И каждый день записан мелким почерком

Михаил Васильевич Кузнецов ведет дневник 59 лет. В нескольких потемневших тетрадях уместились по дням больше чем полвека.

Ему было тогда 20 лет — послевоенные годы, служба в армии, в танковых войсках в солнечной Молдавии. Первая запись в дневнике датирована 26 января 1948 года: «Ходили фотографироваться экипажем, стреляли из карабина и пулемета».

Михаил Васильевич родился в 1927 году в деревне Стрелка Борисоглебского района. Один из четверых детей в семье. Воспоминания детства: когда в 1930-х годах учился в начальной школе в соседнем селе Веска, видел, как снимали там колокола с церкви. Еще воспоминание: за руку с отцом ходили в Клинцево, где была родня, по новой неверковской дороге — «торцевой». Построена она была сообща местными жителями в одно лето из «торцов» — срезов стволов, вбитых в грунт и засыпанных сверху песком. Дорога шла лесом и во многих местах была прежде заболочена, теперь же стала твердой и ровной, как асфальт. Все работы шли вручную, вся техника — лошади с телегами и люди с лопатами…

Дорог потом Михаилу Васильевичу пришлось повидать много: сам их прокладывал, строил, чистил — всю жизнь на технике — машины, тракторы, грейдеры. После армии поехал на работу на Северный Урал в город Ивдель — пересесть с танка на трактор оказалось делом несложным. Несколько лет спустя, в начале 1950-х, вернулся в родные края, устроился на терочный завод в селе Вощажникове — тогда таких заводов много было в округе, — из картофеля делали крахмал, патоку. Нынче остался один завод в Борисоглебе, да и тот работает два месяца в году — говорят, нет сырья, картошки-то.

Тогда же встретил будущую супругу Марию Николаевну: пришла она на завод лаборантом после того, как расформировали Уславцевский сельсовет, где прежде работала. В то время много было административных изменений — объединений районов, укрупнений хозяйств. Совместную жизнь начинали на чужой квартире с одного матраца и одеяла. Всей одежды — лишь что на себе надето. Мало-помалу стали обзаводиться имуществом: с первой зарплаты купили стол, со второй — появился самодельный шкаф и пальто у Марии. С Марией прожили вместе почти 50 лет, вырастили двух сыновей. Оставшись один несколько лет назад, до сих пор переживает Михаил Васильевич утрату близкого человека: «Очень жаль мне Машу. Хорошая она была женщина».

В 1957 году перебрались в Юркино: открывшемуся здесь леспромхозу требовались трактористы. В своем дневнике Михаил Васильевич невольно стал летописцем истории этого предприятия, пережившего несколько реорганизаций. «Лес пилили здесь вручную с 1920-х годов. Сначала был «Месттоп» с конторой в Борисоглебе. Сплавляли лес по Кеде, Яксуре, Могзе к Семибратову до железной дороги. Плотов не вязали. При таком молевом сплаве терялось много леса. Могза — кормилица окрестных сел. На ее дне — слой потопленного леса, покрытого илом. Об этом ведь не пишут».

Страницы исписаны мелким, убористым почерком. В основном это записи по дням: что делал, где работал. Тут же события семейные, домашние: родился сын Шурка (младший), сделал кораблик Васе (старшему), фотографировали сыновей. Купили корову Милку за 450 рублей. Купили телевизор «Рекорд» за 212 рублей. Сшили Васе и Шуре по пиджаку — это 1960-е годы, сыновья уже пошли в школу. И тут же на левой странице разворота — общественно значимое событие, не оставившее равнодушным простого тракториста из лесной глубинки: «Запуск в космос человека Ю. А. Гагарина, возвратился на Землю благополучно».

Жили тогда на хуторе Латка — самом богатом лесоучастке леспромхоза: был здесь медпункт, магазин, гараж, столовая, несколько многоквартирных жилых деревянных домов. Сейчас ничего этого не осталось. Живут несколько семей, в основном старики-пенсионеры. Машина автолавки не всегда проедет: весной распутица, зимой дорогу заметет — по нескольку дней, бывало, никто не ездит, не чистит снег.

