Впервые стихи Владимира Серова появились на страницах «Уединенного пошехонца» два года назад. Они имели большой читательский резонанс, ими заинтересовались работники культуры. Благодаря той, первой публикации состоялись вечера поэзии Владимира Серова в библиотеках и школах Ярославля. Сегодня мы предлагаем вам новые стихи поэта.
Нехорошее место
Вдруг разом смолкли птичьи
голоса,
Исчез орешник, кончились
березы —
Лишь елки, как огромные занозы,
Макушками втыкались в небеса.
Когда и где ступил я за черту,
Которую переступать опасно?
В сомненьях компас, да и мне
не ясно,
Куда идти — в ту сторону иль в ту?
Не эти ли места с древнейших пор
Зовутся нехорошими местами
И не о них ли с печки вечерами,
Покуривая, дед вел разговор?
Как облака ядреный самосад
Плыл, превращаясь в дымную
завесу…
Я бью поклоны проклятому лесу
За то, что он меня вернул назад.
В трущобах жизни заблудившись,
сам
Я б никогда туда не возвратился.
И не беда, что нынче заблудился —
Плутать мне не впервые
по лесам.
* * *
Белоснежное платье до срока
Износила зима в этот год,
И торчат из прорех то осока,
То с листвой перемешанный лед.
И, волнуя нездешней тревогой,
Тяжело приползли облака
И стоят, как вода над Мологой,
И такая сквозит в них тоска!
Время самое взять чемоданы,
Побросать в них свое барахло
И податься в далекие страны,
Где всегда словно в бане тепло.
Поселиться на острове где-то
Или в джунглях срубить себе
скит…
И уехал бы, если б не этот
В землю русскую врытый магнит.
Цепко держит меня, как могила,
Неуютная, хмурая Русь.
Все же есть в ней какая-то сила.
Но какая — сказать не берусь.
* * *
Мой друг закадычный в тяжелом
конверте
Прислал невеселые вести свои
О том, что он много стал думать
о смерти,
Особенно много в последние
дни.
Быть может, он болен,
иль в пьяном загуле,
Иль там, где живет он, погас
белый свет?
Но мыслям таким предаваться
ему ли!
Хотя… Мы не виделись тысячу лет.
Что ж, десять веков изменить
человека,
Пожалуй, способны. В тетрадный
листок,
Слова наскребая по скудным
сусекам,
Пытаюсь вписать пару жизненных
строк.
И час, и другой. Голова уже кругом,
Но лист предо мною что поле
в снегу.
Как это возможно — для лучшего
друга
Спасительных слов я найти
не могу.
А он бы нашел, если б в черном
конверте
Прислал я тяжелые вести свои
О том, что я часто стал думать
о смерти.
Особенно часто в последние дни.
* * *
После долгих морозов
и снежности,
После вьюг, что мели и мели,
До безумия хочется нежности
Мягких трав и прогретой земли.
Только где ж те денечки чудесные?
За дверями темницы моей
Беспросветные хляби небесные,
Непролазные топи полей.
А в неволе и мысли невольника,
И душевный разлад и разгром.
Словно я это, а не Раскольников
Ту старуху убил топором.
* * *
В час молчаливый, в предрассветный час,
Когда туман клубит, как синий дым,
Меняет лес и форму, и окрас
И кажется неведомым, чужим.
Где ель росла — там высится
дворец
Над леса темно-голубой стеной.
За той стеной невидимый певец
Пытается настроить голос свой.
Еще вгоняет в робость
каждый хруст,
И что ни пень, то непременно —
волк.
Но лес уже не так угрюмо пуст —
Все чаще раздается птичий щелк.
За пение такое соловей,
Наверно, заклевал бы певуна.
Но стал вдруг лес от песни той
светлей,
И волчья стая стала
не страшна.
Мелодию певца в разгаре дня
Я сердцем вряд ли принял бы
всерьез…
А впрочем, он поет
не для меня
Там — под резными сводами
берез.
* * *
Хочу того иль не хочу —
Отсчитываю дни и ночи,
Существование влачу,
Взлетаю ввысь…
Живу, короче.
Живу. В том не моя вина,
Как, впрочем, не моя заслуга.
То тьма, то свет. То тишина,
То голосит по-вдовьи вьюга.
Придет пора, и ей вослед
Я сам завою что есть мочи.
В долг у небес я брал рассвет,
А что вернуть мне, кроме ночи.
Конечно, я давно бы мог,
Искусственным наполнив светом
Свои стихи, вернуть свой долг.
Но, право, стоит ли об этом.
Домовой
В доме пусто. Домовой
Спешно льет в лампадку масло.
Между мною и тобой
Искра божия угласла.
Оттого, покинув печь,
Он предстал пред образами
И пытается разжечь,
Воскресить былое пламя.
На его лице чудном
Человеческие муки.
Он обычный русский гном —
Золотые руки-крюки.
Шорох… Вздрогнул домовой.
Побледнел. Стоит не дышит.
Знать, что водится такой,
Могут лишь сверчки да мыши.
Тихо… Сплюнул на ладонь,
В коробке нашарил спичку.
Воскрешать для нас огонь
У него вошло в привычку.
