Наш город впервые посетил эксцентричный Роман Виктюк. Ярославль включен в юбилейный гастрольный тур спектакля «Саломея. Странные игры Оскара Уайльда», которому празднуется в эти дни 10 лет. Перед спектаклем скандальный режиссер устроил пресс-конференцию в «Ринг-Премьер отеле».

И показал себя большим интеллектуалом. Глупые вопросы про хобби, детей, любовниц(ков), собачек и кошечек отметались напрочь. Маэстро притворялся глухим и пускался в пространные монологи о театре, и если его перебивали — надувал губки и делал чеховскую паузу. Только в конце пожилой эстет позволил себе маленькую шалость — перешел на ридную мову с примесью русского мата.

— Роман Григорьевич, как прошел юбилей «Саломеи»?

— То, что творилось в зале, сразило — то количество энергии любви, восторга, что обрушились на нас. Было море цветов, которые артисты не могли унести. Такое впечатление, что весь Лас-Вегас принес эти удивительные розы. Артисты находили свободные островки, чтобы пройти вперед и поклониться. После чего я тихонько сказал Фрейндлих: «Алисонька, а слабо начать спектакль сначала?» А она как девочка 18-летняя ответила, что не cлабо. И я сказал: «Садитесь!» И четыре тысячи сели как по мановению руки дирижера.

— Этот спектакль для вас какой-то особенный?

— О нем я могу рассказывать до утра. Доктор Курпатов, известный психиатр, написал о нем фантастическую рецензию, за что я ему очень благодарен. «Саломея» -долгожитель в театре. Это мой ребенок. Но я всех детей одинаково люблю. Во МХАТе 20 лет идет «Татуированная роза» с Мирошниченко, «Царская охота» в театре имени Моссовета — 25 лет.

— Где вы откопали этого Адониса, Дмитрия Бозина?

— Дима учился на втором курсе ГИТИСа, делал пародию на меня. И когда из-за кулис высунулась его обнаженная нога, одна моя знакомая балерина сказала с восторгом: «Если у него такая нога, то какой же талант. Дай слово что он с тобой будет всю жизнь». В театре Моссовета на следующий день была репетиция. Я сказал ему: «Приходи». Он ответил: «Буду». Пришел и задержался.

— Как вы относитесь к современному кино, смотрите ли растиражированные фильмы?

— Я не понимаю этот уровень. Эти сериалы можно смотреть до ночи, проснешься — пустое лицо, пустые глаза. Смертей много — того убили, того взорвали. Я не терплю актрис, у которых за ухом счетчик колличества долларов, которое они получат за пребывание в эфире. Надо учиться у таких уникальных индивидуальностей, как Терехова, Алла Демидова. Каждая их роль — плевок бриллиантовый в вечность!

— У вас есть любимые режиссеры?

— Висконти, любой кадр наизусть помню. Смотрю — плачу. Это как живопись, ничего нет случайного. Мне не раз предлагали сценарии денежные люди. Однажды прислали опус о любви Ахматовой и выдвинули условие — Анну Андреевну должен сыграть мужчина в возрасте. Я был в ужасе. Вспомнил фото Анны Андреевны этого периода и не понял, почему она должна так нехорошо выглядеть.

— На вас такая уютная вязаная кофточка. Любите модные вещицы?

— Она от Яматото. Тонкая работа. У меня много вещей от именитых дизайнеров. Я когда вижу вещь, всегда говорю: «Неужели это тельце не заслужило эту тряпочку?» Золотой перстень, что на мне, — подарок от Версаче. Джанни сделал мне его незадолго до смерти.

— У вас запланирован мастер-класс. Что ждете от встречи с ярославскими студентами. В ваш театр попасть легко?

— Я полгода занимался с «Фабрикой звезд». А это, знаете, титанический труд. Комплекс провинциальности в ваших ребятах, конечно, есть. Будем бороться. Все зависит от того, какие души к тебе летят. Те, которые бездуховные, моментально исчезают. Ко мне на курс поступают со всех уголков страны. Приезжают сознательно и без блата.

— Когда вы решили связаться с Мельпоменой?

— С 13 лет я уже видел себя главным режиссером в театре с белыми стенами и колоннами. Мне Глоба астролог нагадал, что в прошлой жизни я был полководцем в Риме, выигрывал все сражения.

— Были протесты против ваших постановок. Какие-то православные активисты устраивали пикеты с лозунгами.

— Это наивные люди. Вот когда закрыли университетский театр, студенты все как один вышли на занятия. Я плакал. И это было лучшей наградой.

— Ходите на чужие спектакли?..

— Иногда, чтобы что-нибудь украсть. Но только не в академический театр. Он мертв. Они там огораживаются стенами, высокими как у Пинк Флойд. Современный театр — это поэзия, движение, пластика. А у них что? Одна знакомая актриса МХАТа должна была по пьесе находиться в темном холодном лесу. Я поглядел, как она репетирует, и говорю: «Дорогуша, на вас же нет теплых трусов, манюню простудите». И представляете, сидит она на холодном пеньке и у нее такое выражение лица, будто она ощущает свою попу. Я так хохотал! Или как-то собрали всех артистов, играющих Ленина. Повели в обычную столовую прямо в гриме. Ильичи с бородками встали в очередь на раздачу. Абсурд, Ионеско, Беккет! Кстати после все они получили звание заслуженного артиста и право играть Ленина. Был среди них и артист вашего театра, запамятовал его фамилию.

— Вас не обижает, что ваш театр называют театром для сумасшедших?

— Я только за. Сумасшествие — это отказ от логики мира, цивилизации, неприятие практицизма.

— Но вы же пользуетесь благами цивилизации?

— Вы интернет имеете в виду? Это помойная яма. Я даже делал передачу на эту тему. Ее потом купил один западный канал. Они же подарили мне три компьютера. Один украл канал «Культура», другой я отвез детям во Львов, а за третий я плачу. Я не знаю, шо такое мобильник, еле выучил читать СМС. Ефим Шифрин как-то на гастролях в Израиле надо мной подшутил. Едем в машине. Мой мобильник пикает и пикает. Это какие-то эсэмэски приходят. Вдруг замечаю — Фима на заднем сиденье тихонько нажимает на клавиши телефона. Письма посылает.

— Расскажите о ваших творческих планах.

— Буду ставить пьесу о Сталине, сюжет мне подсказал Эдвард Радзинский. Он сыграет одну из ролей.