В начале девяностых, когда я начал работать в «Золотом кольце», темы, которые теперь стали привычными, были еще новы, особенно для сельских районов. Например, приватизация, или «прихватизация», как ее теперь в нашей стране называют. Однажды я написал статью «Партия делит наследство». О том, кто в Мышкине приватизировал жилые дома, автомобили: достались они по смешной цене, как и всюду тогда было, начальству.

В начале девяностых, когда я начал работать в «Золотом кольце», темы, которые теперь стали привычными, были еще новы, особенно для сельских районов. Например, приватизация, или «прихватизация», как ее теперь в нашей стране называют. Однажды я написал статью «Партия делит наследство». О том, кто в Мышкине приватизировал жилые дома, автомобили: достались они по смешной цене, как и всюду тогда было, начальству. Могло ли это понравиться власть имущим?

Одна из бывших секрета

рей меня назвала по это

му поводу перевертышем, когда я заглянул както в бывшие уже райкомовские кабинеты. И до сих пор меня удивляет это. Дубовая уверенность в своей непогрешимости. Почему ято должен этой власти служить, по каким таким «убеждениям»? Я ведь с ними ничего не приватизировал.

Но после этого у меня объявились и сподвижники по газетному правдоискательству, которые пообещали представить список из 50 человек с точным перечислением, кто и что в Мышкине «прихватизировал». А остальные 6500 жителей остались ни с чем. Сейчас, конечно, все это может вызвать лишь усмешку. И никакие они не лихие, те девяностые, как сейчас их начали называть в прессе. Лихих годин мы еще с вами не видали  они впереди. Поэтому многие эпизоды теперь из того канувшего десятилетия вспоминаются с юмором и ностальгией.

Недовольство начальства скромным правдоискательством все же сыграло свою роль. В колхозах, которые еще держались тогда на плаву, люди порой побаивались говорить откровенно. Вдруг фамилия попадет в областную газету. Помнится, подхожу к одной колхозной конторе. А агроном как раз выходит в сени. Всплеснула там, за окном, руками и воскликнула: «Девчонки, Смирнов идет! Надо корониться»… Но скорониться ей не удалось. Я был уже на крыльце. Посмеялись, поговорили. И никаких коммерческих тайн, или конфиденциальности, как сейчас говорят, прикрываясь этим длинным иностранным словом. Партийные работники помнят, что на тоненьких папках, в которых хранились протоколы заседаний бюро РК КПСС, было напечатано: «Секретно, из помещения не выносить». Еще секретными считались и так называемые письма ЦК КПСС в партийные организации, хотя их содержание знал каждый, кому не лень. Увы, теперь конфиденциальной стала чуть ли не любая бумажка, рождающаяся в чиновничьих кабинетах.

В колхозе «Родина» одно время председателем работал умерший уже ветеран войны, мой хороший знакомый, до самой смерти подписчик «Золотого кольца». В колхозах тогда уже людей не хватало, часто в пустеющих деревнях находила приют голь перекатная, отбывшая лагерный срок. Один из таких людишек  да простит мне читатель эти слова  жил со свиньей. Ктото на свинарнике подсмотрел за ними случайно в щель, потом дивился: «Свинья стоит как вкопанная!» Вдруг, на беду, хрюшка издохла. Все стало известно в правлении. Председатель, как положено, написал приказ, где определил бывшему заключенному наказание за неправильное использование и падеж скота и нарушение трудовой дисциплины. Владел он казенным языком не очень. Да и как определить суть в таком скользком случае?

Приказ передали наверх, в управление сельского хозяйства. Там некий инженер, не лишенный чувства юмора, стал художественно зачитывать эту бумагу своим коллегам. Да так, что те чуть не падали со смеху. Один из таких слушателей, попросив не ссылаться на него, и подсказал мне эту тему. Черт дернул, я и написал. Тут уж ситуация получилась далекая от юмора. На какомто совещании в управлении сельского хозяйства грянул гром. Меня там не было. Поэтому гром упал на мою жену: «Передайте в «Золотое кольцо»!» и так далее. А в кулуарах чиновные люди возмущались такому негативу: «Вот читатели подумают, какая у нас жизнь: колхозники свиней дерут!» А ведь речьто в заметке шла не о моих милых земляках, а о приезжих, лагерных людях. Долго потом дулись на меня.

Но все прошло. Хотя в общем смысле чего же здесь плохого? Были колхозы, земельные угодья, было и поголовье свиней. В новом веке и того нету. Потом, позднее, я заглянул в контору этого хозяйства, и мне в бухгалтерии по графам показали, почему в условиях реформ стало невыгодно мясо растить. А когда его растили, тогда и пошутить было можно. Теперь не до шуток стало.

Судьба мне подарила для работы тихие сельские районы  Мышкинский и Некоузский. Здесь народ отзывчивее, чем в городах. И расскажут все, и до места подвезут. Лишь дватри раза возникали нестандартные ситуации в моей практике. Да и то когда я становился гостем не совсем нормальных, а то и больных людей.

Однажды я ехал на велосипеде из Мышкина к некоузскому поселку Волга. И вдруг на ходу развалилась втулка заднего колеса. Хорошо, что случилось это не в лесу, а в деревне. Из крайнего дома вышел пожилой востроглазый человек. Узнав, что я корреспондент, взялся отремонтировать колесо. А заодно стал показывать мне свой домашний музей. Велосипед, чтобы его не украли, велел закатить в сарай. Когда я в сарай вошел, загородил проход и, взяв колун, стал им подозрительно размахивать, демонстрируя этот инструмент. Хитро на меня поглядывая, взял второй колун с железной приваренной ручкой. У него было их четыре. «Зачем вам столько колунов?»  поинтересовался я, примеряясь, как мне обороняться в случае удара. «А я же в армии офицером служил. А какая казарма без дров? Вот и колун один оттуда, на память»,  точно чувствуя мой испуг и хитро поблескивая глазами, отвечал он. Потом я узнал, что он действительно служил, но был комиссован по болезни.

Да изза одного колуна я бы и не испугался больного офицера медицинской службы. Но за полгода до этого здесь же, в лопухах, за автобусной остановкой, был найден бродяга, кастрированный и умерший от потери крови. У милиции в числе потенциально подозреваемых был и человек, починивший мне велосипед. Бродяга к тому же одно время квартировал у него в доме. И все же, как позднее выяснилось, напрасно я тогда испугался. Подозрения на военного отпали. Милиция установила, что кастрировала осколком бутылочного стекла того упившегося бродягу некая молодая женщина.

Николай СМИРНОВ.