Если археологи будущего заинтересуются нашим меркантильным временем, то, наверное, датировку в раскопанных поселениях они будут с точностью до пяти лет устанавливать по типу посуды из-под горячительных напитков. Так, были стабильные десятилетия водки «Московской» с белой головкой. Параллельно развивалась эпоха экологически чистого самогона. После этого наступили рыночные времена разных суррогатов. Например «лимона», то есть лосьона для бритья.
Если археологи будущего заинтересуются нашим меркантильным временем, то, наверное, датировку в раскопанных поселениях они будут с точностью до пяти лет устанавливать по типу посуды из-под горячительных напитков. Так, были стабильные десятилетия водки «Московской» с белой головкой. Параллельно развивалась эпоха экологически чистого самогона. После этого наступили рыночные времена разных суррогатов. Например «лимона», то есть лосьона для бритья. Недавно он уступил место более цивилизованным боярышнику и перцовой настойке, продаваемых в аптеках. А ведь еще лет 7 — 10 назад даже на судебных процессах всплывал этот злополучный «лимон». Налимонится человек, как признавались сами подсудимые, и пойдет хоть на кражу, хоть на убийство.
ИМЕННО так однажды случилось с 56-летним Борисом Бочкиным. По корню он пошехонец, но давно покинул родную деревню. Один как перст. Пас коров. Прописан был в Рыбинске, а жил в мышкинской деревне Костюрино прямо на ферме. Сторожил и навоз убирал. Когда-то на фермах по установкам райкома открывали красные уголки, где агитаторы проводили политбеседы с доярками и вывешивали данные о соцсоревновании. Позднее, в демократические времена, эти помещения кое-где стали заселяться перекати-полем: кто из лагеря придет, отсидев срок, а то и из монастыря сбежит. Борису надоело жить одному, и ему в деревне сосватали сожительницу Валентину, как он говорил, «прямо в поле». С ней он и стал обитать на ферме.
Прошел октябрь, ноябрь, декабрь, а зарплаты в колхозе все не выдают. В январе в мглистый денек пошли они с сожительницей на какие-то шиши закупить продуктов в Мышкин. Часть этих продуктов выпили прямо у автовокзала из горлышка. Перешли неприютную Волгу, промочили ноги в снежной каше. И тут, где начинается деревня Коровино, захотелось им снова выпить «лимона». До Костюрина ведь отсюда не близко, надо лесок пройти, тот самый, где еще тем летом один рыбинский торговец отмахивался монтажкой от молодого пастуха, требовавшего продать ему сигарет бесплатно.
В Коровине у дороги стоял пожилой мужичок. Тоже, видимо, слегка выпивший. Были раньше такие выпившие коровинцы, сущие милиционеры, которые всех незнакомых людей окрикивали: «Кто такой, что тут ходишь?» — по причине часто здесь случавшихся краж. А есть и такие сердобольные, что сразу же ведут тебя домой обогреть. Мужичок принадлежал ко второй категории добрых коровинцев.
Хозяин, Борис и сожительница Валентина сели на кухне, разлили «лимон» по стопкам. Выпили. Хозяин, раздобрев, угостил путников чистейшим самогоном. После этого его быстро сморило в сон. Борис потащил «деда», как он его именовал, на диван, а тут из дедова кармана выпало… «Как это называется… портуне, что ли?» — вспоминал потом Борис. И вынул он из этого «портуне», не считая, деньги, и сунул себе в карман, а «портуне» пустое положил на диван рядом с уснувшим хозяином.
Когда пришли домой, то есть на ферму, Бочкин увидел у Валентины в сумке сахар, песок, макароны и пачку чая. Страшно удивился: «Откуда это у тебя?» Та чистосердечно призналась, что, пока он укладывал хозяина, взяла все это с комода. «Зачем? Я и так старика обидел, а ты еще и продукты у него унесла?» — пожурил Борис сожительницу и, вытащив из кармана несколько кредиток по сто рублей, показал ей.
Дальше все завертелось: и заходы в деревенскую лавку, и увольнение за прогулы с фермы. И все Бочкину казалось, что он, протрезвев, порывается к деду — вернуть взятые под влиянием «лимона» деньги. Но Валентина сказала: «Сегодня понедельник, день тяжелый, сходишь во вторник».
