Хороша ты, персия, я знаю…

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного», — так начинали в Иране свои речи все наши собеседники. Как, впрочем, и положено в истинно правоверной мусульманской стране. И это сразу же заставляло уважать многовековую — по мусульманскому летоисчислению сейчас идет 1383 год — традицию и другие установления, которые, кажется, не в силах изменить современная космополитическая жизнь, проникающая во все уголки Земли. Но это не совсем так, хотя Иран и считается после исламской революции 1979 года, когда был свергнут шахский режим и установилась власть мулл, духовенства, государством, закрытым для мира, с жестким правлением, основанным на религиозных традициях.

В конце сентября группа руководителей российских региональных СМИ провела неделю в Иране. В поездке участвовали главные редактора крупнейших региональных газет — из Красноярского, Краснодарского, Ставропольского краев, из Татарии, Башкирии, Удмуртии, Пермской, Новосибирской, Челябинской, Самарской, Томской областей, Санкт-Петербурга. Из Ярославля был приглашен главный редактор «Золотого кольца». В общем, впервые за последние 25 лет в Иране оказалась столь представительная журналистская делегация — думаю, не только из России, но и вообще из какой-нибудь другой страны. За 7 дней мы побывали в крупнейших и красивейших городах Ирана — Тегеране, столице страны, Исфагане и находящемся на далеком юге Ширазе. ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ БЕНЗИН И вот первые впечатления. В Иране очень дешевый бензин: 1 литр — 9 — 10 американских центов, т. е. 2,6 — 2,9 рубля. — Это какой марки? — спросил я у своего попутчика, с которым летел вместе из Москвы в Тегеран и от которого, собственно, это и услышал. — У них одна марка — очень хороший бензин, — улыбнулся моей наивности Владимир. Он знал, что говорил. Владимир уже три с половиной года работает на строительстве атомной станции в Бушире, являясь «начальником транспортного цеха» — в его ведении весь автопарк, занятый на строительстве, а также обслуживающий тамошнюю русскую колонию. Иран — одна из крупнейших нефтедобывающих стран в мире, среди тех, кто входит в ОПЕК, он занимает второе место по добыче нефти — около 220 млн. тонн в год. Особенно перспективны месторождения в Персидском заливе. Здесь иранцы поставили больше 70 нефтяных платформ. Кстати сказать, специалистами на них работают русские, особенно много представителей «Лукойла». Будучи нефтяной державой и экспортируя десятки миллионов тонн нефти по мировым ценам, на своем внутреннем рынке страна держит цены на бензин на очень низком уровне. И я подумал, почему же наше родное государство, наши власти не могут установить приемлемую цену на бензин для своих граждан. Ведь он дороже персидского в 5 — 6 раз при более низком качестве. И все эти объяснения для бедных, что у нас рынок, что везде в мире растут цены на бензин (да вот ведь не везде!) и мы к ним подтягиваемся, что нам надо вступать в ВТО, никак не могут устроить тех, чьи зарплаты ну никак не подтягиваются к мировым. Крупнейшая нефтяная держава Россия просто обирает своих сограждан. И вместо того чтобы заниматься своими любимыми играми — выбирать или назначать и смещать губернаторов, реорганизовывать министерства, пугая до икоты номенклатуру, верховная власть могла бы сыграть на нервах нефтяных монополистов и добиться приемлемых для народа цен. Видит Бог, мы бы за одно это президенту памятник при жизни поставили. БОДРЕНЬКИЕ ДРАНДУЛЕТЫ — А как здесь автомобили местные, также хорошие? — спросил я Владимира. — Да нет, плохие… впрочем, — поправляется он, — такие же плохие, как наши «Жигули» по сравнению с иномарками… Автомобили в Иране не дешевые. «Пежо-206» местного производства на внутреннем рынке стоит 10 — 11 тысяч долларов. Эти цены впрямую связаны со стоимостью бензина. Чем он дешевле, тем дороже автомобили — так во всем мире. С этим связано и то, что машины иранцы эксплуатируют десятилетиями. На дорогах немало бодреньких драндулетов, каким на свалку пора было еще при шахском режиме. Впрочем, и мы в России катаемся еще на ржавых «копейках» первых лет выпуска. Хотя, конечно, в России новеньких автомобилей побольше, особенно крупных, престижных. В Иране престижных автомобилей — джипов, «Мерседесов», БМВ, «Ауди» — мало. Это связано и с особенностями местных городов: если за городом трассы отличные, то во многих поселениях улицы очень узкие, и малолитражкам на них значительно легче. В том же Тегеране, где населения, как в Москве, около 11 миллионов, можно угодить в пробку почище московской. Как-то наш автобус до гостиницы ехал два с половиной часа, хотя обычно хватало на эту дорогу 7 — 10 минут. А что касается производства автомобилей? Всего в Иране 12 автозаводов. Мы побывали в Тегеране на головном предприятии государственной корпорации «Иран Ходро». «Ходро» производит в год 100 тысяч автомобилей. И объемы растут. Помимо собственно иранских марок здесь выпускают и популярные французские — по лицензии фирмы «Пежо-Ситроен». В отличие от многих наших заводов, где увлеклись отверточной сборкой иномарок — из частей, присылаемых из Южной Кореи, Японии, Германии, иранцы покупают лицензию, организуют и контролируют весь процесс производства. И уже не зависят от прихотей иностранного компаньона. На том же заводе «Ходро» мы увидели суперсовременное производство. Например, в огромном кузнечно-прессовом цехе, где в четыре смены занято 350 человек, роботы делают практически всю работу, не останавливаясь ни на минуту. Очень высокая степень автоматизации и производительности труда и на сборке. Просто поражают эти бескрайние конвейеры в цехах, занимающих по несколько гектаров каждый. В цехах и на территории предприятия чистота. Столовая, где питается персонал, похожа на ресторан. Да и порции соответствующие. Естественно, никаких пьяниц. Средняя зарплата здесь — 350 — 400 долларов. Это примерно в два раза выше, чем в среднем по стране. И за работу здесь держатся! ДЕРЖАТ ЖЕНЩИН И ДЕВ ПОД ЧАДРОЙ Особая статья — положение женщины. Наслышаны мы были о рабском ее статусе в мусульманских странах, и особенно в Иране. Еще Есенин в «Персидских письмах» писал: «Мы в России девушек весенних На цепи не держим, как собак, Поцелуям учимся без денег, Без кинжальных хитростей и драк» или «Мне не нравится, что персияне Держат женщин и дев под чадрой». В любую жару женщины ходят в черных одеяниях, скрывающих все тело до пят. На голове хиджаб — черный платок, прикрывающий шею, волосы, уши, словом, все, кроме глаз, лба, рта, подбородка. У каждого мужика по нескольку жен — гарем называется. Все сидят дома, ждут мужа с работы или рынка, беспрекословно все от него терпят, ублажая его и рожая ему детей. В общем, кошмар феминистки. И первые впечатления вроде бы подтверждали это. Нашим женщинам-редакторам пришлось покрыть на выходе из самолета голову платком, конечно, никаких юбок, только брюки — иначе, сказали организаторы, депортируют. В иранских аэропортах перед вылетом два входа: один для мужчин, другой — для женщин. В бассейне во дворе тегеранской гостиницы нашим женщинам, как, впрочем, и всем, купаться не разрешили, только мужики и поплескались вволю. В общественном транспорте проезд тоже раздельный: впереди в автобусе сидят мужчины, сзади — женщины. Впрочем, как говорится, у нас своя компания, у них — своя. Существуют многовековые традиции, и закрытая одежда для мусульманки — одна из них. Женщина должна скрывать себя от посторонних мужских взглядов и до брака, и после брака. Что касается двух отдельных входов в аэропорт, то если у нас на рамке металлодетектора всех проверяют и ощупывают в основном мужчины, то там женщин осматривает только слабая половина. Был у нас даже случай, изрядно посмешивший: в рядах группы была эффектная блондинка, так всех наших брюнеток пропустили при досмотре со свистом, а вот редкую для Ирана блондинку досматривали раза в три дольше. А если бы на рамке стояли тамошние мужики! Что касается бассейнов, то в хорошего уровня гостиницах они часто закрытые. И здесь, милые, купайтесь и плавайте вволю — в женскую смену. Как у нас в банях. НИКАКОГО МНОГОЖЕНСТВА Когда же начинаешь приглядываться к положению местных женщин, то поневоле задумываешься: а уж не матриархат ли там? Во-первых, никакого многоженства реально в Иране и в помине нет, хотя пророк Мухаммед и Коран разрешают иметь правоверному четыре жены. Но мало у кого хотя бы две. Дело в том, что мужчина должен содержать своих жен и детей, дать им достойные условия существования: