Существо умнейшее, добрейшее, понимающее, лошадь во все времена разделяла с человеком тяготы его земного существования: лошадь работала, возила людей и грузы, гибла вместе с людьми на войне. Лошадь — священное животное у многих народов: кочевников, чья жизнь с малолетства в седле, и оседлых земледельцев.

Вместе с коровой лошадь — извечный кормилец крестьянина, отсутствие ее в хозяйстве — знак бедности (не случайно «безлошадные», как и «безземельные», — это беднейшие слои крестьянского населения дореволюционной России).

Как случилось, что деревня осталась без лошади? Еще в 1950-х годах, даже в 1960-х годах, во многих местах она была практически единственным доступным транспортом и тягловой силой, особенно в глубинке с ее известным бездорожьем. На лошади по гужевым дорогам, соединяющим села и деревни, преодолевались непроходимые лесные и заболоченные участки, недоступные нынешним «железным коням».

Лошадь стала активно вытесняться техникой во второй половине 60-х годов. Трактора пришли в лес и заменили на лесозаготовках лошадей как тягловую силу, затем потеснили их и на сельскохозяйственных работах. За увлечение техникой пришлось платить разбитыми дорогами. А к началу нового века увидеть лошадь в наших краях стало неслыханной редкостью.

Лошадь становится, как это ни странно звучит, животным городским: их разводят и держат вблизи городов на конезаводах, лошади служат прибыльному делу конного туризма, участвуют в скачках, развлекают публику катанием в парках и на улицах на тройках, экзотика в стиле ретро — свадебный кортеж на лошадях. Еще одно использование лошади — в медицинских целях: для лечения больных с заболеваниями позвоночника, ДЦП — плавное покачивание в седле благотворно для больных деток.

Лошадь держать сельскому жителю, как считается ныне, невыгодно — впрочем, как, по нынешним временам и ценам, и корову, и поросенка. Сена ей на зиму требуется заготовить около 4 тонн, а в райцентр проще съездить автобусом или машиной — и быстрее, и хлопот меньше. Огород вспахать, то же сено убрать — проще опять-таки нанять трактор, по округе их немало у частных владельцев. Лошади места нет.

И все-таки в начале нового века лошадь появилась. Точкой отсчета может быть взят хотя бы 2003 год — на юркинской ферме тогда появились сразу две лошади. Вторая волна — 2006 год: вороная лошадь Марго с жеребенком при Борисоглебском монастыре и гнедая Милка — все у того же фермера на Веске. Милка подарок священника Улейминского женского старообрядческого монастыря под Угличем — имеет непростую судьбу: когда-то участвовала в Угличе в скачках, сломала ногу, попала к батюшке Олегу в монастырское хозяйство. У новых хозяев добродушная, очень спокойная лошадь пока катает своих и соседских ребят, помогает пасти хозяйское стадо коров и овец.

Найти конное снаряжение в округе не представляется возможным: давно нет мастеров, изготавливающих подобную утварь, нет кузниц и кузнецов, бывших прежде едва ли не в каждом селе и большой деревне, где подковывали лошадей. При нынешней ситуации с топливом, его дороговизне выход — пересесть с трактора, который то и дело ломается, требует ремонта и солярки, на лошадку. Помнятся и времена сельского детства: на лошадях косили и убирали конными граблями сено, специальным конным плугом копали картофель.

Еще мечтают, что у Милки родится когда-нибудь жеребенок. Беда лишь в том, что во всей округе от Борисоглебского до Неверкова и Раменья, это 40 км с лишним, все три лошади, включая Милку, — кобылицы.

А что касается сена, то лошадь сама бы для себя и для всего прочего хозяйства его бы заготовляла. Прошли времена, когда под сенокосы жителям Вески выделяли поляны в лесу за 5 километров. Ныне держат скотину на Веске лишь двое хозяев, а покосы — все окрестные бывшие

совхозные поля, заросшие травой, косить их некому.

Реально ли возвращение лошади на село? Можно отмахнуться и привычно усесться за руль автомобиля — лошадь невыгодна и неудобна при нынешнем темпе жизни. Но вот они стоят рядом: пропахшая бензином железная коробка автомобиля и добрейшая лошадиная морда с влажными глазами, чуткими ноздрями, тянущаяся к человеческой руке — и хочется верить, что лошадь вернется.