Пусть будущий историк наших демократических времен представит, как в мглистый час 74-летний коровинец проснулся в своей избе. На диване под боком лежит кошелек, а полученная неделю назад, расчисленная по дням вперед пенсия исчезла. Исчез и запас продуктов, даже пачка чая. Человек он одинокий, жена умерла, скотины не держит. Где взять денег хоть на хлеб, не то что на похмелку. Просто так в долг никто не даст, у всех доходы такие же, если не меньше. Подумав, пошел к соседке, которой летом продавал накошенное у себя на усадьбе сено. Попросил под будущие, еще не выросшие травы, 200 рублей. Теперь, после углубления реформ, эти деньги смешные. А тогда, в эпоху «лимона», они еще кое-что значили для деревенского жителя.
Соседка эта весь тот серый деревенский денек, когда приключилась история с «портуне», как нарочно, просидела у окна. Смотрела в одиночестве на дорогу, по которой когда-то угоняли последнюю овцу у старухи, а если другого имущества для описи не было, то уносила «красная шапка» в качестве налога единственную посуду в избе — самовар. В морозы обутые в лапти заключенные ремонтировали эту дорогу. По ней уже в стабильные времена повез сдавать на мясо телку мужичок, полвека отработавший бригадиром в колхозе, и вдруг ни с того ни с сего зашел в лес и повесился на сосне…
Все это забыто, о такой старине соседка, конечно, не вспоминала, но вот странную парочку, прошедшую по дороге утром и вечером с сумкой, запомнила. И посоветовала горюющему соседу заявить в милицию. Двести рублей у него быстро кончились, но он за это время успел сообщить о своей беде неродному сыну в Рыбинск. Тот привез еще 400 да продуктов. Да и самогона у бедняги еще немножко осталось. Так дотянул гостеприимный коровинец до февральской, уже прибавленной пенсии.
Ни во вторник, ни в среду Борис Бочкин к обиженному им деду так и не попал. Потому что его забрали в милицию, и местом жительства вместо красного уголка стала камера. Имущества на ферме, пригодного к описанию, у Бориса не обнаружили. Сожительница куда-то исчезла. Ни по мышкинским, ни по рыбинским адресам найти ее не удалось. К тому же продукты, на которые она позарилась, стоили по тем в общем-то недавним ценам всего 63 рубля, то есть ниже минималки, поэтому уголовного дела против нее не начинали…
«Дед, я тебе за нее доплачу эти шестьдесят рублей, — трагически дрогнувшим голосом из своей судебной железной клетки говорил Борис, — и родственнице напишу в Рыбинск, — она пришлет 600… Зря мужика сделал, — опустил он голову, — никогда такого не было»…
«А женщин, значит, можно, так?» — спросила, усмехнувшись, судья. И тут, увы, открылись некрасивые поступки бывшего пастуха. Оказалось, что Бочкин знаком не только мышкинскому, но и некоузскому суду, и там успел, выражаясь его языком, «сделать» каких-то женщин-старушек, за что и был дважды осужден условно, а затем попал под амнистию. И Бориса за то, что он лишил престарелого человека всего месячного прокормления приговорили к двум годам колонии общего режима. С тех пор он канул как топор в воду и в Костюрине больше не появлялся. А престарелый истец, дожидаясь оглашения приговора, сидел, глубоко задумавшись, в коридоре. Все думал, когда же вернут ему пенсию…
Вот какие дела творились совсем недавно. Жили люди на ферме, пили лосьон. Потому что тогда в той заволжской стороне были еще колхозные фермы и земли. Теперь и этого всего нет. Даже в тихой глубинке чувствуются новые, стабильные времена. Слово «налимониться» уже выпало из обихода — вот-вот ухнет в бездну времен и период «боярышника». Все чаще здесь говорят о новом дьявольском биче — наркотиках. Недавно, в августе, был задержан житель Мышкина, при котором находились наркотические вещества. А позднее, выражаясь криминальным слогом, на дачном участке у задержанного был обнаружен даже факт культивирования конопли.
Николай СМИРНОВ, Мышкин.
