Каких только подарков не преподносят Ярославлю к его славному 1000-летнему юбилею. В августе поэт, член Союза российских писателей Василий Пономаренко тоже преподнес городу подарок в виде ярославской поэтической антологии. Антология — книга специфическая. Это сконцентрированный портрет эпохи. Именно по этой книге наши потомки будут судить о том, как мы жили, что творили. Именно на ее основе будут они писать научные исследования о нашем времени.
Каких только подарков не преподносят Ярославлю к его славному 1000-летнему юбилею. В августе поэт, член Союза российских писателей Василий Пономаренко тоже преподнес городу подарок в виде ярославской поэтической антологии. Антология — книга специфическая. Это сконцентрированный портрет эпохи. Именно по этой книге наши потомки будут судить о том, как мы жили, что творили. Именно на ее основе будут они писать научные исследования о нашем времени. Большая ответственность лежит на составителе антологии. Он должен отбросить все личностные факторы, исключить всякую предвзятость. Он должен быть беспристрастным и обладать хорошим художественным вкусом.
НАЧНУ с того, что книга, именуемая антологией, абсолютно не выдерживает своего статуса. Сама я не раз волею случая попадала на страницы различных антологий, да и перечитала их немало, а потому с полным основанием говорю, что в данном случае речь идет вовсе не об антологии. А вот о чем, я и хочу поразмышлять. Основой классической стихотворной антологии являются стихи, причем лучшие образчики того или иного автора. Составитель должен представить поэтический мир в его высших проявлениях. Как правило, в конце антологии или непосредственно под фамилией автора дается его краткая биографическая справка, чем точнее, тем лучше, ибо антология — это своего рода справочник, используемый специалистами в своих работах.
Ничего этого в ярославской поэтической антологии нет. Не то что биографической справки, даже даты рождения частенько даются с пометкой «ориентировочно», хотя речь идет об авторах, ныне живущих, у которых без труда можно уточнить данные. Встречаются и даты перевранные, так, например, Ларису Желенис автор антологии омолодил сразу на пять лет. Тексты, предваряющие стихи, вообще далеки от автобиографичности, они скорее напоминают базарные сплетни и написаны, как сказал мой знакомый филолог, на гаерском жаргоне. Вот несколько примеров: «Батя его по какому-то делу под судом оказался и с расстройства порешил сам себя» или «пузочко от него стало усиленно расти», «Одного приблизила, хитро-стрекулистого. Многое получив от нее, потом так опек милку, что вообще дальнейшего пути у нее не стало», «ловкачи рифмоидные корыстный подход к нему нашли. Тем более что светелка уютная там для застаканья была». Думаю, читатели уже поняли, о каком роде литературы я говорю — перед нами яркие образцы желтой прессы. К тому же, согласитесь, подобные выпады не имеют ни малейшего отношения к литературе. Да автор, похоже, и не стремился представить ярославских стихотворцев именно с их творческой стороны, стихи здесь идут как бы между прочим, основной упор делается на скандальных, компрометирующих, а попросту унижающих человека фактах его биографии.
И даже не на самих фактах, кто же из нас не грешен, а на их подаче. Автор антологии так развоевался, что дернул за бороду даже Николая Алексеевича Некрасова. «А что музу его постоянно кто-то терзал до крови кнутом — это своего рода нервно-воспалительное преувеличение, даже если оно исходило от самого поэта. Публикационные возможности были широкие. Помучился бы он в тираническую совбольшевистскую пору». Далее идет длинное рассуждение об этой самой поре, в которой, кстати сказать, самому Пономаренко жилось не так уж и сложно, ибо умел он приспосабливаться ко всем властям и при советской власти, столь им ныне охаиваемой, печатался широко. Да и как иначе, ведь нынешний демократ Пономаренко верой и правдой служил так называемому тоталитарному режиму — он не только состоял в рядах КПСС, но и на протяжении нескольких лет настойчиво вбивал в головы курсантов неопровержимость марксистско-ленинской философии. Правда, упомянуть об этом биографическом факте Василий Пономаренко в своей антологии забыл. С кем не бывает.
