9 июня исполнится 50 лет старейшему участнику литературного объединения «Третья пятница» Игорю Мельникову. Он поэт негромкий и неторопливый. Несмотря на то что пишет уже около 30 лет, лишь теперь он готовит свой первый поэтический сборник. Его стихи уже появлялись на страницах «Уединенного пошехонца». Предлагаем новые произведения Игоря Мельникова. ДИАЛЕКТИКА Два несогласия блуждали, Бряцая всем вооруженьем… Велосипедные педали Имеют то же положенье.
9 июня исполнится 50 лет старейшему участнику литературного объединения «Третья пятница» Игорю Мельникову. Он поэт негромкий и неторопливый. Несмотря на то что пишет уже около 30 лет, лишь теперь он готовит свой первый поэтический сборник. Его стихи уже появлялись на страницах «Уединенного пошехонца». Предлагаем новые произведения Игоря Мельникова.
ДИАЛЕКТИКА
Два несогласия блуждали,
Бряцая всем вооруженьем…
Велосипедные педали
Имеют то же положенье.
И верх, и низ — попеременно,
Всегда на разных полюсах.
Но остается неизменным
Одно — вращенье колеса.
* * *
Когда душой утомлены,
Исхода ищем одиноко,
Чужие радости высоко,
А наши даже не видны.
И взгляд усталый все теряет,
Случайность властвует в пути.
И разум чувствам доверяет,
В какую сторону идти.
Привычной комнаты уют.
Обоев штампы.
Часы о времени поют,
И светят лампы.
Здесь все лишь мне подчинено.
Все под рукою.
А кто-то между штор в окно
Следит за мною.
И, содрогнувшись, я в глазах
Прочел презренье.
Так молнию берет гроза
Для озаренья.
* * *
Пылинкой солнечного света
Горит неяркая свеча.
Тьма обнажилась. Разве это
Не шаль, скользнувшая с плеча?
Фитиль, потрескивая нежно,
Упруго встряхивает пламя.
Слова любви, слова надежды,
Слова, владеющие нами.
* * *
Мягкий шелест листвы
Уступил грубоватому шуму.
Подсыхает листва,
И зеленое падает желтым.
Легкость лета уйдет,
И морозную долгую думу
Заметелит зима
На пространстве, дождями затертом.
И, как вечный пастух,
Буду печку пасти кочергою,
Чтоб в крутые бока
Наливалось парное тепло.
Так вот просто и жить,
Сохраняя тепло дорогое,
Чтоб на место его
Не вернулось холодное зло.
* * *
Распусти меня, как шарфик,
И смотай в клубочек.
Пусть котенок заиграет
И за шкаф забросит.
Буду я лежать довольный
В старой паутине,
А паук, сверкнув глазами,
Новую подвесит.
Не затерт и не повязан,
Заживу спокойно,
Как планета,
круглый-круглый
Шерстяной клубочек.
* * *
В прорубь, прорезь, складень окна
Смотрит… кто может смотреть? Луна.
Видит. Не может видеть она.
Ворон. Живые бегут глаза.
Ворон напротив сидит окна.
Ворон — черная моя слеза.
Вот дом старинный на мели.
Хозяин в нем старик.
Жильцы идут, как корабли,
На этот материк.
Большую комнату сдает,
А сам за печкой спит.
Ночами, охая, встает,
И пол под ним скрипит.
Он ноги еле волочит,
Включает тусклый свет,
На двери — «Кто там?» — прокричит
И слушает в ответ…
Но за дверями ни души.
В них должен сын стучать.
А сыну сколько ни пиши,
Он будет все молчать.
Ну, может быть, приедет вдруг,
Раз писем нет и нет?
Все тишина, и ночь вокруг,
И свет с других планет.
