Бывают женщины неземной красоты. Меня такие всегда удивляют и поражают, когда встречаю их среди обычных земных существ, загорелых, обветренных, с руками вытянутыми и измученными вечными сумками с продуктами, с глазами, глядящими под ноги, не споткнуться бы. С детства мама учила: «Смотри под ноги!» — нет бы в небо, а то под ноги! Элечка была из когорты неземных, возвышалась над деревенской шантрапой, будто звезда над силуэтом клена.

Бывают женщины неземной красоты. Меня такие всегда удивляют и поражают, когда встречаю их среди обычных земных существ, загорелых, обветренных, с руками вытянутыми и измученными вечными сумками с продуктами, с глазами, глядящими под ноги, не споткнуться бы. С детства мама учила: «Смотри под ноги!» — нет бы в небо, а то под ноги!

Элечка была из когорты неземных, возвышалась над деревенской шантрапой, будто звезда над силуэтом клена. Это было тем удивительнее, что и родилась-то она, как мы все, тоже в деревне. Мать ее, низкозадая, широкоскулая клохта, родила Элечку не от отца, а, как судачили бабы у колодца, от заезжего молодца, которых в те годы в большом количестве каждую осень пригоняли с заводов и даже научных институтов в деревню на уборку урожая. Ставили этих сплошь холостых горожан к местным на квартиры — все надеялся председатель, что вдруг да потеряет какой-нибудь парень голову, влюбится в деревенскую девку и останется в колхозе навсегда.

Вот и Элечкиной матери достался такой кандидат, который был влюблен в нее ровно месяц, обминал с ней сеновалы, слова вежливые говорил, а потом, как окончился срок, смылся в город, и ищи-свищи. Но, видно, был тот молодец белой тонкой кости, требующей культурного обращения, потому что Элечка уродилась именно такой. Бегала вместе с нами на речку, отважно переплывала на другой берег, ни капли не страшась стремнины, которая в своей ненасытности и непредсказуемости поглотила уже не одного человека, случалось, доила в обед корову, отправляясь с бабами на дальнее пастбище, если мать была занята неотложной работой, поила теленка, подставляя его шершавому языку свои белые мягкие ладошки. После школы, быстренько переодевшись и повязав низко на лоб белый ситцевый платок, бежала к матери в поле теребить лен. Все умела, все могла, оставаясь при этом белолицей, тонкокожей, с глазами, полными горящих созвездий. Как ей это удавалось, один Бог знает, видимо, все-таки сказывалась порода. Мать мечтала, что она выучится и займет должность агрономки в колхозе, станет уважаемым человеком, опорой матери в старости.

В школе Элечка училась замечательно, без особого напряга преодолевая все школьные премудрости. Но в лидеры не лезла, стараясь поменьше говорить да побольше читать умные книжки. Учителя прочили ей большое будущее, связанное почему-то непременно с наукой.

Только вышло все по-другому, не сбылось ни одно из пророчеств, потому что после школы Элечка уехала в город к тетке и вскоре вышла замуж. В деревне говорили, что вышла она очень удачно, да это и видно было по ней, когда она изредка на день-другой приезжала в деревню проведать мать.

ЛОМОТЬ СЧАСТЬЯ

Так говорила Элечкина мать, прислонившись к теплому боку только что сметанного стога: «Моей Эльке Господь отрезал ломоть счастья…»

Мне все хотелось представить, как он выглядит этот ломоть, чтобы и самой заполучить такой же, только, забегая вперед, скажу, что ничего у меня не получилось, вместо ломтя досталась ржаная корочка, ну да не обо мне и сказ.

Элечка же вышла замуж за человека постарше себя, состоятельного по тем временам, потому что была у него в городе своя квартира, возил он Элечку на блестящей, похожей на черепашку машине «Победа», вызывая зависть и восхищение всех незамужних подруг. Само название машины будто подтверждало мысль о том, что Элечка сумела победить саму себя, преодолев деревенскую бедность, получила то, чего недодала ей судьба в детстве.

Одно было плохо, муж ее работал инженером на газопроводе и редко бывал дома. Приезжал уставший, осунувшийся, но всегда с кучей денег, которые все до копеечки передавал в белые Элечкины ручки, полностью доверяя ей состояние семейного бюджета.

Побывав в городе у дочери, мать хвалилась перед деревенскими: «Денег у моей Эльки цельный мешок, хоть уборную ими обклеивай…»

Мать, прожив всю жизнь в бедности, и представить себе не могла, куда можно истратить такую кучу денег. Зато Эля это очень хорошо представляла — она покупала себе дорогие шубы, которыми подметала лестницу подъезда, золото не умещалось на ее пухлых пальчиках, и она ходила, выставив эти пальчики вперед, будто опасаясь, что кольца однажды под собственной тяжестью соскользнут с ее похожих на сосиски пальчиков и зазвенят по ступенькам.

А когда родился сын, муж настоял, чтобы Эля взяла няньку, что она и сделала, забрав из деревни недоучку-племянницу, чем спасла и себя от бессонных ночей, которые портят цвет лица, и девчушку от колхозной кабалы. Эта-то девчушка, приезжая иногда в деревню, и рассказывала нам о счастливой Элиной жизни.

