— Слава богу, у Минечки больше ничего не болит, — Ирина Константиновна тяжело вздыхает.
Два последних года она провела словно в тумане. Больницы, «скорые», реанимация. Несколько инсультов, потом инфаркт…
А мы ничего не знали.
Он ведь не жаловался никогда, не просил о помощи. Хотел, чтобы его запомнили улыбающимся. Смех продлевает жизнь. Он прожил 85 лет. И шутил до конца. Даже когда родным актера было уже совсем не до веселья.
13 июля его знаменитая улыбка весь день светила с экрана. Король комедий справлял юбилей, по телевидению шли повторы его незабываемых картин.
А через 12 дней Пуговкина не стало.
О том, что осталось за кадром, рассказывает жена всенародно любимого артиста.
— Извините, Ирина Константиновна, но вы же наверняка были к этому готовы?
— Нет, так нельзя говорить, к этому страшно быть готовым. Вы знаете, я похоронила сына, который лежал 8 лет, похоронила маму, которая лежала 4 года. И что такое лежачие больные, я узнала на самых близких людях. Готовиться к этому невозможно. Конечно, осознаешь все мысленно. Вот батюшку мы пригласили, у нас замечательный отец Артемий из церкви Трех Святых. Последние годы Михаил Иванович в храм не ходил: тяжеловато было, да и люди не давали. Я ходила сама. И очень благодарна отцу Артемию. Он, во-первых, и причастил Михаила Ивановича — это было 12-го, перед юбилеем Минечке немножко легче стало. А 23-го, когда поняла, что уже совсем плохо, я попросила батюшку, он приехал из Питера и соборовал его дома. Конечно, с нами все время были врачи: Раиса Викторовна — наш участковый, которая девять лет уже с нами, Олечка, медсестра.
— Вы, наверное, слышали эти разговоры: если бы Пуговкина отвезли в больницу, его могли бы спасти…
— Поверьте, не было смысла. Не было… Мы ведь все время два раза в год ложились в клиники: госпитали N 1, N 2, больница N 85 — это наши родные три дома. А в этом году… Вы знаете, в больнице все равно такую помощь нам бы не смогли оказать. Да и он хотел быть дома. У нас все время дежурили медики: и утром, и днем, и вечером. И реанимация к нам приезжала, и анализы на дому брали, и кардиограмму делали. Но… Несколько инсультов, инфаркт за неделю до кончины, сахарный диабет. Не так просто в 85 лет со всем этим справиться.
— Вы встретились, прямо скажем, людьми немолодыми?
— Михаилу Ивановичу уже было 68, мне под 50.
— У каждого за плечами большой жизненный багаж. Как же решились быть вместе?
— А мы не думали об этом. Я объясню. Во-первых, мы работали же с ним, не сразу побежали в загс. Само собой все как-то получилось. Я творческий человек, он творческий человек, мы успешно сотрудничали. (В Ялте Ирина Константиновна занималась организацией творческих встреч актеров со зрителями. — Авт.) А как решились? «Надо нам расписаться», — Михаил Иванович говорит. Взялись за руки и пошли. Там рядышком был загс: ни свидетелей, ничего нам не надо было. Понимаете, мы ведь уже полюби… (она вдруг осекается на полуслове), глубоко уважали друг друга. Конечно, у нас не было юношеской пылкой любви, это потом уже взаимное уважение переросло в большое, настоящее чувство.
— Тогда, 17 лет назад, поступок Пуговкина, переехавшего из Москвы в Ялту, для многих показался странным?
