? Были времена, когда по утрам в Тихменевскую школу отправлялись на тепловозе двадцать школьников. Так что же делать, если одна осталась? Разве они в этом виноваты? А где мыться теперь, ведь в бане сгорел титан? Вот и столовая весной сгорела, где хоть какие, но проходили праздники. И еще много чего сгорит, потому что здесь нет своей пожарной бригады, а скоро по узкоколейке ездить будет уже нельзя… Приковыляла на больных распухших ногах пятидесятишестилетняя Татьяна Ивановна Соловьева. Ее биография — работа с шестнадцати лет, из сорока лет трудового стажа восемнадцать на тракторе на торфоразработках, двенадцать в карьере, отчего и ноги теперь еле ходят, семь — на сушке торфа. Отдала любимому государству все здоровье — и никому теперь не нужна! Но это их единственный дом. Деревня возводилась именно для рабочих второго участка торфопредприятия. Три дома со всеми удобствами, полная инфраструктура, были и столовая, и баня, и клуб, и детский садик с яслями, и почта, и медпункт… Постепенно исчезало то одно, то другое. Но они жили и терпели, любя свой домашний уют. Но нынче случились одновременно две беды: во-первых, сгорели два из трех котла в котельной, а во-вторых, перестали заготавливать торф, и если бы котлы даже были, все равно их топить нечем. ЧИСТАЯ СОВЕСТЬ ВО МХАХ Идем с Сергеем Борисовичем в котельную. Кирпичное здание являет собой жалкое зрелище. Труба, рухнувшая в феврале, уныло свисает с крыши. Обваливается кирпичная стена. Сапаев показывает, как еще совсем недавно здесь на второй этаж котельной с помощью специальных приспособлений сгружали торф, как топились котлы… Кстати, третий, единственный более или менее пригодный котел, по мнению Сергея Борисовича, тоже выйдет из строя при первой же топке. Так что же, выхода из создавшегося положения нет? Приезжали недавно первый заместитель главы РМО по коммунальным вопросам Игорь Рогов и заместитель по агропромышленному комплексу Александр Ильвес. Надумали установить электронагревательные приборы в квартирах. Но решит ли это проблему кардинально? Ведь электроэнергию в Великом Мхе то и дело отключают, и за время аварии может разморозиться отопительная система. И никакие аварийные машины сюда не проедут. А что делать с узкоколейкой? Не сегодня-завтра она все равно выйдет из строя: либо сама, либо надзорные органы закроют по причине ветхости и угрозы безопасности. И жизнь в Великом Мхе остановится. Вот парадокс: жить в этой деревне можно, если жить в ней изначально, не думая о благах цивилизации. А здесь все есть! И леса со зверьем для охотников, и грибы, и ягоды, и лес для отопления. Вот только нелепо как-то об этом думается в двадцать первом веке в четырнадцати километрах от крупнейшего в области поселка! Да, здесь трудились в основном жители бывших советских деревень. И если бы их не заманила сюда нужда, порожденная советской властью, они продолжали бы вековые традиции жизни, сеяли бы хлеб, собирали и продавали урожай, и было бы это более естественно и правильно. Самые трудолюбивые не знали бы нужды, и никто не горбился бы по колено в болоте. Но раз уж государственные мужи выманили их из родных гнезд и бросили на эти нечеловечески трудные работы, то обязаны заботиться до конца их дней. Только вот будут ли? В этом году Тихменевское предприятие не заключило ни одного контракта на поставку торфа! Это верный путь к разорению. Сейчас живут только на то, что выручают от продажи техники да получают по старым долгам. Но этого хватит на считанные месяцы. Лучший выход для жителей Великого Мха — переселение. Но только хотелось бы куда-нибудь в приличное место, хотя бы в Тихменево. Ведь все равно Великий Мох скоро погибнет, так стоит ли продлевать агонию? Тем более что каждый из этих несчастных шестидесяти восьми человек может не только представителю власти, но и любому сказать с чистой совестью: я все силы отдал своему народу и своему государству. Неужели не заслужил хоть капельку снисхождения?

 

ПоделитесьShare on VKShare on FacebookTweet about this on TwitterShare on Google+Email this to someonePrint this page

Переход по сообщениям