История затопленного Верхневолжья – давняя боль России

курбатов 1Фаттей Яковлевич Шипунов, академик, доктор биологии, руководитель Комитета по спасению Волги  вон еще когда (с начала восьмидесятых) криком кричал о необходимости сохранения памяти о двух с половиной тысячах сел и деревень, затопленных в бассейнах Волги и Камы. Надеялся создать Общерусский комитет по духовному собиранию России, но в 1994-году был найден мертвым в своем деревенском доме в окрестностях Шамординского монастыря. Ему был 61 год.

Мне выпало горькое счастье слышать его горячее слово о воскрешении родной веры на втором Празднике письменности и культуры в Новгороде и гневную отповедь «поворотчикам северных рек» на третьем  Празднике славянской письменности и культуры в Вологде: «Соблазн велик, — говорил он тогда, — с помощью гигантской роты железных машин… переделать всё вокруг… И тогда – один шаг до главного: не признавать выше себя ничего и ни перед кем, ни за что не отвечать и быть человекобожеством… вершиной материальной эволюции».

Мы много говорили об этом с ним и Валентином Григорьевичем Распутиным, когда ездили в Оптину пустынь в 1989-м году, которая, только-только  начинала обживаться. Там как-то особенно остро виделось, что, в сущности, все вопросы сводятся к одному и главному: что предпочтет человечество на пороге нового тысячелетия – наследованную жизнь духа с её аскетической дисциплиной и неизбежным ограничением потребностей или ненасытное царство благосостояния, которое не может осуществиться на земле, потому что молох потребления неутолим.

Он еще надеялся, что человек не соблазнится стать «человекобожеством». Ему надо было быть везде, где трудно и где начинала расти новая памятливая Россия. Иногда мне кажется, что и сама его ранняя смерть  была поступком «сопротивления беспамятности».  Но мы всё бежим и бежим.

Как в невеселой песне «А кони всё скачут и скачут, а  избы горят и горят…».

Ведь вот и распутинское «Прощание с Матёрой», которое, кажется, должно было разбудить и мертвое сердце, было напечатано сорок лет назад! Сорок! А там было сказано всё. Там каждой строкой писатель напоминал нам, что мы – только звено, а не вся цепь.

И держимся мы, не теряя себя, только тем, что было позади и тем, что еще далеко впереди и еще неразличимо в очертаниях, но уже натягивает эту единую цепь, суля впереди светлую и разумную бесконечность. Казалось, после этой книги завтра должно собраться правительство и подумать о менее бесчеловечной плате за прогресс, потому что оплаченный беспамятством, он никакой не прогресс, а дорога к распаду коренной жизни.

А коренная-то жизнь не только нравственно полнокровна, но и эстетически совершенна и небесно полна. Без понимания этой красоты целостного мира, как писал русский философ Г.П.Федотов «Родина сузилась бы в государство, а общественная жизнь – в цепь юридических норм». Вот она и сузилась. И мы уже не спрашиваем себя, как спрашивали тогда Шукшин, Астафьев Белов, Абрамов:  что с нами происходит? Сдались батюшке-прогрессу. Мы вон с Валентином Григорьевичем спрашивали в Братске у директора Братской ГЭС, которая и затопила Матёру, как он-то глядит на случившееся. А он говорит: «Спокойно гляжу, потому что других источников энергии нет, а она нужна, чтобы нас не обошли». И что ему возразишь? Мы ведь не одни на земле. И коли мир решил задохнуться в потреблении, то он и нас постарается этому научить. Всё чаще вижу заголовки в газетах «Казнить нельзя помиловать», «Помнить нельзя забыть» и вариации этой же конструкции.

Она ведь значит, что мы, как и сказано было в «Матере»,  затоптали границу между добром и злом и вот и «забыть нельзя» того, что было на родной Верхневолжской, Сибирской, Алтайской земле, и «нельзя помнить», потому что память помешает строительству новых ГЭС, необходимых для «дальнейшего развития».

И художники всё дальше от этих тревожных забот и уже не пишут больных страниц своей истории. И Валентин Григорьевич, наверно, последний писал «Отечество в опасности. Когда такое случается — откладываются все дела, даже самые важные и писатель как это было в военные годы, идет на его защиту». Но пока эта книга есть, пока живое слово Фаттея Шипунова, покоя не будет и прогресс может не торопиться торжествовать. 155 тысяч  дворов (а сколько удерживающих эти дворы и эту жизнь храмов и монастырей), затопленных в районе Волги и Камы, – это ведь целый народ, обжитая, обустроенная земля, духовный код нации. А разве у нас одни Волга и Кама? А Сибирь, а Север? Поистине сдвинут с основания целый народ.

По России это уже не заживет, потому что вода смывала не одни избы, поля, леса, кладбища. Она смывала духовную силу, которой нам сейчас так остро не достаёт. За затопленной Матёрой мог прийти у Распутина только «Пожар», а  в России – перестройка. Остался человек без малой родины, жди, что останется и без большой, как себя ни заговаривай и какими благами не обольщай.

Мир торопится своей цивилизационной дорогой, отвечая на вызовы, сделанные самому себе, как постороннему, а то и как прямому врагу. Культура с её человеческой осторожностью и памятью о прошедшем мешает своей душевной мерой такому передовому делу, как прогресс.

На наших глазах закатывается огромная жизнь, прямо принятая от предков, от тех, кто освоил и населил эту землю, от тех, чьи имена разошлись по картам и историям, и тех, безымянных, простых, как сама жизнь, как почва, кто сам был землей и небом.

Мы, может быть, будем очень передовыми и хорошо продадим энергию Волги, Камы, Ангары, а там и других своих рек, раз мир уверился, что они для того и текут, чтобы давать энергию. Но мы не прибавим миру важнейшего – лица и света, которые единственно определяют отличия народов в Господнем саду культур. Не прибавим слова и песни, красоты и тайны, величия и любви.

На тетрадке дневника, который вел в нашей экспедиции по Ангаре Валентин Григорьевич Распутин, я подсмотрел уже определенное им в те дни название для своей работы – «Прощание с Россией».

Неужели?

Или все-таки мы или они?

Будем верить, что создаваемый в Угличе Музей затопленных городов, деревень и храмов Верхневолжья, его горький материал, его памятливое собрание будет хорошим уроком нашему сознанию, нашему ослабленному народному сердцу. Вслушаемся в свое минувшее в одном углу Родины, вслушаемся в другом (в Иркутске создается музей В.Г.Распутина, где часть экспозиции будет напоминать об утонувшей Сибири) и понемногу научимся глядеть в будущее своим, а не навязанным зрением. И повторим вслед за любимым Валентином Григорьевичем норвежским писателем Рольфом Эрбергом: «Всякий раз, когда мы поднимаем руку на что-нибудь в нашем мире, мы поднимаем руку на самих себя». Валентин Григорьевич часто цитировал эти слова, укрепляясь тем, что, значит, и мир глядит на себя всё с с большей ответственностью. Дай Бог! И спасибо угличским памятливым людям за их стойкость, уважение к минувшему и ясное осознание единства народного сознания, в котором минувшее есть духовное основание настоящего.

Валентин КУРБАТОВ, член Президентского совета по культуре, секретарь Союза писателей России, член жюри литературной премии «Ясная Поляна», лауреат Патриаршей литературной премии.

На снимке: Валентин Курбатов и Валентин Распутин.

 

 

ПоделитесьShare on VKShare on FacebookTweet about this on TwitterShare on Google+Email this to someonePrint this page

1 комментарий для “История затопленного Верхневолжья – давняя боль России

Комментарии закрыты.