На границе Переславского района и Тверской области раскинулась заповедная болотная страна, по-другому именуемая болотная система Белая. Лет с тысячу назад было здесь огромное озеро, точнее, система озер, соединенных протоками.

Посреди озер то здесь, то там возвышались песчаные острова — дюны, поросшие вековыми соснами. На острова удалялись монахи-отшельники в поисках спасения души. В татарщину и литовщину острова давали приют крестьянкам с детишками да стариками, а в Отечественную, поговаривают, были острова опорными пунктами обороны Советского государства.

Еще в 30-е годы ХХ века жители окрестных сел держали на болотах бревенчатые настилы — гати, которые и были главными дорогами в лесном и болотном краю. Сейчас местных жителей в тех краях, как говорится, по пальцам перечесть, да и то в основном бабушки. А без местного проводника люд приезжий в леса-болота ходить опасается, и правильно делает. Зато зверье и птица разная в тишине и покое хорошо там живет. А потому не редкость на Белых болотах удивительные встречи и приключения.

По песчаной гряде среди сухого сизого мха, ягеля петляет между сосен едва заметная стежка. Посреди стежки, свернувшись спиралью, лежит темно-серая, с черной, зигзагом на спине, полоской гадюка болотная. Нежится на теплом песке, солнышка набирается. Вдруг всем телом змеиным почувствовала гадюка, как дрожит тропа от человеческих шагов. Темная человечья тень упала на змею, заслонив солнышко.

Рассерженная черная лента вскинула голову в боевой стойке, напружинила кольца туловища, зашипела. Злобно засверкали бисеринки гадючьих глаз, хищно замелькал черный раздвоенный язычок. Сейчас бросится на незваного гостя да к-а-ак тяпнет!

Замираю на месте, смотрю в злобные гадючьи глазки и медленно, спокойно шепчу: «З-змея, з-змея, слушай меня! Иду я дорогою, тебя я не трогаю. Полз-зи с-с-с дороги, меня не трогай!» Удивительно, но змея перестала шипеть, опустила голову, развернулась и стремительно — нет, не поползла — потекла, полилась в сторону болота, только спинка в ягеле замелькала. Уф!

По краю болота, на разноцветном моховом ковре в августе лежат… пирожки. Пухлые, золотистые, коричневые, ну очень аппетитные на вид. Нет, не пирожки, конечно, а грибы, которые в наших краях называют моховиками. Растут они интересно — ножка прячется во мху, а шляпка на мягкой зеленой подушке полеживает. Иду по старой просеке вдоль края болота. Дождь ночью прошел, солнышко пригревает. Жарко, как в хорошей бане-парилке. С болота багульником пахнет. Впереди по просеке лежит куча коричнево-бурых полусгнивших сучьев. Грибов вокруг нее — на полкорзинки. Шаг — гриб, шаг — другой, еще шаг — и «куча сучьев» с пронзительным визгом взвивается в воздух на пару метров и удирает вдоль просеки. Я тоже, но в противоположную сторону. Оказалась «куча сучьев» кабаном на лежке. А ветер дул с болота, от него ко мне. Долго мы потом корзинку с грибами искали!

А брусники в тот год почти не было: мелкая, сухая, с боку зеленоватая. Тронь — осыпается. Одним словом, сыпуха. Такой много не соберешь, как ни старайся. Промаявшись добрых полдня, набрав стакана по три, сели мы перекусить, достали домашние пирожки, бутерброды. А что если попробовать?

Кладу пирожок на пенек, кланяюсь лесу в пояс: «Хозяин лесной! Раздели обед со мной!»

Прислушиваюсь: шумят сосны, дышит близкое болото.

— Крру-ук! Кру-ук!

Из-за ближнего ельника на бреющем полете появляется огромный, черный в синеву лесной ворон. Приземлился на пень, прижал пирожок когтистой лапой. Склонил набок голову, глянул вопрошающе.

— Ешь, хороший мой! Ешь, дружище!

Съел ворон пирожок в три клевка. Спрыгнул с пенька. Посмотрел на нас, крукнул, в сторону прыгнул. Смотрит, словно приглашает. Мы к нему, он от нас. Мы шагами, он прыжками. За сосенку, за елочку. За можжевеловый куст. А там — поляна брусники. Да какой! Алой, сочной, в добрый орех каждая! Глянул на нас Ворон Воронович и улетел, скрылся меж соснами. А мы за 20 минут по ведру брусники набрали.

Да-а!

А клюкву на сухих кочках лучше собирать… лежа. Тем более что кочки на Белом — размером с хороший спортивный мат, упругие, теплые. Ползешь себе не торопясь, ягоду в рот, ягоду в корзинку.

Сосны вокруг болота шумят, солнышко припекает. Ни машин вокруг, ни людей. Благодать сказочная! И глаза впереди — янтарные, круглые от страха, того и гляди выскочат!

Это ж надо! Нос к носу с лисой столкнуться! Ползла себе рыжая по кочке, лакомилась спелой ягодой, а ей навстречу — ужас в очках и пятнистой кепочке! То есть я.

Не учуяла, бедняга, уткнувши нос в белый сфагнум, запах человека, не услышала. Глаза у нее близорукие, а очки ей никто не выписал: не пройти доктору Айболиту в наши болота, в Африку — оно проще будет! Долго мы с кумушкой в гляделки играли. Поуспокоилась она, снова стала ягоду есть. Нащиплет зубами полную пасть, губу сбоку поднимет — и ну листочки сплевывать.

А как рыжая ягодой увлеклась — я

ползком-ползком, от лисы подальше. Болото большое, ягоды всем хватит. А лиса и так страху натерпелась. Шутка ли, человек на ее болоте!

Вот какая она — болотная система Белая, заросшая седым ягелем, миртом, багульником и мелкой болотной сосной, окруженная таинственным русским лесом. И рябчики живут там, и куропатки, и глухари с тетерками, и лоси, и волки. Всем места хватает. Еще бы лес вокруг болот не рубить, не пугать бобров на ручьях и речушках — глядишь, и сохранилась бы чудо-страна болотная еще лет на тысячу.