Из того, как характеризует автор современных поэтов, видно, что он совершенно не владеет ситуацией на фронте ярославской литературы. Так, например, в почетный первый раздел он включил Розу Гуревич, Татьяну Галиц, Виктора Филиппова, творчество которых вряд ли заслуживает пока серьезной оценки. В то же время таким известным нынче в среде пишущих поэтам, как Николай Смирнов, Владимир Перцев, Леонид Советников, Александр Калинин, Леонид Королев, Василий Галюдкин, Сергей Лукин, он отвел место во втором, менее престижном ряду. Видимо, Пономаренко не знает о том, что именно эти поэты пользуются сейчас заслуженной популярностью в писательской и читательской среде. И то, что книг у этих авторов мало, а у некоторых и вообще нет, не мешает их известности. У настоящих поэтов никогда не было денег на издания, однако золото, как известно, хоть в печку замажь, его все равно найдут. И даже в этом мало почетном ряду Пономаренко представляет данных поэтов максимум тремя стихотворениями. А таких, как Наталья Смирнова, Ольга Коробкова, Надежда Папоркова, Николай Гоголев, которые к тому же являются членами Российского союза писателей, Пономаренко и вовсе за поэтов не посчитал, не включив их в свое издание.
Но возмутили меня даже и не эти факты. Проанализировав прочитанное, я уловила одну тенденцию — больше всего негатива легло на плечи тех поэтов, которых уже нет на земле. Будь Лев Ошанин живым, при его-то всенародной славе вряд ли Пономаренко осмелился бы на то, на что он осмелился в отношении умершего Ошанина. Ведь не поднялась же у него рука на Беллу Ахмадулину, хотя за ней, как и за каждым из нас, грехов немало и все они на виду, поскольку такое уж у нас ремесло общедоступное. Да чего там Ахмадулина. Не посмел он касаться личной жизни Сергея Хомутова и Евгения Чеканова, хотя знает об этих людях немало достойного этой его антологии. Но понимает наш пострел, что мужики эти не только в физической силе сегодня находятся, но и какой ни на есть властью обладают. Посмеялся один мой знакомый, представив, как бы прореагировал Евгений Феликсович Чеканов, если бы Василий Пономаренко посмел выразиться о нем в таком же тоне, в каком выражается он, например, относительно Константина Васильева.
И тут уже дело касается этики. Издавна на Руси повелось: о покойниках либо хорошо, либо ничего. Ни один порядочный человек не посмеет публично сказать об умершем худого слова, а уж тем более отнестись цинично к самому факту смерти. Я специально выписываю имена тех, кто уже не может защитить себя сам. О них мое слово. Их я хочу защитить от циничной хулы и поношения со стороны человека, именуемого себя поэтом. Лев Ошанин, Марк Лисянский, Николай Якушев, Юрий Ефремов, Александр Иванов, Евгений Савинов, Александр Гаврилов, Ирина Баринова, Константин Васильев, Леонид Королев, Владимир Сахаров, Сергей Лукин. И ведь какой еще характерный момент — все эти люди в значительной степени превышают талантом автора антологии. Видимо, и мертвые не дают они ему покоя. Поет народ песни Льва Ошанина, Марка Лисянского, Евгения Савинова. В прошлом году издана книга избранного умершего 26 лет назад Александра Гаврилова, которого особенно помнят и чтут ростовчане. Уже который год в поселке Борисоглебском проводятся чтения, посвященные памяти Константина Васильева, стихи Леонида Королева постоянно публикуются в столичной прессе, совсем недавно вошли они в антологию «Лед и пламень», выпущенную в Москве, о нем идут передачи на центральном радио. О творчестве Сергея Лукина, у которого вообще ни одной книги при жизни не вышло, да и погиб-то он 12 лет назад, ученые-филологи и молодые литераторы пишут нынче научные доклады. Лукину, а не Пономаренко, посвящают стихи ярославские поэты. Василия Пономаренко и при жизни-то мало кто знает, а уж через 12 лет о нем и помину не останется. Вся его псевдоизвестность всячески подогревается лишь им самим. Уж в чем-в чем, а в этом он преуспел.
Характеризуя Леонида Королева, Пономаренко аж захлебнулся своей злостью, и из-под его пера вырвались какие-то нечленораздельные, напоминающие пьяный бред словосочетания, из которых можно понять только одно — очень уж досадил чем-то нашему автору интеллигентный, доброжелательный Королев. Ведь даже о смерти поэта Пономаренко выразился так, что язык сломаешь: «Разбитокорытно изник».