— Да господи — Москва! Он же с 52-го года мечтал в Крыму жить, еще с тех пор, как в «Адмирале Ушакове» снялся. В 26 фильмах сыграл на Ялтинской киностудии, это его второй дом был. И любил он море безумно, даже на морские роли шел специально. Его жена Александра Николаевна, коренная москвичка, не хотела терять Москву. А Михаил Иванович — легко. После смерти супруги он просто не захотел возвращаться в свою осиротевшую квартиру, в Москве его ничего не держало. А там работа была — на Ялтинской киностудии и наша работа — творческие вечера по здравницам. Мы же не знали, что будет революция эта, что будет другая страна. Из Москвы ни мебель с собой не брали, ни посуду. Взяли только два мешка обуви — Михаил Иванович безумно обувь любил, у него очень много было обуви. И все — ковров у него не было, ваз-шмаз. Мы просто поменялись, был обыкновенный советский обмен. Потом уже на его московский паспорт и на мой крымский поставили трезубец этот, надо было экзамен сдавать по украинскому языку. Помню, его спросили: «Михаил Иванович, вы разумеете на украинской мове?» «А шо це такэ?» — отвечает.
— Как к вашему браку отнеслись родственники Михаила Ивановича? Встретили в штыки?
— Нет, все девочки провожали нас: две дочери Александры Николаевны и Лена — дочь Михаила Ивановича от первого брака. Три зятя укладывали нам вещи. Они ничего не имели против — лишь бы ему было хорошо. Да и Михаил Иванович очень полюбил моих мальчишек, сразу сыновьями стал их называть. Когда на творческих встречах его просили рассказать о своих детях, он всегда говорил: у меня три дочери, два сына и семь внуков. Он-то всех считал родными. А сейчас Лена говорит: я, мол, родная, а остальные — никто.
— Вы же говорили, и она провожала вас с легким сердцем.
— Но, видно, камень уже тогда держала за пазухой.
1 апреля Александра Николаевна ушла из жизни. На следующий день Лена приехала к Михаилу Ивановичу на Олимпийский проспект, говорит: «Папуль, ты переезжаешь к нам, мы тебе даем комнатку, здесь будет жить внук». Он опешил: «А почему ты меня хоронишь? Я еще артист, я еще работаю. Я не собираюсь умирать».
Конечно, этой девчоночке в жизни не повезло — она ласки матери не знала. От отца-то знала, только последние два года мы не давали ей денег. А сейчас она хочет все отсюда вывезти, все, что нажито с Михаилом Ивановичем. Даже картины Никаса Сафронова, говорит, мне отдай.
Она ведь не звонила никогда отцу, не приходила. И внук — ему сейчас под сорок — тоже ни разу не навещал. Мы их приглашали: и на юбилей, и в Ялту. Но нет — видишь ли, обиделась, что папа поменял квартиру, а не оставил ей. Долгая размолвка между ними была. Я их соединила. Но что толку от того, что соединила? Еще хуже получилось для Михаила Ивановича. Честно говоря, я не взяла грех на душу, подумала: родная дочь, надо, чтобы она с отцом попрощалась, позвала Лену. Сколько раз мы в больницах лежали, сколько он плохо себя чувствовал, сколько было дней рождения — она никогда не присутствовала. А тут пришла. И прямо кинулась с объятиями на него. Я говорю: «Тише, тише. Ему шевелиться-то больно». Начала сразу: эти журналюги, журналюги. А я ведь Михаилу Ивановичу ничего не показывала, что про его болезнь писали. «Лена, — говорю ей, — прошу тебя, ему нужны положительные эмоции». Но она все хотела показать, как его любит. А на следующий день после похорон звонит: «Где завещание папы? Я приеду, возьму вещи». Пожалуйста, говорю, забирай. Но то, что лично дарили Михаилу Ивановичу за эти 17 лет — при мне, я, конечно, не отдам. Надо при жизни все делать. Почитать, уважать. Но вот такая семья. Во-первых, они как актера Михаила Ивановича не признавали. Вся страна признавала, а они…
— Почему вы так решили?
