Он и сейчас стоит передо мной как живой: огромные карие с грустинкой глаза, седые виски, по-детски беспомощная улыбка. И нелепое длинное клетчатое пальто, под которым он, как ребенка, прятал свой дешевенький фотоаппарат. Недавно покончил с собой ярославский фотохудожник Эдуард Гилоди, среди собратьев по цеху Эдик, на отчество он не заработал. Его смерть вызвала массу сплетен и кривотолков.

ОН НЕ НАШЕГО КРУГА

Обзвонив фототусовку, я не услышала ни единого слова соболезнования. Хотя сказано было много — от суховато-равнодушного «Он не нашего круга» до ехидного «А вы спросите у фотографа такого-то — он был его собутыльником». А потом позвонил писатель преклонных лет. «А как он это сделал? — голос аж дрожит от мерзкого любопытства. — Тут одна поэтесса по одной с ним дорожке пошла. Уже раз ткнулась мордой в плиту. Не удивлюсь, если она следующая будет. Только не думайте обо мне плохо. Я христианин».

Я встретилась с мамой Эдика Риммой Вульфовной в ДК ВОС, где она работает вахтером. Красивая, интеллигентная женщина до сих пор в шоке и с трудом подбирает слова. С сыном у нее были очень теплые, доверительные отношения. Он был ее копией. Она до сих пор не может осознать, как ее кровиночка мог сотворить такое с собой. Ведь она так за него боролась, так желала ему счастья. «В этот день Эдик звонил мне. Он меня обманул, сказал, что пойдет в поликлинику на уколы. В последнее время у него были проблемы со здоровьем, мучила бессонница, развилась жуткая депрессия. Вечером, придя с работы, я долго звонила в дверь. Ключ, как назло, потеряла. Потом позвала соседа, он помог открыть дверь топором. Словно почуяв что-то неладное, кинулась в ванную и там увидела его, сидевшего на корточках. Веревка была закреплена за полотенцесушитель. Рядом лежала записка: «Я ухожу из жизни. Никого не виню — только себя. Мама, прости, я не оправдал твоих надежд. Я зашел в тупик». Эдик долго сидел без работы. Мы ходили вместе в службу занятости. В охрану его не брали из-за возраста. Устроиться дворником не позволяли амбиции. Издания от его услуг отказывались. Последний год он не пил. В прошлом году принял участие в выставке в музее истории города, его наградили дипломом, пообещали помочь с персональной выставкой. Я так радовалась за него! Наверное, он трезво оценил свою жизнь, состояние эйфории прошло, и он понял, что слишком поздно что-то менять».

ЗВЕЗДНЫЙ МАЛЬЧИК

Эдуард Гилоди родился в семье потомственых инженеров. Учился в 42-й школе. Одна из его одноклассниц потом вспоминала: «Он был очень умненьким, рассуждал так интересно. Многих я позабыла, а его нет. Одним словом, звездный мальчик, как я думала тогда, с большим будущим». «Отличником Эдик не был, но был очень способным, все схватывал на лету. Служил в армии — сначала в Литве, потом в Ташкенте во внутренних войсках. Потом поступил в сельскохозяйственный институт. С институтом он поспешил. Это было не его призвание. Ему бы в медицинский, из него бы вышел великолепный врач-диагност. Чутье у него было, — рассказывает Римма Вульфовна. — Потом работал на свинокомплексе за Волгой. Когда предприятие закрыли, стал носить снимки в газеты. Сначала все было замечательно, а потом начались банкеты, презентации, фуршеты. Эдик был очень открытый, доверчивый — балагур, душа компании. Многие этим пользовались, спаивали. Близких друзей у него было только двое, да и то с такой же тяжелой судьбой. Мужчинам вообще сложнее устроиться в жизни».

Как переживала бедная мать! Ей приходилось вытаскивать сына из дурных компаний, конфисковывать пузырьки с какой-то гадостью. Порой дело доходило до шантажа: «Высоцкому не дали похмелиться, и он умер». Мать вставала и в два-три часа ночи бежала за пивом. А в это время злопыхатели рассылали по редакциям резюме. Особенно старался один фотограф. Постоянно снимал Эдика в нелицеприятных позах. Однажды застукал спящим лицом в салате, бессовестно щелкнул и отослал в издание, куда Эдик хотел устроиться на работу. Услышав отказ, Эдик запил еще сильнее. Он был человеком искусства, очень ранимым. Любил музыку, особенно джаз. Играл на фортепиано. Великолепно пел советские шлягеры, хиты «Битлз» на английском — языки ему давались хорошо. Был очень эрудированным, много читал, классику — Горького, Пушкина, Лермонтова, Иосифа Бродского, Николая Заболоцкого, Сашу Черного, драматургию Островского. Хорошо рисовал, писал потрясающие стихи, философские — о жизни, о любви. Только вот с женщинами ему не везло, в молодости был женат, но неудачно. Дама попалась с психическими отклонениями. Конечно, периодически у него кто-то был. Эдик был галантным кавалером, красиво ухаживал. Кстати, очень хорошо готовил, знал толк в приправах. Но своей второй половинки он так и не нашел. Хотя из него бы вышел великолепный отец. Эдик очень любил детей — обожал возиться с племянницей Асей.

Вместе с Риммой Вульфовной мы разглядываем снимки Эдика. Сколько в них жизни, любви к людям! Да и не только. Он и с животными находил общий язык. Подбирал на улице бездомных собак, кошек. Лечил их, а потом пристраивал в добрые руки. Когда умер его любимец скотчтерьер Чарлик, очень горевал. Добрый, светлый был человек.

Римма Вульфовна осталась одна в пустой трехкомнатной квартире. Что делать с архивом сына, с пленками, она не знает. Вздыхает: «Наверное, выброшу все на помойку». Сына она похоронила в долг, отдала 15 тысяч. Помощи ждать было не от кого. Младшая дочь Татьяна живет в Норвегии, у нее трое детей, свои заботы.

Cчеты с жизнью

Недавно мама Эдика, разбирая в комнате свои бумаги, обнаружила еще одно прощальное письмо. Оно было датировано 30 августа! Стихотворение сопровождалось тремя эпиграфами.

«Пора туда, где только не…

В. Высоцкий.

Я тоже был

самоубийцей…

«Крематорий».

Быть или не быть…

«Гамлет».

Так банально

и неоригинально

Уходить от вас во цвете сил.

Слишком легкий способ

выбираю.

Но, надеюсь, Бог меня

простит.

Многое сказать хотел я

людям.

Только главное все между

строк.

Жаль, что многое доделать

не успел я

И поторопил свой срок.

Мама, ты прости меня,

родная,

Что я слишком рано ухожу.

Так бездарно свой талант

растратил.

Милости Всевышнего

прошу.

Жребий брошен, и ресурс

исчерпан.

Не вижу смысла я в борьбе.

И еще прошу я, ради Бога,

Не злословьте, люди,

обо мне.

Я решил свести счеты с жизнью. Совершаю этот роковой поступок осознанно и в полной памяти. Жаль, не удается уйти красиво. В этой жизни я не смог найти себе место. Пристройте, пожалуйста, моих животных. Если я буду подавать признаки жизни, не спасайте меня. Живите все долго. Прощайте».