купить каждой квартиру, покупать ежемесячно всем украшения, одежду, обувь, дать детям образование и пр. В общем, две жены даже для небедного иранца не по карману. И только мультимиллионер, наверное, может позволить себе четыре женщины. А уж если мужчина соберется разводиться, то его разденут и разуют. В одних трусах после развода останется: все достанется жене и детям. Так что разводов в Иране мало. Семьи крепкие. Оттого и детей много. К слову, и демографическая ситуация отличная: на 1000 человек в год рождается больше 31, а умирает чуть больше 6 человек. И при таком раскладе «совмест-но нажитого имущества» при разводе тамошние женщины не бегут в отличие от русских разводиться. Ибо после развода она как бы уже существо низшего сорта, уцененный товар. Единственная серьезная причина для развода со стороны женщины — если мужчина перестает содержать жену и детей. Тогда обращайся к мулле. Нет посему в Иране и такого специфически российского явления, как алиментщики. Самые злостные могут и в тюрьму попасть, а остальные худо-бедно детишкам подбрасывают. Что касается мусульманской одежды, то девочки до наступления возраста невесты могут ходить с непокрытой головой и во вполне европейской одежде. Но лишь она и окружающие почувствуют, что девушка созрела, заневестилась, то надевают хиджаб. Конечно, на юге это случается рано, лет в 9 — 10. Да и девочки не против, им лестно приобщиться к миру взрослых. МОЛОДЕЖЬ НАСТАИВАЕТ Однако в столице и крупных городах чувствуется влияние окружающего мира — телевидение, СМИ, интернет делают свое разлагающее дело. Молодежь уже не так строго следует исламским канонам. Немало на улицах молодых девушек, которые повязывают чисто символические платки: и волосы выбиваются, и шейку видно. А уж брюки и вовсе как бриджи — до середины икры ножки обнажены. Обнаженные ножки, педикюр — еще лет 10 — 15 назад в Иране это было невозможно. — Правда ли, что у вас женщине можно надеть джинсы и употреблять косметику только один раз в году — Восьмого марта? — спросил некто наивный из наших рядов. — Ха-ха-ха, — покатилась со смеху Манижа, наш гид, переводчик, ангел-хранитель, — во-первых, у нас нет праздника Восьмое марта, женский день отмечается в день рождения Фатимы, матери пророка Али (основателя шиитской ветви ислама, являющейся государственной религией Ирана — А. Н.). А во-вторых, джинсы и косметику не возбраняется использовать хоть каждый день… И действительно, очень много на улицах девушек в джинсах. А сверху черные платьица, едва достигающие бедер. Я спросил в Ширазе у одного из наших переводчиков: — Ибрагимбек, а танцы, дискотеки для молодежи у вас есть? — Такого нет. Раньше, до революции, было. В Тегеране так много развлекательных заведений работало, что его называли Парижем Азии. — А как же на свадьбах? Люди танцуют? — Там все же родственники и близкие собираются, на свадьбах танцуют. — Да, скучновато, особенно для иностранных туристов, — подумал я. Пару раз мы были в хороших национальных персидских ресторанах, слушали живую музыку, отличные мужские голоса, но удивительно, посетители вели себя на редкость сдержанно — никто не подпевал, не танцевал, только хлопали в ладоши в знак одобрения. Когда мы встретились с заместителем министра культуры и исламской ориентации (а это большое министерство, которое занимается и собственно культурой, и спортом, и СМИ, и туризмом и, надо думать, некоторые цензорские функции выполняет), то господин Санаи в ответ на мой неполиткорректный вопрос, когда же в Иране разрешат публичные танцы и дискотеки, улыбнулся и сказал на хорошем русском: — Надеюсь, скоро. Молодежь настаивает. Думаю, рано или поздно. Не только танцев, но и балета в Иране нет. Опера есть, а вот кто из европейски образованных иранцев хочет посмотреть балет, те ездят в Париж, или Лондон, или Москву. Возвращаясь к женщинам. Не такие уж они и забитые. В тегеранском аэропорту видел сцену: идут муж и жена, она, как и положено, в черных одеяниях. Он что-то бубнит, бубнит, судя по всему, ругает ее, как если бы наш мужик ругал свою бабу за лишние траты. Она молчит. Потом как обернется, как рявкнет на него. Мужик затыкается, молчит боязливо, потом опять забубнил. Она вновь как рявкнет. Такая забитая… Очень много женщин за рулем