Валентин Владимирович Бурмистров пишет летопись семьи. Свой рукописный труд он посвятил матери Марии Михайловне Бурмистровой, которой в феврале этого года исполнилось 100 лет. Главными читателями он видит своих детей и внуков. Важно, чтобы они знали родовые корни. РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ Мое детство могло быть похожим на сказку.

Валентин Владимирович Бурмистров пишет летопись семьи. Свой рукописный труд он посвятил матери Марии Михайловне Бурмистровой, которой в феврале этого года исполнилось 100 лет. Главными читателями он видит своих детей и внуков. Важно, чтобы они знали родовые корни.

РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ

Мое детство могло быть похожим на сказку. Разве не сказка, если в Гатчине я играл с ровесниками возле царского дворца в прекрасном парке, по аллеям которого когда-то гуляли со своими родителями, няньками и дядьками самые настоящие царевичи и царевны! А жила наша семья в доме, который, по воспоминаниям старожилов, когда-то принадлежал родственникам царя.

Мой отец, Владимир Васильевич Бурмистров, родился в 1908 году. Он был третьим сыном в крестьянской семье, где было шестеро детей. Любознательность, трудолюбие и смекалка позволили ему еще в юности освоить плотницкое, столярное, сапожное, жестяное и ряд других дел. Он помогал строить дома двум старшим братьям, которые женились и должны были отделиться от родительской семьи. Вместе с ними он шил на заказ сапоги, научился изготавливать сельхозинвентарь — грабли, бороны и прочие вещи, а лично для себя, имея пристрастие к музыке, изготовлял балалайки. Так как большую часть земельного надела его отец выделил старшим сыновьям, которые обзавелись собственными семьями, то младшему сыну пришлось вместе с ним раскорчевывать земельный участок в лесу. Раскорчевали, засеяли, вырастили хороший урожай. Еще долго, пока существовала деревня, где родился мой отец, этот участок называли Володиной корчевкой.

Когда отцу исполнилось двадцать лет, он уехал из деревни в город — в Гатчину. Там он устроился на завод. Начинал работать транспортировщиком стружки. Потом стал высококвалифицированным станочником, сначала токарем, затем фрезеровщиком, строгальщиком, шлифовщиком, сверловщиком. Видя его старание и умение, руководство назначило его мастером, а потом и начальником цеха. Но отец все привык делать своими руками, а не командовать людьми, поэтому отказался от руководящей работы.

Моя мама, Мария Михайловна Бурмистрова (до замужества Солнцева), родилась 5 февраля 1909 года и была старшей дочерью в многодетной крестьянской семье. В восьмилетнем возрасте она осталась без матери. Вскоре ее отец, мой дед Михаил, привел другую хозяйку в дом. Слава Богу, мачеха оказалась добрым человеком.

Жили худо и бедно. Чуть подросли дети — они уже работники. Изнурительный крестьянский труд не позволил моей маме окончить даже второй класс начальной школы. Дальнейшие премуд-рости жизни она постигала самостоятельно.

В двадцать лет в соответствии с предварительной договоренностью она уезжает к жениху в Гатчину. Вскоре они поженились. Забегая вперед, скажу, что мои родители прожили вместе 56 лет — вплоть до кончины отца в 1996 году. Про таких, как они, говорят: они созданы друг для друга.

Сначала родители жили в Гатчине как квартиранты, а затем получили 2-комнатную квартиру в двухэтажном деревянном доме. В 1932 году родился я, в 1938-м — мой брат Геннадий. К 1940 году родителям удалось скопить денег и обставить квартиру мебелью. Казалось бы, жизнь вошла в нормальную колею.

ОДНАЖДЫ В СТУДЕНУЮ ЗИМНЮЮ ПОРУ

Хотя я был еще мал, но зима 1940 года крепко запомнилась мне. За всю свою дальнейшую жизнь я не припомню повторения такой суровой зимы, когда неотступно стояли сорокаградусные морозы. В нашем доме было печное отопление, и в печи весело потрескивали дрова, согревая нас в лютую стужу.

Заботливый отец будто наперед знал, какие испытания ждут семью. Он запас и сложил в сарайке много дров. А вот носить дрова за сто метров пришлось маме одной. Отца призвали на советско-финскую войну.

До этого мама не работала, поскольку ухаживала за Геннадием, которому было всего-то два года. Какое-то время семья жила на небольшие отцовские сбережения. Но никто не знал, сколько продлится война с белофиннами (так их тогда называли). И мать устроилась на работу в больницу, а моего маленького братика отдала в детсад.

Слава Богу, война прекратилась уже в марте 1940 года. Отец вернулся домой живым-здоровым!

