Отец Иоанн, настоятель церкви Вознесения в мышкинском селе Охотине за последние годы получил известность, вышедшую далеко за пределы нашей области. Впервые с ним автор этих строк познакомился в начале девяностых, когда в здешнем храме только что восстановили богослужение. Здесь, кстати, когда-то в младенчестве окрестили меня, здесь на кладбище похоронены мои деды и прадеды. Было о чем потолковать со священником.
Отец Иоанн, настоятель церкви Вознесения в мышкинском селе Охотине за последние годы получил известность, вышедшую далеко за пределы нашей области. Впервые с ним автор этих строк познакомился в начале девяностых, когда в здешнем храме только что восстановили богослужение. Здесь, кстати, когда-то в младенчестве окрестили меня, здесь на кладбище похоронены мои деды и прадеды. Было о чем потолковать со священником. Не говоря уж о необычной судьбе отца Иоанна, в миру Святослава Святославовича Гаврилова. На столичной киностудии «Мосфильм» он почти до 30 лет проработал художником-декоратором.
НАЧАЛ с оформления «Оптимистической трагедии». После этого его имя появилось в титрах нескольких десятков фильмов. Это «Дикий мед», «У опасной черты», «Человек на своем месте». Затем декорации к фильмам Андрея Тарковского «Андрей Рублев», «Солярис», частично к «Сталкеру». Три последние картины далеко не простые, ходившие тогда в разряде полузапретных, остро обсуждавшихся интеллигенцией. Но теперь мне почему-то думается, что здесь, на берегу Волги, отца Иоанна приняла в себя жизнь более глубокая, чем та, которой он жил в Москве. В этом убеждаешься, когда он начинает рассказывать о своем служении Богу. Он — философ, говорит прямодушно, без всякой условной дипломатии, волнуясь, тут же, на ходу, додумывая сказанное. Этим сразу и привлекает к себе.
РАЗОРВАННЫЙ РУБЛЬ
Всякий храм начинается с иконостаса. Надо было его укрепить, постолярничать. Священник, как обычно, увлекся работой и не заметил, что к кладбищенской ограде подъехал автомобиль. Молодой человек подошел, спросил, можно ли осмотреть храм. Отец Иоанн почти наверняка знал, что здесь нужно этим «паломникам», ответил: «В храм надо приходить во время службы».
Приезжие, двое парней и девушка, вошли. Хотя без воли Божией не упадет ни один волос с головы, но все же он на всякий случай встал поближе к печке. Там, в заулке, были приставлены к стене ломик и лопата. Парень положил на тарелку рубль. Сомнений у отца Иоанна больше не оставалось. Приезжие высматривали наиболее ценные иконы. Когда они стали уходить, он сказал: «Ребята, вы все-таки не делайте того, что задумали». Потом он изорвал пожертвованный рубль.
Храм тогда был еще без сигнализации. Вскоре «паломники», как и предполагал священник, приехали снова. На этот раз ночью, спилили замки. Следователь Широков фиксировал следы ночной работы, а отец Иоанн зажег свечку и читал молитву. Через месяц воры были пойманы в Ярославле. Следователь удивлялся: уж очень необычно они «засыпались».
— Это потому, что я знаю молитву Иоанна-воина против церковных грабителей, — рассказывал отец Иоанн. Его ясные черные глаза улыбались. — Пять раз у меня обворовывали храм, и каждый раз иконы возвращались на место.
Я, слушая такое, только удивлялся. А однажды летом встретил отца Иоанна в Мышкине. Под мышкой у него было старинное напрестольное Евангелие в окладе: «Вот только что вернули из милиции, у вора нашли». Хотя, если вдуматься, чего же здесь удивительного? Должен же быть где-то мир гармонии и справедливости. Не его ли алчет сердце все время? Не в поисках ли этого мира и Святослав Гаврилов покинул благополучную московскую жизнь и перебрался в деревню, где жизнь в последние годы не назовешь легкой? Отец Иоанн тоже подтверждал, что удивительного во всех этих случаях мало. Удивляться надо, скорее, на зло, на упорную человеческую слепоту к добру.