автомобилей, особенно в столице. Не меньше, чем в России, и никого это не удивляет. Среди студентов вузов 30 процентов женщин. Если в школе мальчики и девочки учатся раздельно, то в вузах уже вместе. В некоторых профессиях женщин едва ли не большинство, например, в медицине. Среди журналистов 40 процентов женщин. Когда на автозаводе мы спросили, а работают ли на сборочном конвейере женщины, нам сказали: нет, это тяжелый физический труд. Женщин много в заводоуправлении, на контроле качества, а тяжелая работа не их удел. Так и вспомнишь наших русских баб — кто асфальт кладет, кто шпалы меняет. В общем, коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. Удел наших героинь не для персиянок. РОДНЫЕ РЯЗАНСКИЕ ЛИЦА Русские в Иране тоже есть. И атомщики, и нефтяники. Есть и вышедшие замуж за иранцев наши девушки. На одну мы натолкнулись в Исфагане. На подходе к армянской церкви я увидел, как молодая женщина на витринном стекле выклеивает по-русски: «стоматологический». Это оказалась Елена, жительница украинского города Николаева, врач-терапевт по образованию, вышла замуж за перса, который, в свою очередь, окончил Одесский мединститут, стоматолог. Они хотят привлечь в ряды клиентов своего стоматологического кабинета, который помогли им приобрести свекор и свекровь, и русских. И хотя русских в Исфагане немного, но по-русски понимают и армяне, и азербайджанцы, покинувшие СССР. В общем, клиентура должна быть. Елена живет в Иране 4 года, родила ребенка. Как и все местные, в платке, но это же не хиджаб. Довольна свекром и свекровью. Кстати, они вышли на шум нашей компании и стали зазывать чаю попить. Но у нас программа… Другая русская — 23-летняя Ирина, жена нашего ширазского переводчика Ибрагимбека. Познакомились с ним в Киеве, полтора года уже здесь, ждет ребенка. Ибрагимбек окончил Киевский политех, специальность связана с электроплавкой металлов. Работает здесь на заводе, иногда его напрягают в качестве переводчика, когда в Ширазе бывают нечастые русские гости. Ирина вместе с мужем приехала провожать нас в аэропорт, привезла собственноручно испеченных сладостей нам в дорогу. Спрашиваем, хорошо ли ей здесь. — Конечно. На Украине нищета. Что бы меня там ждало? А здесь более высокий уровень жизни… Насколько гостеприимны русские, волею случая оказавшиеся в Персии, настолько негостеприимно оказалось к нам родное посольство России в Тегеране. По программе у нас уже в первый день пребывания был предусмотрен прием в посольстве. Но его перенесли на последний день. Ладно, хоть напоследок побалуем себя огненной водой, в Иране-то жесточайший сухой закон, пообщаемся с послом. Вспоминаю, какую отличную встречу устроили нам, тем же редакторам, в посольстве России в Греции. А здесь облом. Прием вовсе отменили. Говорят, что нынешний посол России в Иране ни рыба ни мясо. За 6 лет ничем себя не проявил. И его должны на днях отозвать. Поэтому ему на все, мягко говоря, наплевать, в том числе и на соотечественников-журналистов. Все же нам удалось договориться с сотрудниками посольства, и группу запустили на 15 — 20 минут на его территорию. Главным образом для посещения здания, где в ноябре-декабре 1943 года проходила знаменитая встреча глав великих держав Сталина — Черчилля — Рузвельта, положившая начало послевоенному переделу мира. Здание и шикарные залы его мы посетили. Впрочем, России еще с Грибоедова не везет с послами в Персии. Историки говорят, что не за просто так убили персы в 1829 году нашего знаменитого поэта и посла Александра Сергеевича Грибоедова. Отличался он таким заносчивым и высокомерным, несдержанным характером, что довел до белого каления обычно спокойных персов… Говорят, что и нынешние российские дипломаты не отличаются простотой. Не балуют они вниманием даже своих сограждан, вкалывающих на стройках иранского народного хозяйства. Тот же Владимир в Бушире не смог припомнить, когда же их последний раз навещали посольские. А вот батюшку Александра, настоятеля православного храма в Тегеране, помянул добрым словом: три-четыре раза в год за тысячу с лишком километров приезжает он в русскую колонию, окормляет паству — венчает, крестит, исповедует, наставляет. И всегда подарки привозит, а то и что-то вкусненькое, как, например, каспийских осетров, которых