Судьба энтузиасток

Две ткачихи — Валентина Гаганова и Елена Лапшина стали символами своих эпох. Как история обойдется с ними?

Валентина ГАГАНОВА:

БЫЛА СИМВОЛОМ ЭПОХИ, А КВАРТИРУ ВЫБИТЬ СЫНУ НЕ СМОГЛА

Эту фамилию хорошо помнят все, кому за 50, и не только в России, но и в странах бывшего СССР и соцлагеря. Простая ткачиха из Вышнего Волочка прославилась, когда в своем выступлении на пленуме ЦК рассказала, как она добровольно перешла в отстающую бригаду и вывела ее в передовики производства. Сейчас это назвали бы «удачным менеджерским ходом», в те времена — «славным Гагановским почином». Гаганова очень быстро стала кавалером ордена Ленина, Героем Соцтруда, депутатом Верховного Совета. Ее жизнерадостная улыбка в 60-е годы была не менее узнаваема, чем улыбка Гагарина, с которым они часто вместе выступали перед трудящимися. Сегодня 80-летняя Валентина Ивановна улыбается гораздо меньше.

— А назовите телефон вашей редакции!

Назвал.

— А покажите паспорт!

Показал.

— А права водительские?

Есть. Отдал и права.

Разговор через железную дверь длился уже полчаса. Наконец лед тронулся, и дверь отворилась — сначала на цепочке, а потом полностью.

— А почему без звонка приехал?

Хороший вопрос. Телефон Гагановой мне обещали дать в пресс-службе мэрии Вышнего Волочка. Сказали, что как только найдут, тут же перезвонят. Обманули. Как выяснилось позже, у легендарной ткачихи с мэром Марком Хасаиновым недавно испортились отношения (почему — об этом чуть позже). Теперь в администрации города фамилию Гаганова не любят. Пришлось искать ее квартиру самостоятельно, вот и приперся без предупреждения.

— Ну хорошо, приходите завтра.

На следующий день Валентина Ивановна приоделась в яркий, но дырявый свитер. У ее мужа Александра из более или менее приличной одежды и вовсе оказалась одна борода. Обстановку в их двухкомнатной квартире в советское время можно было назвать средненькой, а сегодня — нищей. Местами, как заплатки, видны следы начатого и брошенного дешевого ремонта. Год назад Гаганова попыталась первый раз в жизни получить от страны что-то лично для себя. Вспомнила, что по закону ей, как Герою Соцтруда, положен капитальный ремонт. Обратилась в мэрию. Там сказали: «Конечно». Прошло несколько месяцев, пока выделили деньги, еще несколько месяцев, пока составили проектную документацию, наконец пришли рабочие и стали делать не капитальный, а легкий косметический ремонт. Героиня попыталась сопротивляться. В итоге рабочие заявили начальству, что не могут работать в такой обстановке, на том ремонт и закончился. В администрации после этого на Гаганову обиделись и в этом году впервые за 50 лет не поздравили ее с днем рождения. Валентина Ивановна говорит, что ей это все равно, но врать у нее не получается.

— Когда я при славе-то была, мне из горкома звонили постоянно. Выбей то, выбей это. Мне тогда ведь действительно на самом высшем уровне ни в чем отказа не было, сейчас даже у олигархов таких возможностей при власти нет. И выбивать что-либо для других я ни капельки не стеснялась. Помню, когда член ЦК КПСС Андрей Павлович Кириленко попросил меня председательствовать на XXII съезде, я с ходу ему выставила свои условия: построите в Волочке дом культуры — буду председательствовать. Пожалуйста, через год у нас в городе новый ДК. Тем же макаром профилакторий для нашего текстильного комбината выбила — он до сих пор стоит, только смотреть теперь на него тошно: все, что можно, сдано в аренду частным фирмам. Однажды я даже завод построила — «Криогенмаш». А уж сколько писем приходило с просьбами от обычных людей — со всего Союза, из Вьетнама, Китая, с Кубы. Сегодня, наверное, в Общественную палату столько не приходит. Чего хотели? Жилья хотели, справедливости, однажды мне даже пришло письмо с просьбой найти пропавшего мужа. Люди верили, что Гаганова может все.

— А для себя что-нибудь поимели?

— Вы прямо как Вениамин Эммануилович Дымшиц.

— Кто это?

— Бывший зампредседателя Совета министров. Я как-то к нему в очередной раз приехала, а он так смотрит на меня с тоской и говорит: «Ну что ж ты все для других да для других стараешься! Вот опять восемь папок с бумагами привезла. Ты бы хоть «Запорожец» себе купила». Ну, раз партия велит — надо купить. Заняли денег, купили «Запорожец», 2 года долги отдавали. Потом его продали, добавили денег, купили «Москвич». А уже когда демократия наступила, продали «Москвич» и купили полдома в деревне, но нам его очень быстро спалили, а милиция даже не попыталась найти виновных.

— А вот эта красивая девушка на фотографии рядом с Гагариным — вы?

