Впервые за последние 5 лет День Конституции, обозначенный в наших праздничных календарях, снова стал нерабочим. Но то, что он на этот раз пришелся на субботу, вовсе не делает его вновь настоящим праздником. Про Конституцию и связанные с ней памятные даты в сегодняшней России вспоминают все реже.
Впервые за последние 5 лет День Конституции, обозначенный в наших праздничных календарях, снова стал нерабочим. Но то, что он на этот раз пришелся на субботу, вовсе не делает его вновь настоящим праздником. Про Конституцию и связанные с ней памятные даты в сегодняшней России вспоминают все реже. Особенно после того, как год назад в текст Основного закона нашей страны как-то слишком быстро и гладко, без споров, дебатов и всенародного референдума были внесены поправки, увеличивающие сроки полномочий президента и парламента.
НЕТ ничего вечного и незыблемого в этом мире, но вполне логичен вопрос: почему начинать надо было именно с этого и этим же пока ограничиться? А поскольку нам никто не дает на него ответа, невольно возникает следующий, куда более острый: а зачем вообще нужна Конституция? И в самом деле, еще каких-то сто лет назад подавляющее большинство нынешних субъектов международного права вполне обходилось без такого рода документов. Первые конституции появились на Земле не так уж давно. В Римской империи были законы, с которыми приходилось считаться даже императорам, но единой конституции, предписывающей правила поведения для всех наделенных властью и претендующих на нее, не было. Возможно, потому великая цивилизация в историческом масштабе оказалась не слишком долговечной.
Первой попыткой установления некоего подобия конституционного правления можно назвать подписание английским королем в 1218 году знаменитой Магна Карты — Великой хартии вольностей, в которой монарх сам добровольно ограничивал собственные полномочия. Правда, не в пользу народа, а в интересах сравнительно небольшой прослойки титулованных аристократов. Но это уже был огромный прогресс по сравнению с тем, что было до того.
В Венецианской республике, в средние века бывшей одним из самых влиятельных государств Европы, пошли дальше, введя не просто выборную должность главного правителя, а и поставив его в весьма жесткие условия, дабы избежать непредсказуемых действий с его стороны. Дожа в Венеции избирали пожизненно, но допускали к участию в выборах только граждан города весьма почтенного возраста, чтобы никто не засиживался во дворце слишком долго. Более того, правители выполняли в основном лишь официальные представительские функции, а за финансовые, торговые и военные дела отвечали министры, сменявшиеся в обязательном порядке каждые шесть месяцев без права возвращения в правительство когда бы то ни было в будущем. Кому-то может показаться удивительным, но эта система весьма успешно функционировала без малого тысячу лет.
Для сравнения: самая демократическая и стабильная страна Европы — Швейцарская Конфедерация — в нынешнем виде существует чуть более двух столетий. Подавляющее большинство швейцарцев не способно назвать имя собственного президента, хотя такой пост в стране существует. Срок его полномочий ограничивается одним годом, после чего политик либо покидает властные структуры, либо становится рядовым членом правительства или депутатом парламента. От того, что главу государства почти никто не знает в лицо, авторитет страны не страдает. Все серьезные, а порой и несерьезные вопросы граждане решают на референдумах.
Первые 12 лет своего существования Соединенные Штаты обходились вообще без президента. Затем, когда эта должность была введена, сложилась не прописанная в тексте конституции традиция, согласно которой никто не мог претендовать более чем на два четырехлетних срока. Она была нарушена лишь одним человеком — Франклином Делано Рузвельтом, избиравшимся четырежды: на третий срок — в 1940 году, а на четвертый — в 1944-м. Насколько форс-мажорной была в то время ситуация, напоминать не стоит. Рузвельт считается одним из самых эффективных президентов в американской истории, но законодатели посчитали созданный им прецедент неприемлемым для демократического государства, решив, что если хороший и порядочный политик может оставаться у власти неограниченное время, то что может помешать это сделать плохому и нечестному? С тех пор согласно специально принятой конституционной поправке более чем два срока в Белом доме находиться никто не имеет права. Не будь ее, возможно, Хиллари Клинтон до сих пор оставалась бы первой леди, а не моталась по свету в качестве госсекретаря…
Во Франции такого жесткого ограничения конституция «пятой республики» пока не предусматривает, но недавно продолжительность срока президентских полномочий там была сокращена с семи до пяти лет. Налицо общая тенденция в современной политике — ограничение роли конкретных личностей в руководстве государством во времени или масштабах влияния, а порой и в том и в другом. Она вполне соответствует изначальному предназначению Конституции как документа, закладывающего основы общественной стабильности — сведению к минимуму возможности лиц, находящихся у руля государственного правления, и всего государства в целом к совершению глупостей и пакостей против собственного народа. Другими словами, это законодательный механизм защиты от дураков как в единственном, так и во множественном числе.
Понятие стабильности в России всегда было до предела персонифицировано. И при царях, и при генсеках, и сейчас мы наблюдаем процесс возрождения этой несколько пошатнувшейся традиции. При мысли о том, что 2 раза по 6 лет больше, чем 2 раза по 4, у многих россиян на душе становится спокойнее.
Предсказуемость порождает уверенность в завтрашнем дне, которой нам сейчас так не хватает. Спорить с этим невозможно, только вот к настоящей стабильности это имеет весьма условное отношение.
Настоящая стабильность — это ситуация, когда благополучие конкретного человека, семьи, людей, живущих в городе, регионе, стране, зависит прежде всего от их собственных усилий, а не от того, насколько часто меняются таблички с фамилиями на дверях правительственных кабинетов. Такой стабильности в России никогда еще не было, и вряд ли она появится у нас достаточно скоро. Другой у нас менталитет. Мы больше верим реальным людям, кажущимся нам способными думать и решать за нас, а не каким-то занудным бумажкам, предписывающим для всех одинаковые мелочные и унылые правила поведения, среди которых невозможно разгуляться необъятно широкой русской душе.
Так, может, и прав был Федор Михайлович Достоевский, считавший, что нашему человеку нужна не конституция, а севрюжина с хреном? Только вот где она, эта севрюжина, в нелегкую кризисную пору? А если мы так и не создадим эффективного механизма по защите интересов простых людей от слишком навязчивой заботы об их благе со стороны все более многочисленной армии народных избранников, в один прекрасный момент у нас может не остаться даже хрена…
Николай КУДРИН.