На Сергее Лукине я хочу остановиться отдельно и привести полное высказывание о нем Василия Пономаренко: «Сергей, занимаясь у меня в литкружке, творчески утруждался не очень, импровизаторские вспышки пускал — для потехи на сию минуту. Уже вне меня начал горячительным себя бодрить. Завершающий трюк был в психополете с балкона». Я хорошо была знакома с Сергеем Лукиным и до сих пор не знаю человека более безобидного, открытого к людям, чистого, светлого. Ранить его было тем проще, что он никогда не защищал своих слабых мест. Обидеть его, на мой взгляд, было все равно что обидеть ребенка. И его обижали нещадно, безжалостно вот такие моралисты, как Пономаренко. Это ему подобные учили Лукина, как надо жить, корили за те или иные поступки. Его гробили все, а помогала только Эмма Марченко — и матерински, и творчески. Это такие вот высоконравственные пономаренки после того, как ушел он от нас, глумятся не только над его жизнью, над его смертью, но и над его творчеством. Мало того что Пономаренко недопустимо кощунственно написал о Лукине, он и стихи его нещадно изуродовал. Причем одно из этих стихотворений вошло в антологию русского лиризма ХХ века, выпущенную в 2000 году в Москве. Уж не намеренно ли изуродовал, доведя их до разряда предмета для пародии? А иначе как объяснить то, что строчку Лукина «По тропинке ходят двое» Пономаренко заменил на такой перл — «По тропе челночат двое». Не было в лексиконе Сергея Лукина такого гаерского слова, как «челночить». Язык его кристально чист и образен. А уж о том, что он не импровизировал, а работал над стихами, я говорю на правах человека, изучавшего его архив. Некоторые его стихи имеют до десятка вариантов. Вот какие строки писал затравленный пономаренками Лукин:
Телом я слаб.
Духом — силен.
Я вам — не раб.
Не хамелеон.
Может, по-ихнему
Я и бездарь.
Мыслью вспыхнет
Звездная бездна.
В отличие от Василия Пономаренко он действительно не был ни рабом той или иной государственной системы, ни хамелеоном, во мгновение ока меняющего свое обличье только для того, чтобы всегда иметь сытную похлебку. Его государством была Поэзия. Ей он служил беззаветно, ей и жизнь свою отдал.
Помню я, как Пономаренко учил жизни и Константина Васильева, когда тот приезжал на писательские собрания. Указывал на его захлюстанные ботинки — вот, мол, до чего опустился. Костя сидел, большой, лохматый, напоминавший собой птицу, и молчал. А юркий, обласканный всеми властями блюститель нравственности бегал вокруг него и наставлял его на путь истинный. И было в его фигуре что-то напоминающее пигмея, пытающегося унизить великана. Очень уж ему этого хотелось. Не удалось. Но дождался своего часа и попробовал еще раз плюнуть в лицо Кости Васильева уже на страницах своей антологии. Опоздал. Ушел Костя Васильев в своих захлюстанных ботиночках туда, куда Василию Пономаренко в его лакированных штиблетах путь заказан. В вечность. И плевок, нацеленный в Васильева, попал в самого плевавшего. Он, наверное, до сих пор не понимает, что не людей унизил, а себя облил грязью, от которой ему уже никогда не отмыться. Умный читатель разберет, что к чему. Умный читатель ценит поэта не за количество выпитых им алкогольных стаканов. К поэту он предъявляет другой счет. И по этому счету есть чем заплатить и Леониду Королеву, и Константину Васильеву, и Сергею Лукину. А вот от Василия Пономаренко в Ярославле останется лишь эта нечистая антология.
Василия Пономаренко сгубила жажда славы. Назови он свои инсинуации как-нибудь попроще, например, «Заметки о ярославских литераторах», и скромный успех у любителей жареного ему был бы обеспечен. Но Василию Пономаренко смерть как хотелось попасть в историю. А для этого надо было создать нечто из ряда вон выходящее. Нечто такое, чего у нас еще не было. Так и не понял Василий Дмитриевич за всю свою долгую жизнь, что в любом деле важно не «что», а «как». Можно и однострочными афоризмами остаться в памяти потомков, как Козьма Прутков, а можно и с антологией проколоться. Не понял, а потому и попал в историю. Точнее сказать, вляпался в нее. Изданная Василием Пономаренко антология, которая, конечно же, ни в коей мере не является антологией в ее истинном значении, легла позорным пятном не только на его репутацию, но и на репутацию всего ярославского отделения Союза российских писателей.
Любовь НОВИКОВА.
