Ежегодно по решению Рыбинского городского суда лишаются права воспитывать ребенка в среднем около сотни родителей. Не стал исключением и нынешний год. Зато стало исключением дело о лишении родительских прав Натальи Курицыной. Она утратила законное право называться матерью за день до 18-летия дочери. Но фактически девочка осталась без мамы еще тринадцать лет назад.
От папы у Нади не сохранилось даже воспоминаний — только отчество. Отец записан в свидетельстве о ее рождении со слов матери. А воспоминания о матери вызывают у дочери лишь раздражение. Мама не водила ее за ручку в детский садик, не приходила в школу на родительские собрания, не интересовалась ее учебой в училище. И вообще лишь эпизодически интересовалась ее жизнью. Случалось, они не виделись годами, хотя обе живут в Рыбинске. С пяти лет Надя воспитывалась в семье Светланы Александровны — дальней родственницы. Она оказалась там вскоре после рождения братика Ромы. Мальчик родился больным. Мама Наташа как могла заботилась о сыне-инвалиде, а пятилетняя дочь оказалась вне материнской любви. Хорошо что судьба девочки стала небезразличной Светлане Александровне. Она заботилась о Наде как о родной дочери, а с 1992 года была официально назначена ее опекуном. Еще три года после этого мама Наташа раз в месяц наведывалась к дочери. Тонюсенькая ниточка общения между матерью и дочерью оборвалась весьма банально. Наталья в очередной раз пришла проведать дочь. И как всегда, с кулечком конфет. А подросшая Надя попросила маму купить ей туфли. — Нет у меня денег на туфли. Все на Ромку трачу. Живешь у тети Светы, у нее и спрашивай, — Наталья сказала как отрезала. Надя на нее обиделась. Тогда же, в 1995 году, на заседании горсуда Наталью предупредили о возможности лишения родительских прав. Она пыталась бить на жалость судьи: мол, все силы и деньги направлены на воспитание ребенка-инвалида, да и пьющий сожитель у нее шибко строгий, но дочь она любит и отказываться от нее не хочет. Ладно, в конечном счете дело ограничилось предупреждением. Все осталось на своих местах. Детство Нади сменилось отрочеством на глазах у Светланы Александровны, а не родной мамочки. Наталья же довольствовалась весточками о житье-бытье дочери, которые приносил Надин дедушка. Этих весточек Наталье оказалось достаточно. Она перестала ходить к дочери. Дед же продолжал навещать ее. Выкраивал денежки внучке из своей пенсии, купил ей шубку и сапоги, завещал ей вклад в сберкассе. Наде исполнилось семнадцать лет. Дедушка и мама, которая последние два года вообще никак не давала о себе знать, пришли к ней на день рождения. Принесли с собой торт. Дверь им открыла Надя. В квартире слышались веселые голоса. У нее были гости. — Мы к тебе, доченька, — Наталья протянула ей торт. — Я тебе не доченька, — прокричала Надя, — уходите, я занята. Она закрыла перед ними дверь. И вновь месяцы покатились словно камни. Приближался день восемнадцатилетия Надежды. Полное ее совершеннолетие означало прекращение опекунских отношений со стороны Светланы Александровны, а значит, и выплаты ей пособия на опекаемого ребенка. Между тем Надя училась в вузе. Потеря пособия обернулась бы для нее и Светланы Александровны материальными трудностями. Девушка могла рассчитывать на получение пособия как социальная сирота. Но это возможно, если у ребенка нет родителей или они лишены родительских прав. И Светлана Александровна обратилась в департамент по делам образования и молодежи с просьбой решить вопрос о лишении Натальи родительских прав в отношении дочери. Там ее внимательно выслушали и подготовили иск в городской суд. Наталья заплакала, узнав об исковом заявлении. Она решила до конца бороться за свои материнские права. Удалось же ей семь лет назад отвести такую грозу. К тому же она не какая-то там пьянчужка. По месту жительства о ней никто худого слова не скажет. Тринадцать лет несет на своих плечах заботу о сыне-инвалиде. В общем, иск она не признала. Судья предоставила слово Наде. Наталья умоляюще смотрела на взрослую дочь. Но та, лишь бегло взглянув на нее, отчеканила: — Я не хочу ее больше видеть. Я хочу, чтобы вы ее наказали за отношение ко мне. Лишите ее родительских прав. Из здания суда они разошлись в разные стороны. Дочь ушла, ни разу не оглянувшись на смотревшую ей вслед мать. На следующий день Надя задула на торте восемнадцать свечей…
