Зою Ивановну отправили на трудовой фронт в сентябре 1941 года. Впрочем, тогда никто не прибавлял к ее имени отчество. И мать, и все родные, и знакомые звали ее Зоюшка. Конец лета и начало осени были тревожными. Фашисты рвались к Москве. Ночами всполохи огня не давали уснуть, хотя работа была изнурительная. С заревого утра до закатного вечера жали рожь, убирали картофель, возили зерно государству, картофель на переработку.
Зою Ивановну отправили на трудовой фронт в сентябре 1941 года. Впрочем, тогда никто не прибавлял к ее имени отчество. И мать, и все родные, и знакомые звали ее Зоюшка.
Конец лета и начало осени были тревожными. Фашисты рвались к Москве. Ночами всполохи огня не давали уснуть, хотя работа была изнурительная. С заревого утра до закатного вечера жали рожь, убирали картофель, возили зерно государству, картофель на переработку. Из городов, крупных населенных пунктов забирали молодых на трудовой фронт и в конце июля, и в августе, а сельскую молодежь оставляли до конца уборки. Фронту требовался хлеб. Но, видно, совсем плохи стали дела на фронте, потому что в сентябре пришли повестки и Зое, и брату Лене на трудовой фронт.
Мать, Варвара Дмитриевна, очень переживала за детей. Особенно горевала она о младшем, шестнадцатилетнем Лене. Наказывала дочери: «Ты уж присмотри за ним, Зоюшка, надежда только на тебя». Зоя была старше брата на три года — конечно же, присматривала за ним. Считала себя сильной, здоровой. На рытье противотанковых рвов норму всегда выполняла, хотя труд это был адский. Вгрызались в мороженую землю при тридцатиградусных морозах, а когда ров «уходил» на глубину, выступала вода. Обувка становилась мокрой, натирала ноги. Высушить ее не было возможности, потому что печь была одна, а их много, да к тому же в ней надо было хоть что-то сварить.
Семья их богато никогда не жила. Рано не стало отца, в колхозе зарплату выдавали не деньгами — записывали трудодень, а на него выдавали по 200 граммов зерна. Скудные карашские земли плодородием никогда не отличались. На вершинах холмов хоть на каждом открывай карьеры — одни каменюки. Внизу застаивалась вода, и год от года зарождались болотины. Чего только не придумывали здешние хозяева для того, чтобы очистить от камней поля! В основном же собирали камни вручную, складывали на краю поля. Потом эти каменистые курганы увозили для строительства, но это было уже после войны, а тогда, в первый военный год, женщины жали серпами рожь и по пути прихватывали камушки на край. Тяжела была крестьянская работа, еще тяжелее копка противотанковых рвов, а впереди еще было одно испытание для сестры и брата.
По ранней весне отпустили из-под Углича с трудового фронта обоих. Копать стало невозможно. Снег таял стремительно, рвы то и дело заливало водой. Да к тому же и фронт откатился от Москвы на порядочное расстояние. Недолго радовалась возвращению детей Варвара Дмитриевна. Недели не побыл дома Леонид, а ему уже принесли повестку. Весной призывали в армию парней с 1924-го и с Лениного 1925 года рождения.
Леню отправили на фронт, и все ждали от него весточки, а дождались в начале апреля повестки. А тут и Зою призвали в армию. Оставалась мать с младшим сыном Сашей.
После кратковременного обучения стала Зоя Ивановна бойцом 105-го отдельного батальона.
О солдатской жизни я и попрошу потом рассказать Зою Ивановну Смирнову. На встречу с ней попала совершенно случайно. Приехала в командировку в Караш, зашла в администрацию сельского округа, а там женщины из совета ветеранов собрались. Специалист округа Анна Константиновна Гулина что-то поправляет в стихотворном поздравлении.
— И кого же мы пойдем поздравлять в этот раз?
— Зою Ивановну Смирнову. 13 марта ей исполняется 90 лет. Немного их у нас осталось участников Великой Отечественной войны.
Зоя Ивановна так рано еще не ожидала гостей. Да и праздновать юбилей собиралась в выходные. Сын Евгений работает, в субботу приедет.
Пока шли к трехэтажке, где Зоя Ивановна давно получила благоустроенную квартиру, женщины рассказали, что один сын ее умер и сноха с внуком тоже. Ничего не поделаешь: беды-то не по лесу — по людям ходят. Это женщины мне дорогой рассказали, чтобы я не расспрашивала Зою Ивановну.
А я и не расспрашивала, только слушала.
— Мы осуществляли воздушное наблюдение за самолетами. Жили в землянках, пять девчонок. Все худенькие, какое было питание тогда — сухари по выдаче да картошка. Я вот думаю, что картошка не только бойцов спасала, но и жителей оккупированных территорий и наших колхозников. Зимой — картошка, весной — лява, та же картошка, только та, что осталась в земле не убранной на зиму. Службу мы несли днем и ночью: кто у приборов, кто на вахте, кто отдыхает. Кроме этого военная подготовка.
— Тяжело было, Зоя Ивановна?
— На войне легко не бывает, — ответила и замолчала. Худощавое лицо перерезали морщинки. — Самое тяжелое было ожидание, что полетит фашист на бомбежки и не пожалеет бомбы, сбросит на нашу точку — и мы не сможем ни себя защитить, ни сообщить на следующую точку, что летит вражеский самолет. Наблюдательные пункты располагались всегда на самой высокой точке местности.
— О брате Леониде вы что-то умалчиваете, Зоя Ивановна?
— Похоронка на него пришла с опозданием, погиб он семнадцатилетним. Так что я теперь не только за себя, но и за него живу.
Демобилизовалась Зоя Ивановна в августе победного года. Долгие годы отдала труду. Живет сейчас на отдыхе, окруженная заботой соседей, жителей села. Радуется каждому дню, который ей судьба отпускает. Любимый ее месяц — апрель. В этот месяц весна уже по-настоящему крепнет. Щедрое солнце позовет Зою Ивановну на улицу: сядет она на лавочку и вспомнит тот давний апрель 1942 года, когда, закинув на плечи вещевой мешок, уходила на войну.