— Я, — Валентина на секунду улыбнулась так, как в молодости. — Мы с Юрой познакомились, когда выступали вместе на ВДНХ перед «Трудовыми резервами». Для нас подогнали грузовик, но толпа когда увидела, как мы забираемся в кузов, просто его смела, и пришлось выступать перед ними в зале. После этого мы с ним сдружились — он был очень легкий человек, только такие легкие люди до космоса и долетают. Очень любил надо мной пошутить. Однажды мы сидели с ним рядом на каком-то съезде, у меня устали ноги, я сняла туфли, потом хватилась, а их нет. «Гагарин, — говорю, — отдай туфли». А он не признается. «Да кроме тебя, — говорю, — некому было их стащить!» Полчаса дурака валял, но потом все-таки отдал. А на этой фотографии мы в Вышнем Волочке на заводе «Красный май» выступаем. Серьезный завод был, уникальный. Рубиновые кремлевские звезды — это на нем делали. А теперь нет завода. Стерт с лица земли, как будто война только что закончилась.

— Вы, наверное, за коммунистов голосуете?

— А за кого же еще?! Если бы я в Москве жила, то, может, и за кого другого голосовала. А в нашем городе при демократии ничего нового не создали. Только магазинов понастроили и памятник Екатерине Второй поставили. А главное — при демократии само понятие «труд» обесценилось. Все хотят зарабатывать, но никто не хочет созидать. Слово «созидать» вообще, наверное, скоро забудут. А герой теперь не тот, кто больше создал, а тот, кто больше купил. Мы в свое время понимали героизм не как награду, а как тяжелое бремя, за которое надо платить кровью и потом. Я даже на пике славы зарабатывала 170 рублей в месяц, но о зарплате вообще не думала. Время было такое, что жизнь пульсировала в каждой секунде, деньги казались ерундой. У нас были такие счастливые лица, каких сейчас даже у миллионеров нет. А теперь? Я свой текстильный комбинат, где 41 год отработала, за километр обхожу. Последний раз пришла туда на юбилей предприятия, так меня оттуда на «скорой» увезли.

В коридоре послышался неуверенный шорох тапочек, и на кухне появился усатый мужик в очках и банном халате. Это проснулся сын Гагановой Сергей. Он немножко не стоял на ногах, но стал внимательно слушать наш разговор. Потом поинтересовался, почему я беру интервью у его матери бесплатно. Валентина Ивановна прогнала сына в коридор.

— Ты не подумай про него плохо, — вздохнула Валентина Ивановна. — Он хороший парень и даже честный милиционер. Был бы нечестным — давно бы уже на квартиру себе наворовал, а он живет с семьей у тещи. Когда выпьет, бывает, меня попрекает, что вот, мол, была символом эпохи, а не смогла сыну квартиру выбить. Может, он и прав, но не могла я по-другому, не могла.

Елена ЛАПШИНА:

ГЛАВНОЕ — ЧТОБЫ, ПОКА Я ЗАНИМАЮСЬ ПАРТИЙНОЙ РАБОТОЙ, МНЕ НЕ УРЕЗАЛИ ЗАРПЛАТУ

Эта женщина уже вошла в новейшую историю России как «ткачиха, которая уговорила Путина остаться во власти». На последнем съезде единороссов она выступила третьим номером. «Я обращаюсь ко всем вам, — шокировала страну Елена Лапшина. — Давайте вместе что-нибудь придумаем, чтобы Владимир Владимирович Путин оставался нашим президентом и после восьмого года!» Спустя час на том же съезде президент объявил, что готов возглавить список «Единой России» на выборах, а Лапшину избрали в высший совет партии власти. По мнению многих наблюдателей, выступление «ивановской ткачихи» стало символом окончательного возвращения России во времена СССР. Сама Елена очень удивлена тем, какой резонанс получили ее слова: «Я просто сказала то, что было на душе. Я хотела сделать что-нибудь хорошее».

«Ивановская ткачиха» на самом деле живет не в Иванове, а в 50 километрах от областного центра — в городке под названием Родники. Градообразующее предприятие — комбинат «Родники-Текстиль» (бывший «Большевик»). Лет 20 назад это был классический город невест, но теперь это не так. Не потому, что невесты вышли замуж, а потому, что постарели.

— А до революции это был завод фабриканта Красильникова, — рассказывает непосредственный руководитель Лапшиной — начальник ткацкого отдела Андрей Мальгин. — Отсюда ткань на императорский двор поставляли. А теперь мы в основном делаем спецодежду для нефтяников, изредка — постельное белье. Возможно, скоро за джинсовую ткань возьмемся.

