Мы долго ждали, когда нам откроют, понимали, что путь до двери для Клавдии Александровны нелегок: на костылях и нестарый человек идет медленно, а ей уже 85. Память отличная, речь грамотная, стройная, а вот болячек с лихвой — ноги плоховато ходят, руки болят… Сколько они вытерпели, эти женские натруженные руки! ОНА медленно са- дится, пряча их в рукава теплой куртки — в двух шерстяных кофтах и куртке ей теплее.
Мы долго ждали, когда нам откроют, понимали, что путь до двери для Клавдии Александровны нелегок: на костылях и нестарый человек идет медленно, а ей уже 85. Память отличная, речь грамотная, стройная, а вот болячек с лихвой — ноги плоховато ходят, руки болят… Сколько они вытерпели, эти женские натруженные руки!
ОНА медленно са-
дится, пряча их в
рукава теплой куртки — в двух шерстяных кофтах и куртке ей теплее. На комнатном термометре всего 14 градусов, батареи даже не как парное молоко, они просто ледяные. Рядом электрообогреватель, но, если его включить, электросчетчик крутится как бешеный, а свет нынче дорог. По 500 рублей, говорит, платит. Да и за отопление Клавдия Александровна отстегивает судя по квитанции больше 60 процентов от всей стоимости коммунальных услуг.
Всю жизнь Клавдия Александровна Кудряшова прожила в Ярославле и проработала на «Красном маяке», 52 года — все на одном месте. Трудная работа была, совсем не женская. А в войну…
— С водой работали. Цеха-то холодные были, не отапливались. Другой раз придешь в начале смены, станок-то включишь, а эмульсия не течет. Оттаяв от работы мотора, потечет холодная, как вода зимой в Волге. Вот руки-то и испортила, — говорит она, вздыхая. — Ноги обе больные. Я инвалид первой группы, чего спрашивать…
Шестнадцать лет исполнилось, когда война началась. Школу, где она училась, расформировали. Двенадцать девчонок из их класса послали на завод «Красный маяк» и после двухнедельного обучения поставили наравне со взрослыми к станкам. Понятно, взрослые рабочие мужчины ушли на фронт. До 47-го года девчонки вкалывали по 12 часов без праздников и выходных. Сначала война, потом — разруха.
— Голодные, холодные… Домой придешь, — вспоминает Клавдия Александровна, — а там ни еды, ни тепла. Отопление печное, но дров негде купить… Жди да лови, когда из деревни на Сенной рынок привезут. Жили мы на улице Терешковой, а с улицы Комсомольской, где пекарня, как начнут хлеб из печей вынимать, так им запахнет на всю округу! Ни о чем другом не думали, мечтали: только бы хлеба поесть.
А что ели? Суп из крапивы, заправленный подсолнечным маслом — три-четыре точечки, хоть пять тарелок съешь — сыт не будешь. У людей ноги пухли. От такой жизни и тяжелой работы заболела. Да так, что мастер прямо от станка отправил девчонку в медпункт. До сих пор помнит врача по фамилии Лазарев, который определил порок сердца, освободил по здоровью от работы, направил в Соловьевку. В приемном покое очередь человек тридцать, пять носилок с дистрофиками, которые даже шевелиться не могут. Врачебная комиссия, несмотря на то что люди по полгода ждали своей очереди, ее срочно направила в стационар. Целый месяц пролежала в больнице, подлечили, подкормили — и опять на работу.
В доме N 5а по Суздальскому шоссе Клавдия Александровна Кудряшова живет больше двадцати лет. И, как она рассказывает, больше двадцати лет не только в ее седьмой квартире, но и во всем доме из-за негодного отопления каждую зиму люди замерзают. Ее комната угловая, как и у соседа снизу Михаила Леонидовича Екимова, который зашел к нам на огонек с теми же жалобами про холодное житье-бытье. Михаил Леонидович возрастом моложе своей соседки, но, проработав двадцать лет в литейке на Ярославском моторном и заработав два инфаркта, «заслужил» вторую группу инвалидности — на второй этаж к Клавдии Александровне еле поднялся, с трудом справляясь с одышкой…
В морозы, когда, казалось бы, отопление должно быть интенсивнее, говорят пожилые люди, было всего 15 градусов. Ночью Клавдия Александровна, не раздеваясь, под двумя одеялами и покрывалом спала. Приходила, говорит, два дня назад комиссия, проверяли, воздух из батарей спускали, сказали, что нормально будет. А как было, так и осталось. Думала, дело в батареях. Поставила новые — толку чуть.
Комиссия пришла в пятницу, после этого в выходные дали тепло, 18 градусов в квартире было, потом опять выключили. С понедельника, по словам Клавдии Александровны, тепло включают только на ночь, а в девять утра выключают. За день квартира так выстудится, что часам к четырем вечера руки и ноги от холода сводит. А что, люди на работу уходят днем — зачем им тепло? Только пенсионеры дома остаются…
Михаил Леонидович считает, что у него преимущество — он на первом этаже, от батарей шланги выведены — можно слить холодную воду, сливает, чтобы добраться до тепла, а через двадцать минут батареи опять холодные, все трубы зашлакованы. На улице-то не май.
— Тепло-то они дают, — поясняет Екимов, — а давления нет… Во всем виноват ЯЭРЗ. Котельная, от которой запитан дом, принадлежит ему. Заводу отапливать нас невыгодно, что с нас взять — пенсионеры, хоть и платим за тепло по полной программе…
Пока мы беседовали с хозяевами холодных квартир, замерзли так, что даже горячий чай не помог. Клавдия Александровна, вспоминая холодные и голодные военные и послевоенные годы, светлела душой — как бы ни тяжело тогда было, верилось, что все нормализуется, что отплатит родное государство добром за самоотверженный труд людям, которые не бросали его в беде. Грустно, господа! Не война, не голодовка ныне, дома строим в европейском стиле, стадионы и бассейны, от иномарок на дорогах спасу нет, а старикам нашим по-прежнему и холодно, и зачастую голодно. И больно не от старости и хворей, а больше от невнимания имеющих хоть какую-то власть. Пусть даже над мелкой котельной.
И напоследок. Дома эти в самом начале Суздальского шоссе построены давно, жильцы говорят, что капитального ремонта здесь не было аж с 1954 года. Латают жители их, подмазывают внутри своих крохотных квартирок, а трещины с улицы хоть ветошью затыкай…
Алла ХАЧАТУРЯН.
