По последним данным, каждый шестидесятый житель нашей области страдает тем или иным онкологическим заболеванием, что превышает среднероссийский показатель на 18 процентов. В глубинке беда эта коварнее, потому что в отличие от большого города там нет врачей-специалистов, труднее попасть на обследование в больницу и болезнь часто выявляют уже слишком поздно. Так случилось и с моей знакомой Екатериной Николаевной.
Припоминается наша последняя встреча.
По последним данным, каждый шестидесятый житель нашей области страдает тем или иным онкологическим заболеванием, что превышает среднероссийский показатель на 18 процентов. В глубинке беда эта коварнее, потому что в отличие от большого города там нет врачей-специалистов, труднее попасть на обследование в больницу и болезнь часто выявляют уже слишком поздно. Так случилось и с моей знакомой Екатериной Николаевной.
Припоминается наша последняя встреча. Ранним августовским утром копаю картошку в огороде. Солнце неяркое, в белесой пелене, слегка пригревает открытые плечи и руки, словно ласково гладит прощальным теплом. Полоса сухая, без труда выворачиваю лопатой крупные и ровные желтоватые клубни с блестящей кожурой. Пахнет картофельной ботвой, землей. И как всегда бывает, от простой крестьянской работы становится на душе легко и спокойно. Мимо по дороге быстро идет Екатерина Николаевна. Раньше любовалась ее походкой — будто ласточка легко над землей летит. В последнее время ей нелегко оставаться стремительной и легкой. Словно что-то гнетет ее к земле. Она невысокая, из тех, кого называют крепенькими. Спрашивает меня о здоровье, улыбается, а большие немигающие глаза смотрят вопросительно и немного испуганно.
Екатерина Николаевна два года назад перенесла тяжелую операцию. Выдержала четыре курса химиотерапии. Все обошлось для нее благополучно. Правда, пришлось уйти с работы, теперь занимается домом, огородом. Он у нее в образцовом состоянии. Изгородь высокая, из сетки-рабицы. Каждый прохожий видит — Екатерина Николаевна хорошая хозяйка.
У меня забор из жердей, да и то старых. Они потемнели и даже серебрятся от времени. Вот и посадила я несколько лет назад дикий виноград, чтобы живописно оплетал неказистую изгородь. Виноград разросся, сейчас, в августе, его узорчатые листья из темно-зеленых стали вишневыми. Екатерина Николаевна будничным тоном замечает:
— Люблю дикий виноград. Беседку бы им оплести. Давали мне несколько раз знакомые отводки, сажала — не приживается, — и, помолчав, добавляет: — Наверное, пожалели.
Она извинительно улыбается, показывая ровный ряд белых зубов. Глаза тревожатся еще больше. Екатерина Николаевна уверена, что без видимой причины деревья в саду не гибнут, а только перед смертью хозяина. Есть такое суеверие. Или у больных людей плохо приживаются пересаженные с одного места на другое растения. Она твердо знает: бывают события, подсказывающие грядущие несчастья. Убедилась в этом в ранней молодости, учась в институте. На втором курсе летом у студентов-географов была полевая практика, а ровно через месяц в больнице умерла подруга Вика. Ее в лесу укусил энцефалитный клещ. Екатерина Николаевна помнит, как мать не отпускала Вику из дома: накануне ей приснился плохой сон про дочь. Он оказался провидческим.
Сама Екатерина Николаевна после этого без большой да и малой надобности в лес не ходит. Умом-то она, конечно, понимает, что опасность заболеть смертельной болезнью не так велика. Есть люди, которые все лето и осень из леса не вылезают, собирают грибы да ягоды, а их даже простой клещ не укусит, не то что зараженный. Да не тянет ее в лес! Никуда ее из дома не тянет. Хватит, напутешествовалась на уроках по дальним странам вместе с учениками, преподавая географию. Мужа с сыном тоже от походов и поездок как могла отговаривала. Душа не на месте, когда кто-то из домашних в дорогу отправляется.
Муж несколько лет назад погиб в автомобильной аварии. Все в машине остались живы, а он ударился виском о ручку дверцы. На похоронах Екатерина Николаевна держалась мужественно, почти не плакала, но с тех пор глаза ее стали смотреть тревожней. Вот и сейчас говорит мне о самом обычном, а глаза будто жалуются, будто спрашивают о чем-то. Я обещаю ей откопать отростки винограда.
— Посадим под дождик, — бодро говорю я. — Они непременно приживутся.
На том и расстаемся. Она уходит по полевой дороге, невысокая, энергичная, и небольшое облачко пыли поднимается от каждого ее шага. Я смотрю ей вслед. Думаю о том, что мы мало жалеем друг друга в обыденной жизни, а ведь все — сироты на этой земле, до поры до времени не чувствуем этого. Вот и она долго отмахивалась от симптомов наступающей болезни: в областной центр ехать — упаси Боже, далеко, такая трата времени. Потом по какой-то программе аппарат вместе со специалистами прислали в Мышкин, попасть на осмотр могли далеко не все желающие, но Екатерина Николаевна попала. Болезнь ее оказалась очень запущенной.
Почему-то мне кажется, что в юности ей прочили светлое будущее. Такая она и сейчас — подобранная, ловкая, целеустремленная. Но жизнь задалась не лучше, чем у всех. Работа, огород, ремонт квартиры, теперь вот еще болезнь привязалась. Много красоты у нее унесла. После химиотерапии кожа на лице высохла, сморщилась. Потом разгладилась, но уже не та. У губ от горечи жизни залегли глубокие складки. Они придают лицу унылое выражение. И уже никто не говорит ей при встречах: «Как вы прекрасно выглядите! Совсем не стареете!» Так, энергичной, говорили ей многие годы. Язык не поворачивается, глядя на ее увядшее лицо.
А потом пропала Екатерина Николаевна. Нет ее на участке и на улице не встречается. Через месяц я узнала, что она умерла. Старая болезнь проявилась в другом месте, а лечить ее было уже поздно…
