В Мышкине есть уголок на берегу Волги, который старожилы называют махаевской деревней. Говорят, что здесь в двадцатых годах минувшего века искали клад, будто бы зарытый купцом Махаевым, которого в это время в Питере с пристрастием допрашивали в тюрьме. Здесь недавно в старом просторном двухэтажном доме я встретился с Геннадием Ивановичем Махаевым, внуком того купца. Внук решил восстановить память не только о своем деде, но и обо всем мышкинском купечестве.
В Мышкине есть уголок на берегу Волги, который старожилы называют махаевской деревней. Говорят, что здесь в двадцатых годах минувшего века искали клад, будто бы зарытый купцом Махаевым, которого в это время в Питере с пристрастием допрашивали в тюрьме. Здесь недавно в старом просторном двухэтажном доме я встретился с Геннадием Ивановичем Махаевым, внуком того купца. Внук решил восстановить память не только о своем деде, но и обо всем мышкинском купечестве.
ВОШЕЛ в гостиную и будто бы попал в свое детство. Еще в пятидесятых годах прошлого века в Мышкине во многих домах можно было видеть такие шкафчики с посудой, венские стулья и другую характерную мебель. Все это сохранилось от богатых людей, у которых, как вздыхала моя тетка, все отобрали товарищи. У тетки тоже были венские стулья, оставшиеся от прежней жизни, и стоял на старинном столике граммофон, веселивший некогда купцов Гробовых. А здесь побогаче — французская «Викторола», самая новейшая аппаратура по тем временам. Уже не граммофон, но еще и не патефон.
Геннадию Ивановичу немногим за шестьдесят. Постоянно он с женой живет в Петербурге, но в последние годы почти обосновался в Мышкине. Он отнюдь не из дачников-нуворишей. Работал токарем на вагоноремонтном заводе. Выйдя по инвалидности на пенсию, все свободное время стал отдавать занятиям в архивах. Там, в Питере, он прочел редкие документы, позволившие ему установить свою родословную до 1730 года. О накопившихся у него данных он рассказал краеведам местного музея и с тех пор в тесном соавторстве с ними стал создавать свою экспозицию о купечестве.
Еще с детства, по семейному преданию, Геннадий Иванович знал, что дед его Иван Капитонович был известным в Мышкине купцом. Родился он в 1860 году, происходил из крестьян села Флоровского, родители его были крепостными здешнего помещика Травина. Начав свою карьеру «торгующим крестьянином», как сказано в документе, он честным трудом, без всякой приватизации быстро выбился в люди. Стал владельцем кирпичного завода и лесной биржи, имел несколько домов. А в 1896 году, как сказано в купчей грамоте, этот купец второй гильдии приобрел целый городской квартал, ограниченный улицами Угличской и Набережной, а с другой стороны двумя ручьями — Никольским и Гремучим. В народе этот квартал и прозвали махаевской деревней.
После революции, когда начали отнимать особняки и имущество, Иван Капитонович, как и многие другие местные торговцы, попытался скрыться в Питере. Семья приютилась в коммуналке. В одной комнате жили дед с бабушкой, их сыновья, Геннадий и Иван, старшая дочь Евдокия с мужем. Остальные дети пристроились кто куда смог. Но при подчистке в 1929 году дед был арестован. И не только как бывший буржуазный элемент. Из Мышкина от какого-то «борца за правду» пришел донос, что Махаев где-то в своих домах запрятал золотой клад. Тогда и начался в махаевской деревне поиск золота. А деда допрашивали с пристрастием, но ничего не добились, уже старого и больного его отпустили домой, где он через год и умер.
Супруга его Александра Алексеевна была дочерью угличского купца Свешникова. Умерла она в 1940 году. Сын их Иван Иванович работал в северной столице жестянщиком. В годы репрессий его не тронули, хотя и лишили избирательных прав. Он защищал советскую власть и на финской войне, и на Великой Отечественной. В боях на Пулковских высотах в 1942 году был ранен. Своему сыну Геннадию он много рассказывал об их родословной и гордился ей. Дожил до 1990 года.
Вот он, в шляпке и коротких штанишках, двухлетний малыш с родителями и теткой на фотографии 1913 года. Таких старых фото уцелело у его внука немало. Кое-что даже сохранилось и из старинного гардероба. Геннадий Иванович показывает полотняную вышитую рубашку своего прадеда по материнской линии, угличского купца Свешникова. Тот и сфотографирован как раз в этой самой рубашке — хорошо различима вышитая манжетка. Демонстрируя одежду, Махаев облачается в чуйку своего дедушки. Не помешает уточнить, что чуйка похожа на длиннополый пиджак или летнее пальто. Картуз тоже дедушки, на подкладке его сохранился даже ярлык.
МЫ СПУСКАЕМСЯ в нижний этаж бревенчатого дома. Там когда-то жила прислуга, готовили пищу и стирали на хозяев. За печкой в каморке — кровать дворника. Купеческий внук — знаток местного ценообразования за последние двести лет. Дворник, прикидывает он, получал примерно 5 рублей в месяц. Теперь — 4300. Но ту жизнь трудно перевести в современную, она была стабильной, цены на продукты или лекарства не скакали каждый квартал. Теперь нам невозможно представить, как это, например, цены на водку оставались одни и те же с 1845 по 1910 год.
Махаев в интернете опубликовал список всех дореволюционных мышкинских купцов и «торгующих», как их тогда называли. Это примерно 1500 человек. Он ра-зыскивает их потомков, таких же, как и он сам. И люди откликаются из разных уголков России. Я сам был свидетелем, как Геннадий Иванович встречал на автовокзале потомка купца Смирнова. Приехала она из Питера. И сразу же отправилась на кладбище — поклониться могиле Николая Ионовича Смирнова, умершего в 1915 году. А недавно здесь побывали потомки другого купца — Глазунова.
Занимаясь в архивах, он увлекся историей и соседних городов, заглянул в те стороны жизни, которыми архивисты обычно интересуются мало. Это криминальная хроника позапрошлого века, разные уголовные дела, сто лет назад бывшие на устах у всех в том же Мышкине или Угличе. Углубившись в них, Махаев решил попробовать себя в жанре детектива. И написал повесть «Убийство в Угличе». Он рассказывает о потрясшем в марте 1884 года этот тихий городок злодеянии. Тогда поздним вечером в лавке на Московской улице были найдены трупы купца Шунаева, его пятидесятилетнего сына и кухарки. Все трое зарублены топором. Затем у дороги в лесу отыскали тело купца Заворыкина, отравленного «в номерах у Хряпина». Раскрывая это преступление, отважные угличские сыщики, переодевшись босяками, отправились в Рыбинск. Там, пожив в ночлежке и поработав на разгрузке барок, они вышли на заказчиков этого убийства.
Питательные соки старого родословного древа делают жизнь Геннадия Ивановича интересной и разно-образной. Горизонт ее не снижается. Даже внешне за последние годы он переменился, выглядит бодрым и энергичным. Особенно когда в старом доме встает, как и положено купцу, за конторку, встречая гостей.
Николай СМИРНОВ, Мышкин.
