Будущие атомщики еще заканчивали школу, когда холодная война приняла ожесточенный характер. В 1948 году в недрах Пентагона родился очередной каннибальский план массированных бомбардировок СССР. По плану «Чарнотер» 1948 года предстояло сбросить 133 атомные бомбы в первые 30 дней войны и еще 200 в последующие два года. Среди них был и промышленный Ярославль
ХОЛОДНАЯ ВОЙНА. ГОЛОДНАЯ ЮНОСТЬ
.
Против вчерашних союзников по антигитлеровской коалиции были приняты срочные меры различного характера. Произошла серьезная реорганизация управления разведкой. За рубеж отправился никому тогда не известный Фишер, позднее ставший легендарным Рудольфом Абелем, руководителем сети нелегалов в США.
В эти же годы в стране происходили события, неприметные окружающим. Из целого ряда высших учебных заведений областных центров стали исчезать перспективные студенты. Коснулось это и бывшего технологического института в Ярославле, одного из ивановских вузов. Покупатели брали абитуриентов даже из союзных республик.
Проверка была тщательнейшей. Анкета напоминала брошюру. Ответы занимали два часа. Надо было ответить о прошлом аж до седьмого колена. Но ребята с Перекопа имели в лучшем случае среди предков ткачей да прядильщиков и ни одного буржуя.
Вот и семья Герольда Никитича Ковалева имела интеллигента лишь в первом поколении — учительницу школы. Отец погиб в сорок втором под Чернобылем. Как вдова с тремя детьми выжила в военное лихолетье, можно только догадываться. Спасли их двадцать соток картошки, не давшие умереть с голоду.
БЛАГОДАТЬ С НЕБА
Никогда бы мать не смогла отправить сына в Северную Пальмиру, а тут такая благодать словно с неба упала. Стипендия — в два раза выше, чем в обычных институтах. Отличники получают ежемесячную сумму больше той, что у сталинских стипендиатов. Прекрасное общежитие, музеи, театры… И загадочность даже в названии факультета, не говоря уже о секретности будущей профессии, которая предполагала перспективную высокооплачиваемую работу в городе на Неве. Догадывались: будем оборонщиками по специальности «радиохимия».
Догадка оправдалась: на химическом факультете Ленинградского университета имени А. А. Жданова половина студентов была секретной. Особые предметы, охрана, секретные лекции, когда тебя не выпустят на свободу, пока не сдашь секретную тетрадь по спецпредмету секретчику…
Годом раньше такая же акция произошла в Ленинградском технологическом институте. Сюда, на факультет «Взрывчатые вещества», прибыло немало иногородних. И здесь был спецфак.
Диплом писал год. На нем тут же появился гриф «Совершенно секретно. Особой важности». Сегодня с ним можно свободно ознакомиться в архиве университета. Потеряли с годами секретность и работы, которые Герольд Никитич проводил под крышей еще более закрытого института, куда привела его судьба!
Еще продолжалась Великая Отечественная, а в здании на улице Рентгена, 1, в Ленинграде уже работали специалисты по проблемам атомного вооружения. Об этом свидетельствует документ за подлинной подписью Сталина, хранящийся в музее радиевого института имени В. Г. Хлопина. Институт был создан по настоянию академика Вернадского, предвидевшего перспективы деления атома.
Именно здесь шла разработка технологии получения плутония для атомных целей. Порядка пяти групп ученых искали свой оригинальный метод ответа Штатам.
Каждая группа находилась под пристальным взглядом представителя ведомства товарища Лаврентия Павловича Берия. Малейшая утечка информации грозила страшной карой и ученым, и надсмотрщикам. Здесь был первый в мире циклотрон, на котором ученые К. Петржак и Г. Флеров обнаружили спонтанное деление ядер урана. Сверхбдительность и ультрасекретность привели однажды к случаю, о которых принято говорить «из ряда вон». И произошел он в институте с выдающимся французским физиком, ученым в области атомного ядра, видным прогрессивным деятелем, членом Академии наук СССР Фредериком Жолио-Кюри.
Он приехал однажды в радиевый институт на симпозиум. Для ученых Ленинграда это была большая честь. Фредерику Жолио-Кюри не только показали лаборатории, познакомили с сотрудниками, но и устроили радушный прием. Во время оного директор института, находясь в состоянии особого расположения к высокому гостю, не-
однократно подчеркивал, чтобы тот приезжал в институт в любое время.
Фредерик Жолио-Кюри хорошо запомнил слова приглашения. И когда отправился в Советский Союз по туристической путевке, решил заглянуть к своим русским друзьям и коллегам. Каково же было его удивление, когда его, председателя Всемирного совета мира, лауреата Международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами», на проходной задержала охрана. И бедный француз был вынужден ждать, пока руководство свяжется с Москвой и получит разрешение на частный визит.
