Иногда, устав от телевизионного кишмиша, я уходила в другую комнату и глядела на звезды, чтобы обрести равновесие, отринуть суету и поверить в вечность бытия. Больше я этого не делаю, потому что вместо звезд мой взгляд упирается в пустые глазницы полусгоревшего дома. А ведь совсем недавно в нем жила большая трудолюбивая семья и ничто не предвещало беды.

КОРНИ И ВЕТКИ

Что помогает человеку крепко стоять на ногах? То же, что и дереву, — корни. В доме напротив жила семья Львовых. Крепки были их корни, куда уж крепче. Отец Виктора, Николай Нилович Львов, был колхозным комбайнером, потом бригадиром, старателем и хранителем колхозного добра. Вспоминается из детства, как наказывал он нас, ребятишек, застигнув на колхозном горохе. Опохабленную нынче строчку «и все вокруг колхозное, и все вокруг мое» он понимал в самом лучшем смысле: мое — значит, мною созданное и мною оберегаемое. Вместе с женой Екатериной Павловной, тоже великой труженицей, они так воспитывали и детей.

Николай Нилович рано ушел из жизни, сказался каторжный труд от зари до зари, комбайн без кабины, когда и пыль, и леденящий ветер наполняли легкие.

Но он не исчез бесследно. Его дело продолжил сын. Сел за рычаги трактора еще до армии, да так и проработал до самого своего смертного часа, оставаясь все время человеком незаменимым, знающим свое дело и технику, радеющим за землю.

Как-то председатель соседнего колхоза сказал мне в частной беседе: «Еще бы не держаться вашему колхозу с такими-то механизаторами!»

И среди прочих назвал имя Виктора Львова. Не скрою, мне это услышать было очень приятно не только в силу того, что жили мы почти тридцать лет по соседству, но и потому, что мы — выходцы из одной деревни, которая вдруг стала неперспективной и теперь потихонечку умирает.

А жена Виктора Зина — из соседней деревни, Горки-Ратаевской. Из семьи, не менее известной и знаменитой. Глава ее, Василий Иванович Липин, один из самых лучших механизаторов колхоза, золотой фонд, в 70 — 80-е годы его имя гремело на весь район, был даже орденом Ленина награжден, ребятишки о нем в школе сочинения писали, мальчишки все как один мечтали стать механизаторами и походить на дядю Васю Липина.

Сейчас Василий Иванович уже отработал свое. Вместе с женой Лидией Семеновной они не только заработали пенсию, но и выполнили свое главное предназначение на этой земле — вырастили, воспитали, поставили на ноги большое семейство. Их дети живут не только в Пошехонье, но и в Рыбинске, и даже в ближнем зарубежье, в Таллине.

Когда-то Лидия Семеновна могла легко собраться и поехать к детям, теперь же это сделать проблематично по разным причинам, в том числе и материальным — всем известно, какие мизерные пенсии у нынешних пенсионеров. Правда, орден Ленина — это не только память о трудовых буднях, но и небольшое материальное подкрепление.

Дети подарили родителям по сотовому телефону, и теперь они не только легко общаются с детьми, но и имеют возможность быстро вы-звать «скорую помощь», а вместе с ней и дочку Надю, их главную палочку-выручалочку.

И жить бы доживать им спокойно остаток жизни, да только два года назад накрыла их дом страшная беда — трагически погибла дочь Зина.

У БЕДЫ ГЛАЗА ЗЕЛЕНЫЕ?

Нет, у нынешней беды глаза желтые. Сколько этих глаз за последние дни перевидели мы с экранов телевизоров. Что это? Очередная кампания — пошумели и забудем, все опять пойдет своим чередом? Или и в самом деле, как говорится, гиря до полу дошла? Наивно полагаю, что если бы вся эта шумиха вокруг суррогатной водки поднялась два года назад, Зина Львова была бы жива и дом их по-прежнему подмигивал бы мне добрыми огнями своих окон.

Наивно, потому что на нормальную водку из магазина у нее просто не было денег, хотя и работали они с мужем все время на износ. Очень горько сознавать, что сегодня усилия человека, растящего хлеб — основу жизни, попраны и растоптаны. Рано поседевшие мужчины задают один и тот же вопрос: «А стоит ли работать за такие гроши?» И не ждут ответа, ибо понимают, что «не стоит» и «стоит» — это неразрешимое противоречие. Не стоит, если человек, работающий на износ, без выходных и праздников, забывающий считать количество отработанных дней и часов, не может на зарплату одеть и прокормить детей. Но стоит, потому что если не они, то кто? Что-то не видно в деревне подрастающей смены, которая пришла бы на ферму или села за рычаги трактора. Стоит, если помнить, что земля эта дана им в наследство и предки завещали ее беречь. Стоит, потому что иного выхода все равно нет.