ПОКАЯВШИЙСЯ ПЛОТНИК
«В первые годы службы местные механизаторы пришли с просьбой крестить их. Потом стали приезжать: «Зуб болит! Батюшка, давай лечи!» Я вылечиваю за одну секунду»… «Чем?» — опять удивлялся я. «Молитвой, — отвечал он. — Такие способности есть у каждого человека».
Храм Вознесения Христова на берегу Волги. Вокруг, как медные трубы, столетние сосны. В тридцатых годах прошлого века местным крестьянам удалось отстоять от властей церковь, но в последнее, хрущевское гонение, она была закрыта. Увезли серебро, разбросали по полу богослужебные книги, иконки и свечи. Часть этого богатства отвезли и выбросили в нарытые по берегу окопы, из больших икон наделали в доме отдыха полок. Казалось, что навсегда погасли в высоких окнах солнечные лучи, по которым под куполом, как по золотым жердочкам, перепархивали белые голуби. Храм изнутри, увиденный мной впервые после разгрома, был похож на угрюмый бетонный колодец.
И вот усилиями священника он начал преображаться. Зимой ярким костром запылала большая икона Ильи Пророка. Ее в честь придела храма написал сам отец Иоанн. Сам же сделал и расписал царские врата, поставил и крест над главным куполом. Появились его же письма иконы Богоматери, Иоанна Крестителя, Георгия Победоносца. А на выбитых варварски стенах — свежие, яркие фрески. И теперь возрождение этой старинной церкви продолжается. Так пригодилось ему ремесло художника-декоратора, которым он когда-то занимался на «Мосфильме».
Отец Иоанн показывал мне иконы с выпиленными углами: «Вот из них как раз и наделали стеллажей и столов для отдыхающих. В домино на пляже играть». И, помолчав по своему обыкновению, добавил: «И плотник, который это делал, делал, конечно, не сам, велело начальство. Ноги у него парализовало. Во всем сам признался мне на исповеди».
ИСКУССТВО И СОБЛАЗН
Не раз бывал я в гостях у отца Иоанна и матушки Елены. Зимами в этом домике было холодновато. В прихожей — осыпавшиеся старые иконы, предназначенные для реставрации. В комнате — полка с книгами, а на столике — фотографический портрет Андрея Тарковского. Иногда в подтверждение своей мысли хозяин хватал с полки толстенный, еще самиздатовским способом ксерокопированный том и приводил цитату. Несколько раз ссылался на Иоанна Златоуста, и я, не удержавшись, спросил:
— Иоанн Златоуст запрещал христианам ходить в театры, потому что там показывают блудниц. А кино, пожалуй, самый большой зрелищный соблазн нашего времени. Как вам удалось сочетать веру в Бога и служение этому искусству?
Он, опустив голову, задумался. Ответил примерно такими словами: «Если говорить о «Мосфильме», то это так. Одно дело — кино, другое, — указал он на фотографию, — сам Тарковский. С Тарковским я сделал «Солярис». Работа была очень интересная. Картина потом получила премию Ватикана. А когда он снимал полузапретного «Андрея Руб-лева», я расписывал для него копию храма».
Рассказывал он о киношном прошлом без особого подъема. Лишь когда речь заходила о Тарковском, в голосе пробивалось волнение — след общения с человеком, который, по мнению отца Иоанна, духовно превосходил многих своих современников. Они читали и обсуждали философские сочинения Платона, Владимира Соловьева, Павла Флоренского. И мне отец Иоанн после первого же с ним разговора протянул редкую, изданную «Имка-пресс» книгу. Я очень удивился его щедрости: «Сейчас пройдет ледоход, мне к вам из Мышкина будет не пробраться. Как я верну вам эту книгу?» Но он и слышать такого не захотел, замахал руками…
После окончания художественной школы в 1960 году, как раз в то время, когда громили охотинскую церковь, Гаврилов подал документы в Загорск, в семинарию. Но его вызвали в райисполком и сказали: «Работать будешь там, куда мы пошлем. Или посадим!» Тогда и направили его в художественный цех «Мосфильма» художником-постановщиком. Родители, кажется, были к вере индифферентны. А он еще школьником нашел в сарае Евангелие. Прочел и с тех пор уверовал во Христа.