Вот в такое сообщество попал ярославец, выпускник школы N 40 Герольд Никитич Ковалев. Несмотря на то что он окончил радиохимический факультет, в дипломе о специальности было записано «химик-экспериментатор». Так был зашифрован широкий диапазон его будущей работы. В радиевом институте это вскоре подтвердилось. Институт работал под эгидой Академии наук СССР, но нередко выполнял секретные задания Министерства обороны. В частности, Военно-морского флота.
НА ЗАЩИТЕ МОРСКИХ РУБЕЖЕЙ
В те годы нахально действовали в наших северных водах вчерашние друзья, а ныне вероятные противники по союзу НАТО. Находясь на круглосуточном дежурстве, они, по существу, отслеживали все — маршруты наших судов и подлодок, появление новых образцов кораблей и систем вооружения, определяли их тактико-технические данные.
В лаборатории, где работал Ковалев, был создан прибор, позволяющий, находясь в море спустя несколько часов после прохождения чужой подлодки, определить ее местонахождение. Принцип обнаружения был до предела прост. Атомный реактор субмарины надежно защищен. Сделано все для безопасности команды. Однако, как выяснилось, есть одно «слабое» место — днище подлодки. По радиоактивному следу, который остается в морской воде, можно обнаружить ее маршрут даже через полтора часа после ее прохождения. Лодка ушла, но радиоактивный след облученных реактором солей натрия, хлора и брома остался. Тут же в штаб Северного флота уходит сообщение. Там определяют, чья лодка прошла: наша или чужая. Так, Ковалевым с коллегами в Атлантике, Баренцевом и Северном морях было засечено до двух десятков субмарин.
Два месяца крутились вокруг Англии. Здесь, около одной из баз, также обнаружили несколько подводных кораблей США и Англии. Интересным был поиск на большой глубине одной из затонувших подлодок. Барражировали долго. Кроме нас пытались найти эту вечную могилу подводников еще несколько судов других стран. Причем различными способами…
— Пятнадцать лет, — говорит Ковалев, — мы совершенствовали аппаратуру для поиска подлодок, улучшая ее чувствительность. Параллельно с нами вели поиск и ученые США. Но всему приходит конец. Чувствительность датчиков имела предел, увеличить который было невозможно…
300 ЧЕЛОВЕК НА 12 МЕСТ
— Семь месяцев двенадцать человек из института были в кругосветном плавании на «Михаиле Ломоносове» по заданию атомщиков. Это были только члены партии, так строго шел отбор. Пока мы плыли, — рассказывает Ковалев, — в стране по этому поводу был буквально ажиотаж. «Огонек» и «Советский Союз» публиковали огромные, на несколько страниц, фоторепортажи. Шутка ли, мы побывали в десятке капиталистических государств. Облазали не одно водное пространство, отыскивая акватории, загрязненные радионуклидами.
Огромную помойку обнаружили недалеко от Индонезии, когда из Кронштадта шли на «Абхазии» во Владивосток. В море находились все последствия переработки ядерных отходов. А сколько списанных и подтопленных подлодок на небольшой глубине гниют до «лучших времен» в Баренцевом море, у Новой Земли! Американцы, норвежцы предлагали нам деньги, но воз и ныне там. А ведь стронций-90, церий-144 и цезий-137 живут до 90 — 100 лет! И отравляют океаны и моря.
БИКИНИ, МУРУРОА, ЧЕРНОБЫЛЬ…
— На «Михаиле Ломоносове» мы побывали по заданию Академии наук у атоллов Бикини и Муруроа, где в свое время прогремели атомные взрывы. До сих пор там обнаруживают следы стронция-90 и планктон, который прошел мутацию.
Не остался в стороне и Чернобыль. Директор радиевого института вылетал на место трагедии на вертолете. С него в жерло взрыва была спущена специальная штанга с двенадцатью датчиками. Два месяца они сообщали о различных параметрах адова пекла. Кстати, наши люди исследовали атмосферу атомных взрывов, определяя зоны радиоактивного заражения не только на Новой Земле, но и в Семипалатинске, Астрахани, Ивановской области…
Во время кругосветки побывали в Штатах. ФБР бодрствовало круглые сутки. В Сан-Франциско, где недалеко был ракетный полигон, агенты ходили за нами буквально по пятам, не скрывая этого. Причем, как выяснилось, почти все они… русские из числа эмигрантов. Пока мы стояли в порту, одна из кают была выделена им, чтобы в случае схода на берег сопровождать бывших соотечественников. Не дремала и наша разведка, живо интересуясь всем необычным, в определенном смысле, увиденным на берегу…
Сегодня от радиевого института остались лишь былая слава и название. Как и многое в науке, он захирел. Из трех тысяч ученых осталось лишь пятьсот человек. Все актуальные темы, приносящие выгоду институту и стране, забирает Москва. Работа идет лишь по трем направлениям: источники питания для приборов, источники света и создание радиоактивных лекарств для онкологии.