— Я не решила, я это знаю. Такие они люди. Они считают, что мама талантлива, и это большая несправедливость, что ее никто не знает. Она (актриса Надежда Надеждина. — Авт.) живет сейчас в Омске, ей 85 лет. После Михаила Ивановича она дважды выходила замуж: и сын у нее есть, и дочка еще. Теперь Лена говорит, что Михаил Иванович так пил, что мать ушла в ужасе от него. Но все же наоборот. Во-первых, девочка росла в деревне, мать ее отправила, чтобы карьеру себе строить. И это она рога ему ставила, это Пуговкина дразнили рогоносцем. Представляете? Он терпел-терпел, любил ее действительно. Ездил за ней и в Мурманский театр, и в Вологду. А потом не выдержал, говорит: ну просто невозможно было, я же не тряпка.
— Ну, Ирина Константиновна, это все дела давно минувших дней.
— Конечно! 52 года прошло. Зачем все это теперь ворошить? Тем более что и Александра Николаевна все для Лены делала. Родная мать же ее бросила. Из деревни Лена приехала в Москву, к папе. Папа добился ей квартиры, папа ее содержал. И Александра Николаевна говорила своим дочерям: «Девки, вы замужем, вы обеспечены, у вас уже семьи, дети. А это ребенок». И этого ребенка они вели всю жизнь. То есть он-то как раз был хорошим отцом, относился к ней как к дочери. Хотя, еще раз повторяю, Михаил Иванович всех считал своими детьми. Это очень важно, это наша жизнь. Кино ведь что? Отснялся, и все. Остальное-то дома.
— Как раз про дом хотел спросить. Все знают Пуговкина как замечательного комика.
— Слово «комик» не надо употреблять, он не любил этого. Во-первых, он учился во МХАТе.
— Но столько прекрасных комедий.
— Не так уж и много. Хотите, я вам назову. Это шесть фильмов Гайдая, два — Тутышкина… Восемь я насчитала? И больше комедий нет. А снялся он в ста картинах.
— Но сойдемся на том, что каждое появление Пуговкина в кадре вызывало улыбку. А каким он был дома?
— И в жизни он был легкий, хороший, нормальный человек. Юмор сплошной! Все дети, внуки мои выросли на его юморе.
— Фильм «Бременские музыканты» стал для него 99-м. И цифра эта застряла на много лет, никак он не мог сняться в юбилейной, сотой картине. Поговаривали, очень обижался за это Михаил Иванович на режиссеров.
— Конечно, ему, как актеру, обидно было. Мы и в клипах снимались, и в рекламных роликах, и в «Ералаше», и в «Фитиле». А он все ждал ролей в кино. А сколько обещали режиссеры, сколько звонков было. Но дальше звонков не шло.
— Почему, ведь одно появление Пуговкина обеспечило бы режиссерам кассу? Не умел дружить с нужными людьми?
— Вы понимаете, некоторые артисты ногой открывают любые двери, со всеми запанибрата. А Михаил Иванович — другого склада человек. Он никогда не лез, не выпячивался: мол, возьмите меня. Знаете, как он последние годы говорил? «Вот, на пенсию не проводили, в кино не зовут, работу не дают. Как жить артисту?»
— Скажите, Михаил Иванович в любви вам часто признавался?
— А он все время говорил: я тебя люблю, на смертном одре даже. Нет, он не сентиментальный был, не сюсюкал, мы никогда не чмокались. Мы только знали: утром, на ночь поцеловаться. Знаете, как в крестьянских семьях — они же не сюсюкаются. Но он очень нежный был человек, добрый. После инсульта мало уже говорил. Но постоянно повторял: «Я так тебя люблю. Я так тебе за все благодарен». Вот то единственное, что он часто говорил последнее время. Я знаю, и Надеждину он любил, и Александру Николаевну. Тут ведь еще такой момент. На творческих встречах его как-то спросили: «Михаил Иванович, а жен-то у вас сколько было?» «Ну как, — говорит, — я однолюб. Но женат три раза». Он действительно всем женам был предан. И никогда не изменял, никому из нас троих…