Ткачиха Лапшина дорабатывает ночную смену. Ее станок похож на фортепиано, с которого сняли деревянную обшивку и оставили одни внутренности. Называется этот инструмент СТБ-330 (станок ткацкий бесчелночный шириной 330 сантиметров). Вместо струн — серые суровые нити, а вместо молоточков — железные колышки (ремизки), которые, двигаясь вверх-вниз, сплетают нити в полотно. Со стороны кажется, что ремизки живут своей жизнью, поднимаясь и опускаясь в произвольном порядке. На самом деле для каждого вида ткани они играют свою музыку, но чтобы ее услышать, нужно быть ткачихой 5-го разряда. Пока Лена смотрит на станок, ее хочется называть исключительно Еленой Николаевной. Кажется, что вот сейчас она покинет свой инструмент — и раздадутся овации или хотя бы жиденькие аплодисменты. Но вместо этого слышен лишь грохот СТБ-330. Их здесь 2000 штук. Правда, работают только 600. Остальные накрыты белой тканью — до лучших времен.

— Я обслуживаю 18 станков, — рапортует мне в ухо ткачиха Лапшина. — Работаю шесть смен в неделю: 2 утра, 2 дня и 2 ночи.

— Елена Николаевна, а что это над всеми станками в этом цехе полиэтиленовые навесы?

— Потому что с крыши капает, — ее лицо оживает гагановской улыбкой. — Но это ерунда.

— Почему ерунда?

— Главное, что они работают. Ведь они целых семь лет вообще стояли.

Лена пришла на завод в 1989 году, сразу после школы. Она не заканчивала ПТУ. В те времена еще действовала так называемая система профориентации, позволявшая еще на школьной скамье получать профессию.

— Вообще-то я собиралась поступать в педагогический, — вспоминает Лапшина. — Но случилось несчастье — влюбилась. А влюбленная баба своей судьбе не хозяйка. Потом началась перестройка, и до 99-го года производство было заморожено. Мы получали 50 рублей в месяц. Как жили — не знаю. Маялись по съемным квартирам, спасались огородами. Но вот что удивительно — в те времена никто с завода не бежал. А теперь бегут.

— Наверное, некуда было, а теперь есть куда.

— Ага. У нас тут недавно в 20 километрах отсюда еще один завод открылся.

— А вы почему не бежите?

— Некоторые говорят: потому что дура. А на самом деле я просто всегда была патриоткой своего предприятия. А после того, что случилось этой осенью, как-то совсем неудобно стало бежать.

— Вам хоть зарплату повысили?

— Какой там! Получаю наравне со всеми — 7 — 8 тысяч. Ну, если совсем напрячься и сделать 120 процентов плана, то можно тысяч 10 заработать.

Елена не скрывает, что на съезд «Единой России» она попала не за трудовые победы, а в результате тщательного отбора, проводимого имиджмейкерами. Слово «праймериз» она теперь знает хорошо, но предпочитает более понятное — «смотрины».

— Нас поначалу было пятеро претендентов, — рассказывает Лена. — Мы ездили по Ивановской области, выступали перед однопартийцами. Я думаю, что за нами наблюдали, оценивали. Потом меня пригласил к себе губернатор Михаил Мень.

— … И говорит: «А давай-ка ты уговоришь Владимира Владимировича остаться на третий срок…»

— Нет, это я сама придумала. И речь сама писала. Правда, накануне со мной встречался какой-то человек, и я ему рассказала, о чем хотела бы сказать на съезде. И про третий срок — тоже. Он ни в чем меня не переубеждал, а только сказал: «Молодец. Теперь запиши все это своими словами — и твоя речь готова». Я записала и выступила. Мою речь накануне даже никто не смотрел.

— Лена, а чем вам так Путин угодил? У вас вон больше половины станков на заводе не работает, крыша течет, и город ваш хоть и называется Родники, а вода в кранах ржавая.

— Да, а еще продукты дорожают, — оживилась Лапшина. — И, если честно, во время выступлений в районах тоже много кошмаров наслушалась про то, как люди живут. Но как вам сказать… Конечно, всегда хочется, чтобы было лучше, но еще важнее, чтобы хуже не было. Мы вот при Путине 4 года назад квартиру купили, ремонт сделали, кошку завели. Раньше мы бы даже хомячка не прокормили, а теперь — целая кошка.

Стоп! Дежа вю. Тоже двухкомнатная квартира. Тоже муж-шофер. Тоже единственный сын. Вот он пришел из школы, не поздоровался — и сразу за ноутбук («Не знаю, как вылечить его от компьютерной зависимости»). Та же улыбка. Та же надежда и вера. Та же святая простота. Сейчас Елене 35 лет — столько же было Гагановой, когда ее узнала страна. Дай Бог, чтобы через полвека старушка Лапшина смело открывала свою дверь и не выслушивала от сына упреки в том, что была звездой и не выбила квартиру.

— А еще у меня есть тетя Геля. Она в Кутилове живет, где я родилась. Тетя Геля мне перед выборами все уши прожужжала: «Привези открепительный талон! Привези открепительный талон». Очень хотела за Путина проголосовать, она его фанатка. Не смогла я ей открепительный талон привезти, дела партийные помешали…

ПоделитесьShare on VKShare on FacebookTweet about this on TwitterShare on Google+Email this to someonePrint this page