Финскую войну он начал связистом. А что значит тянуть линию связи в трескучие морозы под обстрелом противника! Даже представить страшно. Но, увидев его способность к сапожному делу, командир перевел его в сапожники. В тех суровых погодных условиях командование по мере возможностей заботилось, чтобы обмундирование и обувь красноармейцев были в порядке. Отец чинил солдатскую обувь в землянке непосредственно на передовой.

С возвращением отца мы снова зажили счастливой жизнью. Знали бы мы, каким коротким будет это счастье!

ВЯЗАЛЬНАЯ МАШИНКА

Мое безоблачное детство закончилось летом сорок первого года.

Папу опять призвали на войну. Я думал, что и на этот раз он обязательно скоро вернется. Только нужно подождать его дома. Но мы его так и не дождались. Мы уехали из Гатчины. Как оказалось, навсегда.

В середине августа 41-го немцы были уже в сорока километрах от города. В

горисполкоме маме сказали, что ей нужно эвакуироваться, потому что немцы плохо относятся к семьям красноармейцев. Придя домой, мама стала собирать вещи, которые нам могли понадобиться в дороге и на новом месте жительства.

Упаковывая вещи, она завернула в тряпки и положила в оцинкованное корыто вязальную машинку. Мама рисковала, потому что эвакуированным разрешали взять с собой не более

50 килограммов багажа.

Как-то эта вязальная машинка уже выручила родителей. Отец и мать начали семейную жизнь практически с нуля. Мама вязала на машинке теплые носки на продажу, и это был дополнительный заработок для семьи. Но нашлись стукачи-завистники, которые сообщили куда надо, что у мамы нет патента на частную деятельность. Ей пришлось оформить патент, но налог на ведение частного промысла оказался большой, и стало невыгодно вязать вещи на продажу. Но машинку мама никому не отдала.

Мы провели на железнодорожной станции почти сутки в ожидании погрузки на эшелон, который следовал в Вологодскую область. Из вагонов, которые предназначались для эвакуированных, выгрузили конницу. Утром прозвучала команда на погрузку. Люди, подхватив детей и пожитки, устремились к стоявшему на путях составу. Это был путь в одну сторону. Поразительно, как наша худенькая мама, подхватив меня с Геннадием и весь наш скарб, сумела удержаться в этом людском потоке.

В конечном счете мы оказались в Некоузском районе Ярославской области — на малой родине моей мамы. За двадцать километров мама ходила на станцию Волга, где обменивала некоторые вещи на вигоневые нитки. Из этих ниток мама на машинке вязала теплые носки, а местные жители рассчитывались с ней молоком, яйцами, зерном, овощами и другими продуктами.

ОЧИСТКИ С ГЛАЗКАМИ

Как-то внук спросил меня:

— Дедушка, а у тебя в жизни были чудеса?

Я хотел ответить, что чудеса бывают только в сказках. Но, мысленно перелистав страницы прожитой жизни, понял, что действительно чудеса случались.

Можно сказать, мы чудом спаслись от гибели в Гатчине. Несколько дней спустя после нашего отъезда наведался домой отец. Военная часть, где он служил, отступала через Гатчину, и у папы появилась возможность повидаться с семьей. Он пришел и увидел, что наш дом наполовину разрушен снарядом. Так что мы успели вовремя эвакуироваться. После окончания войны отец разыскал нас, но в разоренную немцами Гатчину мы уже не вернулись, переехали в Рыбинск.

Еще одно чудо случилось с нами в деревне, где мы поселились. Колхоз выделил матери в поле за деревней пять или шесть соток земли под картошку. А где взять клубни под посадку? Мама выменивала на продукты, в том числе и на картофель, привезенные с собой вещи и вязаные носки. Картофельные очистки с глазками мама не выбрасывала, а подсушивала. Вот их-то мы с ней и сажали на земельном участке. Спасибо жителям деревни, что дали нам навоза.

Колхозники, глядя на наш посадочный материал, только головой качали и вздыхали, жалея нас:

— Напрасный труд делаете. Разве уродится из очисток что-нибудь путное?

Потом они вместе с нами удивлялись, когда картошка уродилась хорошая и много. Нам этой картошки хватило и на еду, и на посадку следующей весной.

Мои родители в Рыбинске обзавелись земельным участком. Конечно, выращивали там и картофель. Несколько раз мама, пытаясь повторить однажды полученный результат, сажала на небольшом пятачке очистки с глазками, но ни разу ей не удалось получить из них нормальных клубней. Скажите мне после этого, не чудо ли произошло с нами в тот голодный военный год.

ХЛЕБ

Со временем эвакуации связано и еще одно воспоминание. Мы ехали из Гатчины в Вологду шесть дней. Наш состав подолгу стоял на маленьких разъездах и в железнодорожных тупиках, пропуская к фронту воинские эшелоны. Никто не знал, когда поезд тронется в путь. Поэтому уходить от вагонов далеко было нельзя.