Вот почему Виктор и Зина Львовы каждый день спешили на работу.

Помню, как за день до гибели я поинтересовалась у Зины:

— Ты еще в отпуске?

— Нет, — ответила она. — Уже вышла на телятник. Отдыхала всего две недели, больше нельзя, ничего не заработаю, как жить будем?

Как жить? Сводить концы с концами, выращивать овощи на огороде, держать скотину, то есть пахать и дома еще одну смену.

— Вот корову пришлось сменить, расстраивалась до слез. Сдали мясо перекупщику, на эти деньги купили в колхозе телочку, немножечко денег осталось, надеюсь, что сумею старшей дочери ботинки купить…

Наташа тогда училась в Рыбинске в техническом училище и жила у золовки, которая во всем ее поддерживала. Да и бабушка Катя делилась своей пенсией.

Семья Львовых жила в колхозном доме, в последние годы приватизированном. Внутри — обычное доперестроечное благополучие: мебель, паласы, ковры. Новый телевизор удалось купить в рассрочку. Для приобретения одежды всегда выкармливалась какая-нибудь животина.

Беда случилась два года назад, в ноябре, когда Катя, младшая дочь, после окончания основной школы в Кладове, уехала учиться в Рыбинск. Наташа к тому времени уже вышла замуж, начала самостоятельную жизнь, а Катя заняла ее место у тети Тани и под боком у бабушки.

Был обычный рабочий день, работники фермы отмечали чей-то день рождения. Сбегали по знакомому адресу, купили полторашку «очумеловки» — так у нас в деревне называют суррогатную водку. Усталость после рабочего дня плюс скудная закуска только усугубили действие ядовитого пойла. Товарки ушли в одну сторону, путь Зины лежал в другую. Очевидно, она почувствовала себя плохо, но в силу своей природной скромности не захотела никого позвать на помощь. Легла за высокий рулон сена подальше от людских глаз. Потому-то ее так долго и искали. Нашли только на второй день. Виктор сам вынес на руках ее хрупкое тельце.

БЕДА ОДНА

НЕ ХОДИТ

Жизнь без Зины оказалась для Виктора невыносимой. Создать другую семью не мог и не хотел, он слишком любил Зину — она была его первой и единственной любовью. Только она умела гасить все всплески его взрывного характера, не вынося сор из избы.

Чтобы поддержать сына в таком страшном горе, приехала из Рыбинска Екатерина Павловна, стала жить вместе с ним, хотя в силу возраста была уже плохой помощницей, совсем не ходили ноги. Виктор сам управлялся с хозяйством. Так же, как и при Зине, сажал огород. Корову, правда, держать не стал, но на мясо растил телят и поросят. В этом году провел в дом новый водопровод, заготовил на зиму дрова. И очень много работал, его старенький трактор не простаивал ни дня. Весной пахал, летом рулонил сено, осенью возил зерно. Временами даже казалось, что он уже смирился со смертью Зины, но это было не так, утрата червем точила его изнутри.

Этой осенью тяжело заболела Екатерина Павловна, и дочь Татьяна приняла решение увезти ее в Рыбинск. Уехала на учебу дочка Катя. Он остался один на один со своей бедой. Ходил темнее тучи, отказывался, когда мужики предлагали выпить. А накануне вечером сказал одному из соседей: «Я сегодня умру».

Поднимаясь ночью, я с тревогой отмечала, что у него чуть ли не до утра работает телевизор.

Утром он протопил печь, поставил кастрюли с водой для скота, напоил теленка — свет во дворе видели многие, — сел на диван, снял валенки, поставил на пол чай в подстаканнике. Да так и остался сидеть. Никто не знает наверняка, что случилось дальше, но эксперт написал, что произошло отравление угарным газом.

А в семь часов утра мы увидели, что над крышей его дома снова вьется дым. Позвонили в пожарную часть, машина оказалась на вызове, пока собирали еще один экипаж, время было упущено. Дом сгорел, остались лишь пустые глазницы окон.

И не стало семьи.

В день похорон Виктора моей дочери в далеком городе приснился сон: идут они все, Львовы, живые и здоровые, взявшись за руки. Только идут не к дому, а прочь от него. Она кричала, кричала, а они так и ушли, растворившись в тумане.

И горько осознавать, что начало этой трагедии положила стопка той злосчастной «очумеловки». Человек, продавший ее, жив-здоров, живет, не мучаясь угрызениями совести. И всего горше, когда эти люди-убийцы стоят у гроба своей жертвы и даже скорбят вместе со всеми.

Поможет ли государственная монополия на спирт вытащить страну, и в первую очередь деревню, из омута пьянства? Хотелось бы верить, что да. Только семье Львовых это уже не поможет.