ДАЕШЬ ПЕНСИЮ! У нас во дворе все хотят скорее стать пенсионерами. Наслушались радио, насмотрелись телевизора, где каждый день с утра до вечера тарабанят про повышение пенсий — и вот, пожалуйста, результат. Федьке Потанину до пенсионного возраста еще и шапкой не докинуть, а он уже интересуется, выспрашивает у обладателей пенсионных корочек, какие у них льготы да выплаты.  — Ты бы, Федор, радовался, что молодой! — вразумляют его наши бабушки-старушки.

ДАЕШЬ ПЕНСИЮ!

У нас во дворе все хотят скорее стать пенсионерами. Наслушались радио, насмотрелись телевизора, где каждый день с утра до вечера тарабанят про повышение пенсий — и вот, пожалуйста, результат. Федьке Потанину до пенсионного возраста еще и шапкой не докинуть, а он уже интересуется, выспрашивает у обладателей пенсионных корочек, какие у них льготы да выплаты. 

— Ты бы, Федор, радовался, что молодой! — вразумляют его наши бабушки-старушки. — Старость не радость, придет — не спросит, то в одном месте кольнет, то в другом — заноет…

— У меня и так голова с утра раскалывается, — жалуется Федор. — А к вечеру ноги отказывают. На пенсию хочу!

— Пенсию заработать нужно, а ты, Федор, второй год у жены на шее сидишь.

— Я бы с радостью каким-нибудь начальником департамента или управления устроился. Сидел бы в отдельном кабинете, перебирал бумажки, писал отчеты, а мне бы платили тысяч сто семьдесят в месяц…

— Э, как махнул! Да сто семьдесят тысяч у нас, наверное, только губернатор получает…

— Могу и губернатором — не боги горшки обжигают. Так не берут! А за копейки я валтузить не собираюсь.

И Коля Мамонтов тоже не хочет за копейки ломаться:

— Пока на заводе двадцатку в месяц платили, — говорит, — можно было работать. Я двадцатку получу, Нинка — двадцатку — и жить хочется! А потом этот кризис начался. Мне четыре девятьсот на руки, получи и распишись. Нинке — четыре девятьсот, и за квартиру четыре девятьсот! Вертись как хочешь! А у пенсионеров каждый квартал прибавка, то индексация, то валоризация, то монетизация! Скорей бы на пенсию!

— А сколько тебе, Николай?

— Пятьдесят семь с половиной годков.

— Потерпи, немного осталось.

— Это как сказать. В бюджете страны на пенсионные выплаты с учетом недавних повышений уже не хватает денег. А что дальше будет? В Минфине во всю обсуждают повышение срока выхода на пенсию для мужиков с 65 лет, для женщин — с 62. А у нас мужики столько не живут — средний возраст 59 лет.

И ладно бы только Федя Потанин с Колей Мамонтовым на будущих пенсиях зациклились. Так ведь и детвора туда же. Светке Моржовой всего одиннадцать лет, в четвертом классе девчонка учится, а на днях заявляет:

— Я тоже в пенсионеры хочу!

— В пенсионеры?! Да чего там, Светочка, хорошего?

— Мне мама рассказывала, как ее в пенсионеры принимали, и она перед лицом своих товарищей торжественно клялась горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия… Мама говорила, что пенсионеры в школе занимались воспитанием себя и своих товарищей…

— Света, а ты ничего не путаешь? Может быть, мама тебе о пионерах рассказывала?

— Может быть… Главное, когда бросят клич «Пенсионер, к борьбе за дело Ком-мунистической партии будь готов!», нужно ответить: «Всегда готов!»

Сергей САЛАЗКИН.

ЗАМОРОЖЕННЫЙ ТРАНСПОРТ

Так уж географически сложилось, что отмечающий в этом году свое тысячелетие Ярославль находится ближе к северу, чем к югу. Лето у нас короткое, а зима длинная и холодная — и тут с природой никак не поспоришь. Поэтому и дома у нас строят на кирпич толще, чем на юге, и рамы в окнах двойные вставляют, а зимой все в шубах и шапках ходят. 

И только общественный транспорт у нас зимой не отапливается, словно мы живем не возле замерзшей Волги, а на берегу Нила. Не весь, конечно, бегают по Ярославлю новенькие трамваи и троллейбусы, в которых электронное табло в салоне даже температуру показывает + 18 градусов! Но в Брагино по шестому маршруту уже десятый год один и тот же разбитый трамвай ходит. В морозный день войдешь — дыхание изо рта видно! На сиденье сядешь — простатит заработаешь!

Кроме ледяных трамваев ползают по Ярославлю несколько холодных троллейбусов и автобусов, на которых зачем-то даже таблички поставили о том, что они не отапливаются! На улице минус 25 — и в салоне около этого. Ехать из Брагина до центра минут двадцать — и если пальцами рук и ног активно шевелить, то, глядишь, обойдется, ничего не отморозишь. А если в часовую пробку попадешь, то никаких гарантий от обморожения нет!

И все это в год празднования тысячелетия Ярославля! До этого, глядя на закупку новых моделей трамваев, троллейбусов и автобусов, народ надеялся, что уж в юбилейном для Ярославля году на неотапливаемом общественном транспорте будет поставлен крест. Но, как видим, ошибся! Чиновники, отвечающие за его работу, сами в «ледяных домах» на колесах не ездят. А всю заботу о пассажирском благе видят только в одном — чередующемся повышении стоимости проезда и стоимости месячных проездных билетов.

Сегодня жители Ярославля, наблюдая за тем, как из федерального бюджета под тысячелетие города текут миллиардные реки, никак не могут понять, до каких же пор им еще рисковать своим здоровьем по дороге на работу и учебу. До весны — это точно!

Олег ГОНОЗОВ.

СЛУЧАЙ В ПИВБАРЕ

Сидят три мужика в баре, пиво пьют. Один говорит:

— Эх, ребята! Я вчера в метро ехал, а напротив дама с такими обалденными коленками! Я на улицу как ошпаренный выскочил и на лавочке курил, курил, курил — аж позеленел весь, пока успокоился.

— Это что, — говорит другой. — Меня сегодня утром в банковский офис заслали, пиццу отвезти. Так там одни молодые, я бы сказал, менеджерки, а юбки у них только чуть ниже пупка. Я на воздух поскорее выполз и курил, курил, курил, курил, еле очухался и вообще чуть не помер!

Третий мужик допивает пиво, встает, чувственно пожимает руки двум другим:

— Ну, тогда я с вами прощаюсь. Навсегда. Отправляясь в свой последний путь. У меня сейчас наряд на проверку системы отопления. В модельном агентстве.

Евгений ОБУХОВ.