Все эти шесть дней пути нашей главной едой был хлеб. Мама предусмотрительно сложила в вещевой мешок побольше хлеба. Все шесть дней, пока мы находились в пути, вещмешок, словно горб, был у меня на спине.

В Вологде мы не задержались. Мама добилась у властей разрешения поселиться в некогда родных местах в Ярославской области. Так мы оказались в Некоузском районе. В сельсовете нам выдали хлебные карточки. Чтобы отоварить карточки, нужно было идти за три километра в село Марьино, где находился продуктовый магазин. Мама сразу же приступила к работе в колхозе. Работали колхозники спозаранку и дотемна. Поэтому мне, как старшему, нужно было ходить в магазин за хлебом.

И вышла такая история.

Уже выпал снег. Мама одела меня потеплее — в длиннополое зимнее пальто, на ноги — валенки. Дошагал до магазина, отоварил карточки сразу на три дня вперед. Когда шел по деревне назад, тишину безлюдной деревенской улицы нарушил многоголосый лай. Ко мне неслась свора голодных собак. Я мгновенно поднял сетку с двумя буханками над головой. Почему-то страха в тот момент у меня не было. Точнее сказать, я боялся не за себя (ведь собаки могли меня попросту растерзать), а за хлеб для всей семьи.

Собаки кружились вокруг меня, завывая на все голоса — от пронзительного визга до басовитого рыка. Они подпрыгивали, пытаясь ухватить сетку с хлебом. Я отпихивал их прочь ногой. Голодные и оттого злобные псины с остервенением кусали валенки, но прокусить их не могли. Удивительно, что они не сбили меня с ног. Я озирался, но поблизости не было ни палки, ни камня, чтобы отогнать собак. Зато рядом стоял забор. И я спиной попятился к нему, продолжая держать сетку с хлебом над головой.

Наконец я уперся спиной в забор, и теперь собаки уже не могли меня окружить. Они скакали передо мной, захлебываясь лаем, а я смотрел на них в упор. И, надо же, псины, словно стесняясь своего поведения, сначала одна, потом другая, третья, стали отбегать в сторону. В конце концов они разбежались по своим дворам, оставив меня в покое.

В следующий раз я был уже начеку и вооружился палкой. Собаки с лаем бежали за мной, но на почтительном расстоянии. Это повторилось несколько раз, и со временем деревенские собаки вовсе утратили ко мне интерес. Так я одержал важную победу в битве за хлеб.

Ну а зарабатывать на хлеб я стал с

21 мая 1942 года — на следующий день после окончания второго класса. Я получил от бригадира наряд на работу подсобником пахаря. Представьте себе: подсобником был мальчишка, которому не исполнилось еще и десяти лет, а пахарем красивая семнадцатилетняя девушка. Но скидок на возраст в колхозе военной поры никому не делали. Зато в начале осени, после отгрузки колхозного хлеба на фронт, наша семья получила за трудодни зерно. Мы могли уже уверенно смотреть в завтрашний день, не опасаясь голода.

***

Валентин Владимирович Бурмистров родился в 1932 году. Окончил Рыбинский авиационный техникум в 1951 году, а в 1959 году — вечернее отделение Рыбинского авиационного технологического института.

С 1951 года работал в Рыбинском конструкторском бюро авиадвигателестроения. Сначала был техником-конструктором в бригаде импульсных турбин, с переходом на турбореактивную тематику (1952 год) переведен в группу компрессора, где работал в бригаде ротора старшим техником-конструктором, а с 1958 года руководил этой бригадой. В 1960 году ему присвоена квалификация конструктора первой категории.

В 1969 году Валентин Бурмистров назначен ведущим конструктором двигателя для стратегического ракетоносца с крейсерской скоростью 3200 км/час. В 1973 году он становится начальником конструкторского отдела подъемных двигателей. В 1985 году в связи с реорганизацией этот отдел расширяется: дополнительно к подъемным сюда передаются маршевые двигатели. В задачи реорганизованного отдела входят доводка и эксплуатация всех опытных двигателей.

В декабре 1991 года Валентин Бурмистров назначается главным конструктором энергетических установок на базе турбореактивных двигателей, разработанных в КБ. На заслуженный отдых Валентин Владимирович ушел в возрасте 70 лет. На всех ответственных постах он проявил себя талантливым конструктором, инженером с широким диапазоном знаний и опыта.

За личный вклад в разработку отечественных авиадвигателей Валентин Бурмистров награжден орденом «Знак Почета» и орденом Трудового Красного Знамени.

Подготовил Александр СЫСОЕВ.