А тогда, в 1960-х, вели через леса и болота узкоколейную железную дорогу в сторону Неверкова — 30 км плюс 1,5 — 2 км «ветки», углубляющиеся в лес. Михаил Васильевич строил узкоколейку, потом работал машинистом — возил рабочих в делянку. Лес вывозили в Юркино, на берег Могзы, дальше оттуда сплавом. Но вскоре наступили новые времена: строить автомобильные дороги, возить лес на лесовозах хлыстами в Борисоглеб. Дальние делянки исчерпывали себя. И узкоколейка осталась не у дел. Сперва пытались снимать с нее рельсы, чтобы провести их к фермам, но бросили. Ныне узкоколейка, на строительство которой положено столько сил, где работало столько людей, заросла лесом так, что, собирая грибы, можно переступить через нее, не заметив ни насыпи, ни рельсов. А прошло-то всего каких-то 25 — 30 лет!

1960 — 1970-е годы — расцвет леспромхоза. На поле у деревни Юркино вырос большой одноименный поселок с двухэтажными домами, магазинами, детсадом, баней, засадили его деревьями, благоустроили. В клубе била ключом культурная жизнь: праздники, вечера, концерты. Заработки в леспромхозе были хорошие. Когда стали давать жилье работникам, устремился сюда народ из окрестных деревень.

Вместе со всеми потянулся в центр и Михаил Васильевич с семьей — получили квартиру в новой кирпичной двухэтажке в Юркине. Сыновья выросли, женились, разъехались. В дневнике — волнующие события: проводы сыновей в армию, потом встречи, свадьбы, рождение внуков. Ныне есть у Михаила Васильевича уже и правнучка. Старшая, любимая, внучка очень любит учиться: окончила два института и еще бы хотела. А вот старший внук учиться не пошел — работает в кафе барменом.

Общественные перемены 1980-х, перемежаясь с делами личными, тоже нашли отражение на страницах дневника. Смерть одного за другим трех генсеков, начало перестройки с Горбачевым — это общественно значимое. Рядом рождение младших внуков, проводы на пенсию с богатыми подарками от профкома — одеяло, подушка, самовар. Посадил кедры и лиственницу в палисаднике — теперь они выросли выше двухэтажного дома. Юркино объявлено трезвой зоной: культурные вечера поселкового клуба трезвости с чаепитиями. Вышел из партии — сдал билет, освободили. Когда-то был депутатом на Латке, болел за общественное дело, защищал интересы своих избирателей.

В 1990-х все чаще в дневнике записи об уходе из жизни знакомых, соседей, с кем вместе работали. В лесу работа тяжелая, мало кого миновали болезни… А жизнь новая, неизвестная продолжалась. Указ о замене денег — 50- и 100-рублевых купюр, записи о размере пенсий своей и жены, цены на продукты. Посчитана стоимость дороги в Иваново к сыну, через два года она увеличилась почти вдвое — уже до тысяч рублей. После выхода на пенсию проработал еще

7 лет: окончательно ушел, когда в середине 1990-х практически остановилась работа леспромхоза.

В 1995 году упоминание о праздновании 50-летия Победы. Вечер и чествование поселковых ветеранов проходил в юркинской столовой: «Был концерт. Ветеранам вручили медали. Подарили радиоприемник «Вега». Столовой этой в Юркине давно нет. Зияет у дороги пустыми оконными проемами полуразрушенное здание. Отмечали здесь когда-то праздники, свадьбы, юбилеи, поминки. Кто разрушил все это? Вначале окна разбили подростки, а потом пошло-поехало: тащили что можно унести — холодильники, плиты. Кто растащил? Ведь это было недавно, у всех на виду. Сами люди и растащили. Где все сейчас — одна коробка осталась. Спросите — скажут: это все ОРСовское было, ОРС и бросил. Из недостроенного в перестройку здания ДК тащили окна, двери, едва не разбирали по кирпичам, с остановившегося нижнего склада тащили металл, электропроводку…

После десятилетия разрухи налаживается жизнь поселка: работает теперь уже частное предприятие на базе бывшего леспромхоза, под молодежный клуб выделено новое помещение вместо разобранного, ставшего аварийным старого юркинского клуба 1960-х годов. Михаил Васильевич продолжает вести дневник. Записи последнего времени: колол дрова, ходил до гаража, написал письма. «Запишешь — и вроде день не потерян. Вот он — что-то сделал сегодня. Значит, все в порядке». Сидит Михаил Васильевич за столом у окна, перед своими книгами и тетрадями. Вглядывается в проходящий за окном день, спешащее время. Куда идем мы? Ценность каждого дня человеческой жизни, мелкой частицы времени в сравнении с историей, представляется неоспоримой, если день не был потерян, прожит в беспамятстве, а наполнен был делами и размышлениями.

ПоделитесьShare on VKShare on FacebookTweet about this on TwitterShare on Google+Email this to someonePrint this page