Бытует в народе такая то ли присказка, то ли шутка, претендующая на истину: «Бабье лето — это когда дети выросли, а внуки еще не родились». На первый взгляд в этом и правда что-то есть. Но только на первый, а на второй?

ЯГОДКА ОПЯТЬ

Обычно дети вырастают и начинают вставать на ноги, когда женщина подходит к своему сорокапятилетию. Это та благодатная пора жизни, когда еще есть силы и здоровье — при условии, что оно не растрачено по пустякам и не отнято самой природой, — есть обаяние наступающей зрелости, сделана карьера и среди коллег по работе уже появился определенный, вполне устойчивый статус.

Сорокапятилетняя женщина не лишена желания, освободившись сначала от ежедневных тасканий детей по садикам, а потом и от ежевечерних мучений по освоению школьной программы, более пристально посмотреть на себя в зеркало и улыбнуться себе, любимой. В кошельке появились так называемые лишние деньги,  она может позволить себе прошвырнуться по магазинам и сменить пальто, которое хоть и выглядит еще «ничего», но, как ни верти, не менялось уже лет десять. Крен в сторону молодости нашептывает желание организовать путевочку в санаторий, не столько ради лечения, сколько ради танцев, жманцев, обниманцев, целованцев до утра, о которых с таким упоением рассказывала подруга. Естественно, все пристойно, игра в любовь, не более того. Да мало ли еще что может позволить себе Она, переставшая ощущать себя наседкой с кучей цыплят, даже если цыпленок этот в единственном числе.

ПО ДРУГОМУ СЦЕНАРИЮ    

Татьяна стала «ягодкой» чуть попозже — в сорок восемь лет. Именно к этому возрасту все круто поменялось в ее спокойной, благополучной жизни. Она схоронила мужа, которого хоть и не воспринимала как каменную стену, за которой не дует, но все-таки прожила с ним двадцать семь лет, притерлась к нему, приросла, а тут что-то оторвалось, и рана долго саднила, брала за горло, изводила ночными бессонницами, грозила глубокой депрессией.

В тот первый, самый трудный год Татьяна ждала поддержки от детей, в первую очередь от старшей дочери, которая к тому времени уже окончила институт, получила хорошую работу, достаточно высокооплачиваемую, всегда была ласковым домашним детенышем, как казалось Татьяне, опорой и надеждой в старости. Поэтому для Татьяны стало настоящим шоком, когда дочка однажды неожиданно, но совершенно твердо заявила матери, что уходит жить на съемную квартиру.

— Почему? — взмолилась Татьяна. — Неужели тебе со мной тесно?

— Да с тобой тут никогда замуж не выйти, все под контролем…

Татьяна только головой покачала, но перечить не стала — выросла дочь, пора ей свое гнездо вить. Ее успокаивал тот факт, что вот-вот должен был вернуться из армии сын. Она стала мечтать о том, как он, вернувшись, женится на своей однокласснице, с которой дружил чуть не с детского сада, и она, Татьяна, будет для снохи хорошей свекровью, а потом и этой самой бабушкой, у которой сердце «из воска и меда».

Только и тут все пошло не по ее сценарию. Вернувшийся из армии сын расстался со своей девушкой, которая Татьяне очень нравилась и которую она уже видела матерью своих будущих внуков. Ему, видите ли, подсказали друзья, что невеста не очень-то верно его ждала. И то ли назло ей, то ли и в самом деле наскучался без девичьей ласки, но он, повстречавшись несколько вечеров с девицей сомнительного поведения, ушел с ней жить в бабушкину квартиру, а Татьяна в своей просторной трехкомнатной осталась одна. «Вот и ягодка, — горько улыбалась она беспощадности зеркала, — вот и не нужна никому».

Однако коллеги по работе быстро заметили ее подавленное состояние и решили отправить «подлечиться».

ТАК, ОДНО НАЗВАНИЕ

В красивый южный город Татьяна приехала в мае. Цвели магнолии и благоухали какие-то невиданные растения. В маленьких водоемчиках плескались диковинные рыбы, море еще не набрало летнего тепла, а потому купание исключалось, но в отдельные дни она все-таки брала лежак и, будто большая белобрюхая акула, глотала целительный морской воздух.

Вечерами на летней открытой веранде играл оркестр и все «сердечники» ударялись в безудержный, безумный танец. Иногда у Татьяны мелькало в голове:

— Вот бы врач сейчас посмотрел…

Постепенно наметились и симпатии. За Татьяной начал ухаживать пузатый москвич, от которого она каждый раз шарахалась в сторону, едва он к ней приближался. Ей казалось, что под рубашкой у него спрятано ведро с водой и, едва она сделает неосторожное движение, это ведро расплещется.

Но ухажер оказался настырным, и Татьяна постепенно привыкла и приняла его ухаживания. Он оказался прекрасным танцором и интересным собеседником. Правда, был у него еще один изъян, не менее существенный, чем то воображаемое ведро: кавалер ее был женат, а потому рассчитывать на продолжение отношений не приходилось.

Так все и вышло. Два года продолжался их телефонный роман, который и романом-то назвать было нельзя. Так, одно название. Поэтому, когда звонки начали редеть, а потом и совсем прекратились, Татьяна особо не расстроилась. Она мысленно попрощалась с молодостью и стала ждать внуков.

ИЗ ВОСКА И МЕДА

Она помнила с детства, что это ведь о бабушках написал кто-то мудрый: «Есть люди с сердцами из воска и меда…» Ей казалось, что это и о ней тоже. И она мысленно уже не раз представляла себе, как будет купать-пеленать своих малышей, гулять с коляской по набережной и прохожие будут недоуменно оглядываться, принимая ее за не очень молодую мамочку. Она уже представляла, как повезет своих внуков в деревню своего детства и научит их бегать босиком по холодной росе, как они будут спускаться к затянутой густым туманом речке и, еле-еле пристроив в уключины весла и выплыв на середину реки, начнут закидывать удочки. Все эти сладостные картинки не раз являлись ей во сне, а наяву… а наяву все оставалось по-прежнему. Дочка так и не вышла замуж. Потеряв первую любовь, ни на ком больше не могла остановить взгляда. Винила в этом, естественно, Татьяну, которая не позволила ей выскочить замуж на первом курсе — тогда она была еще властна над судьбой дочери и могла позволить себе не только вмешиваться в ее личную жизнь, но и принимать решения.

Сын так и не зарегистрировал брак, то расходясь, то опять сходясь со своей гражданской женой, которую Татьяна так и не приняла.

Долгими бессонными ночами она задавала всего один вопрос: «За что? Вон у брата Светка троих уже родила… А ведь росла совсем безнадзорно, как придорожная трава. Когда родителям было смотреть за ней, если работали от зари до зари…»

Татьяна вспоминала, как по осени гостила в деревне и, перекидываясь с племяшками, пошутила:

— Светка, ты нам парня роди, парня! Слышишь? Чтобы фамилию нашу Кузнецовскую дальше по жизни нес!

— Будет сделано, тетя Таня, — отшутилась веселая веснушчатая Светка. А к лету и вправду мальчонку родила. Приглашая Татьяну в крестные, смеялась в телефонную трубку: — Заказ выполнен, тетя Таня, жду дальнейших указаний!

«А мои? Сколько с мужем вложили в них: секции, бассейны, море и путешествия, сказки на ночь и опасение повысить голос, — думала Татьяна. — Что не так? Чего не хватило?» Почему ее в общем-то благополучная семейная жизнь не стала для них примером?

Да, дети выросли, а внуки еще не родились. Что-то и впрямь затянулось ее бабье лето. Уж лучше бы его совсем не было.