отродясь в Персидском заливе, на чьем берегу Бушир и стоит, не водилось. УГОЩАЕТ МЕНЯ КРАСНЫМ ЧАЕМ ВМЕСТО КРЕПКОЙ ВОДКИ И ВИНА В Иране стопроцентный сухой закон. Спиртного, даже пива, нет вообще. А местное безалкогольное пиво — бурда редкостная. Два раза приступал выпить и понял: это для того, чтобы отбить всякую охоту до пива и алкоголя. Привозить в Иран спиртное запрещено. Перевозить по стране нельзя. Нас строго-настрого предупредили об этом еще в Москве. Иначе тут же депортируют прямо в аэропорту. А то и что-либо похуже. Рассказывали про туркменского дипломата, в багаже которого обнаружили несколько банок пива. Пиво конфисковали, дипломата тут же отправили назад, запретив отныне въезд в страну. Духовные власти Ирана после антишахской революции решили бороться за народную нравственность и утвердить в жизни нации традиционные исламские ценности. Одна из них — запрет на употребление вина, о котором говорится в Коране. Правоверный мусульманин не должен употреблять ничего спиртного. В шахском Иране этого не придерживались, и как рассказывал один из наших переводчиков, до 79-го года он крепко пил. Потом пришлось бросить. Как говорил Владимир, мой сосед по авиаперелету Москва — Тегеран, спиртное персы и другие тамошние народы переносят плохо: выходят из себя, начинают бузить. Те же мотоциклисты, которые ездят в городах как Бог на душу положит, таких аварий наделают, будучи даже слегка выпивши. Для нас, русских, это создавало известные проблемы. Представьте изобилие еды на столах — а встречали нас хорошо — и ни грамма ничего алкогольного. Застолье превращается в скучное мероприятие: иранцы отдельно, мы, разбившись на группы, тоже отдельно, никакого общего разговора. Для нас это было непривычно. Но с суровыми традициями хозяев не поспоришь. ДУША-ТО РУССКАЯ ПРОСИТ Однако нам хотелось разузнать, можно ли в Иране все же достать алкоголь. Кому-то выпить хотелось, кого-то жгло журналистское любопытство, в ком-то сыграл дух противоречия. Выяснилось, что за 25 лет существования исламского государства прежние строгие установления размылись, расшатались и кто страстно захочет напиться, тот напьется. Правда, не на людях, а заперевшись в четырех стенах и не выходя на улицу, чтобы не оскорблять общественную нравственность. Богатые, по-европейски продвинутые иранцы имеют запасы импортных вин, коньяков, виски. И потихоньку за стенами своих особняков попивают их. Русские дипломаты тоже, как рассказывают, на просторах России — на территории посольства — гонят потихоньку финиковую, лимонную и прочую самогонку. Душа-то русская просит. В каждом городе, где мы были, спиртное можно достать. В Тегеране есть магазин, где продают чистейший медицинский спирт. Одна пол-литровая бутылка — 35000 иранских риалов (1 американский доллар — 8600 риалов), это примерно 4 доллара, или 120 рублей. Из пол-литры спирта получается 5 бутылок сорокаградусной, по 24 рубля каждая, почти что даром. Этим пользуются местные студенты, по молодости и по образованности не слишком стесненные религиозными догмами. Покупают они спирт и в тех немногих, их наперечет, аптеках, где он продается. Помню, как в Тегеране мы втроем зашли поужинать в кафе и нам принесли большие, просто неподъемные порции люля-кебаба с рисом. Мы стали объяснять официанту, как оказалось азербайджанцу из Баку, еще с остатками знания русского, что неплохо бы принести по сто грамм «водка» в чашечке из-под чая. Он мялся-мялся, поглядывал по сторонам, но так и не отважился. Зато сказал, что можно поехать в центр, что он знает, где есть спиртное, что каждую неделю из Баку на северное побережье страны приходит контрабандное судно с алкоголем. Судно не судно, но говорят, что в Иране существует завод по производству крепких спиртных напитков, все они предназначены на экспорт. Производство контролирует духовная власть, государство получает от этого большие доходы. Не видел, врать не буду, но то, что один таксист в Ширазе продал нашим из группы литровую бутылку виски за 40 долларов, явно фабричного производства, но не шотландское и не западное виски, а с черносливовым азиатским привкусом — это точно. Окончание следует.

ПоделитесьShare on VKShare on FacebookTweet about this on TwitterShare on Google+Email this to someonePrint this page