Однажды в Мышкине снимали некий советско-американский фильм. Узнав об отце Иоанне, пригласили его из Охотина на консультацию. Закончилась она тем, что отец Иоанн, облачившись, прямо на берегу Волги окрестил в православие американских актеров Джейн Квигли и Эдди Альберта. Вспоминая этих людей, запечатленных на фотоснимке, отец Иоанн заметил: «Разве это не работа провидения — приплыть сюда из Америки, чтобы здесь, на Волге, креститься?»
МИРОТОЧИВЫЕ МОЩИ
В августе 1999 года, вернувшись из Италии, отец Иоанн добирался из Москвы в Охотино. На подъезде к Сергиеву Посаду бензин в баке внезапно кончился. Была глухая полночь. Как быть? Вдруг откуда ни возьмись подъехала и остановилась рядом белая «Волга». Бросились они с шофером к водителю: «Не выручишь ли бензином?» «Бери хоть целую канистру!» — ответил тот. Обрадовавшись, отец Иоанн спросил доброго человека: «А как тебя звать?» «Александром», — ответил тот. После этого отец Иоанн долго удивлялся. Ведь в автомобиле они как раз в ту ночь везли мироточивые мощи мученика Александра, римского воина, принявшего смерть 1700 лет назад.
В папке у отца Иоанна с тех пор хранится грамота, заполненная на русском и итальянском языках: «Сербская патриархия, монастырь преподобного Серафима Саровского в Сан-Феличе (Пистоя). Настоящим письмом свидетельствую и подтверждаю, что 14/27 июля 1999 года, в день празднования святого Ахилла, апостола из 70 мучеников, мною передана в дар священнику Иоанну Гаврилову для хранения в его приходе Ярославской епархии частица святых мощей славного и победоносного мученика, святого Александра Мировлита из Ченточелле, взятая из почитаемых мощей, хранящихся в нашем монастыре преподобного Серафима Саровского. Силуан, игумен монастыря преподобного Серафима».
Сотворив молитву, отец Иоанн развернул шелковый алый покровец: на нем стеклянный кубик, оправленный в золотые ребра. Сотворив крестное знамение, мы прикладываемся к ковчежцу. Отец Иоанн открывает крышку, и от частиц, что там лежат, точится сильное, приятное благоухание, наполняющее комнату.
ПРЕДСКАЗАНИЕ ТАВРИОНА
В 1984 году Гаврилов перешел из «Мосфильма» художником в издательство Московской патриархии. Рисовал заставки, оформлял духовную литературу. Разговор сразу же оживляется, лишь речь заходит о монастырях, о старцах, об умном делании и молитве. Фотографии старцев, о которых мы разговаривали, висели на стене. Один из них, архимандрит Рижской пустыни Таврион, изображен с отцом Иоанном на картине.
«Помню, что служба в пустыни была как раз на Преображение Господне, — рассказывал отец Иоанн. — Таврион оглядел храм перед проповедью и сказал: «О, как много у меня сегодня священников!» Я оглянулся: где же священники? И народа-то нет. Только стоим мы, четыре парня. Я так и не понял сначала, а впоследствии все эти четыре парня стали священниками. После этого прошло 11 лет, и я принял сан».
Вспоминал он, как в разное время ездил в Псково-Печерский монастырь, встречался там с известным старцем Ионном Крестьянкиным, с подвижником отцом Адрианом, постоянно творившим умную молитву. Занимался Адриан и «отчитыванием» детей. И бывало, ведут в храме на исповедь начальников, а они кто лает, кто мяукает…
По мнению отца Иоанна, люди уже давно бы должны духовно усовершенствоваться. Времени для этого было предостаточно: Христос прошел две тысячи лет назад. Но человечество не прислушалось к его зову. Властеначальники наши далеки от Христа. Об этом свидетельствует языческое устройство нашего общества, разные языческие символы: особые «дворцы», серпы с молотом, звезды, кумач, капище мавзолея. Рядовые люди не знают их магического значения, а в церкви это давно простейшая грамматика.
Я раз спросил отца Иоанна: а что бы он посоветовал конкретно мне в журналистской, далеко не безгрешной работе? Он, подумав, ответил кратко: «Старайся, чтобы в статьях почаще упоминалось имя Христа».
Николай СМИРНОВ, Мышкин.