УТОНУЛА

ПО САМУЮ МАКУШКУ

Только однажды счастливая Элина жизнь дала трещину — она глупо влюбилась. Спешно вызванная для разбирательства мать объясняла потом: «Потеряла она головушку из-за этого паразита, утонула по самую макушку… Муж-то все далеко да далеко, а она еще молодая, соки-то бродят, а этот все время рядом и рядом, ходит за ней как привидение, вот она и потеряла однажды бдительность, а потом уж и понеслось… Моя порода — чего мне ее судить…»

Все та же нянька рассказывала, что Эля будто с ума сошла, никак не могла насытиться новым счастьем, словно и замужем не бывала никогда. Все ей нравилось в новом избраннике, а больше всего его молодость. То, что на работу он был леноват и зарплаты почти не приносит, Элю долго не волновало, ведь были деньги на сбер-книжке, были шубы и золото. Когда же все это иссякло, звездные Элины глаза все чаще стали наполняться слезами, а муж к этим слезам еще добавлял, отвечая грубостью на робкие Элины упреки.

А вскоре, сердцем почуяв все несчастья, которые непременно обрушатся на голову бедной Элечки, умерла в деревне мать, и Эля, осматривая нехитрое материно хозяйство, доставшееся ей в наследство, приняла решение вернуться в деревню. Подошла пора учить сына, а корова могла давать неплохой доход, если продукцией разумно распорядиться, особенно летом, когда деревню заполоняли дачники. Управляться с хозяйством она умела с детства, только вот с сеном была морока. Но и тут все решилось само собой — на каникулы приезжал сын, которому не хватало сноровки, но зато силы было не занимать. Так и выходили из положения.

ОКРЫЛЕННАЯ ЛЮБОВЬЮ

В городе сын жил в маленькой квартире отца, которую тот купил после развода с Элей, в свою она пускала квартирантов, на эти деньги и учила сына. Сама жила, довольствуясь тем, что удавалось выручить от коровы, не считая копеечного заработка своего молодого избранника, который с годами поистаскался и стал выглядеть даже старше Эли; ее же годы ничуть не старили, она по-прежнему не ходила, а летала, глядя не под ноги, а в небо.

Однажды сын попросил: «Мама, можно на выходные папка к нам приедет, поможет с сенокосом…»

Неожиданно для себя Эля дала разрешение сыну, хотя и мучилась потом, не зная, как сказать об этом мужу. Но набралась храбрости, улучила момент и сказала. Тот поворчал для порядка, что, мол, при живом муже любовники будут ездить, но, услышав, что бывший муж приедет помогать на сенокосе, согласился, понимая, что его Эля для любовницы вроде как старовата.

И он приехал. Уже при первой встрече Эля поняла, кого она потеряла, все прежние чувства бурной рекой хлынули в душу, за спиной снова выросли крылья и захлопали на ветру, увлекая душу в полет. Да и он не скрывал, что по-прежнему любит Элю, что попытки заменить ее не увенчались успехом, так и живет работой, не торопясь возвращаться в холостяцкую свою квартиру.

Уезжая, он стоял около крыльца, обнажив седую голову и скорбно глядя в осеннее небо, где летела журавлиная стая. «Эх, Элька, Элька, так вот и наша жизнь пролетела…», — неожиданно сказал он, усаживаясь в машину.

По весне Эля праздновала свой юбилей. Гости уже почти собрались, не было только его. Эля поджидала бывшего мужа с особым трепетом, понимая, что он обязательно порадует ее необыкновенным подарком. Он и порадовал… привез ей телочку, которую купил в соседнем колхозе, а еще объявил, что вышел на пенсию и намерен навсегда поселиться в деревне.

Отчаявшись понять, что происходит с женой и ее бывшим мужем, муж настоящий неожиданно бухнул: «А ты поселяйся у нас, будете тут своих телочек растить, сенокосы сенокосить, а меня увольте, я в батраки не нанимался, и вообще, мне в город пора… Может, махнем? Я тебе дом вместе с хозяйкой, а ты мне свою квартиру в городе…»

Элечка мужское решение одобрила, и разъезд их вскоре состоялся.

КАК ЖЕ ЭТО ВЫШЛО?

Когда я рассказываю эту историю своим знакомым, никто не верит, говорят, что такого быть не может. Да я и сама бы не поверила, если бы не знала Эльвиру Васильевну и Юрия Павловича тысячу лет. Недавно всей деревней на очередном юбилее гуляли. Эльвира Васильевна при всех своей мечтой поделилась — хочет еще одну телочку прикупить, а мужу чудо-косу, тяжеловато стало вручную на двух коров накашивать.

— Для чего вам это? Ведь можно и на пенсию прожить, — интересуюсь я.

— А как же, вот сын женился, скоро внуки пойдут, расходов прибавится, а молоко-то в городе вон как берут, только давай, да и свои деревенские с руками отрывают. Странные люди, — рассуждает иногда Юрий Павлович о своих односельчанах, — бедствуют, деток досыта накормить не могут, а скотину держать кичатся. Вон у меня Элечка, какая королева была… Да она и сейчас королева… А как вышло, что королева на плебейскую дорожку ступила, не знаю… Судьба по-всякому играет с человеком и по-всякому его проверяет…

Валентина ГУСЕВА, Пошехонский район.